Не было времени перекреститься - я просто вслух подумал про себя:
"Господи, помилуй грешного раба Твоего!" Просто открыл глаза и всерьез
захотел увидеть, как свистящая железная тарелка разорвется в воздухе пыльной
вонючей гнилью и болезненно рухнет в траву, ломая свои остро заточенные
крылья...
И я не удивился, когда все получилось именно так. Даже показалось,
будто я сам нарисовал в воздухе красочный, изящный эскиз грядущего мгновения
- того самого мгновения, когда стальная птица, дернувшись вбок и вниз,
глухо содрогнулась и - вяло, уже на излете, ударила мне в грудь слабым
бесформенным комком ржавой жести... Медленно оползла, царапая колени
переломанными перьями, в затихшую росистую траву под забором. Отвратительная
тварь... железный ворон.
Вот тут-то я по-настоящему перекрестился - вдумчиво и благодарно. И
почувствовал, что стало теплее и чище вокруг - может быть, потому, что
рассеялся дым...
- Вперед, ребята, - на приступ! - устало прокричал я дружинникам,
попрятавшимся в траве. Теперь бояться нечего: магии больше не будет.
Отбросив ногою железного ворона - прочь! - я не спеша пошел к терему,
вытягивая меч из ножен.
Меня обогнал кто-то из "боевых жаб" - эти головорезы не забыли об
обещанной гривне. Перепрыгивая через поверженные деревья, Славкин боевик
проворно добежал до терема, тяжело и шумно перекатился под самое крыльцо,
замер на миг... Покосился на меня, облизал зачем-то губы - и, перебросив в
правую руку топор, прыгнул вверх, через ступени, в темный провал двери. В
тот же миг послышался короткий вскрик, хруст стали, пропарывающей
кольчугу... В дверном проеме мелькнула узкая тень отлетевшего в сторону
топора, и - "жаб" спиной вперед вылетел из терема: кубарем прогрохотал по
ступеням и, сдержанно подвывая, пополз в сторону, оставляя в пыли темный
дымящийся след. Судя по всему, колдун оказался неплохим воином - теперь он
встретил противника не волхвованием, а хорошим ударом меча.
Что ж, настала моя очередь: я вплотную приблизился к крыльцу... После
железного ворона уже ничего не страшно. Стиснув рукоять и выставив вперед
узкий клинок, шагнул вперед - и увидел колдуна. Он появился на пороге:
что-то крупное и рукастое, в клочьях ржавой кольчуги. В цепких лапах -
огромный двуручный меч, уже направленный мне в грудь закругленным тяжелым
концом. Я поначалу не узнал его из-за кольчужного капюшона, наброшенного на
голову и скрывавшего верхнюю часть лица. Только ясные глаза светятся сквозь
переплетение крупных железных колец.
"Колдун" остановился в дверях - и осторожно опустил долу свой меч.
Устало прислонился к дверному косяку и левой рукой стащил с головы
кольчужный капюшон... спутанные железно-желтые волосы смешно растрепались на
ветру.
- Ты уж извини меня, Алеша... - В голосе Данилы Каширина блеснула
ирония. - Кажется, я поранил кого-то из твоих друзей?..
ДНЕВНИК ДАНИЛЫ,
богатыря Казарина, избранного из воинов,
и повелителя железного врана
(продолжение)
IX
Как из того ли города Мурава
Не ясен сокол вылетывал.
Не белый кречет выпархивал.
Выезжал удача добрый молодец.
Богатырь Данило Казарин сын Денисьевич.
"Сказание о богатыре Даниле Казарине"
Колокольчик в твоих волосах
Звучит соль-диезом.
"Чиж & СВЗ"
16 июня, ок. 23:00
Вот уже несколько часов Данила ехал верхом. Темная кобыла убитого
Данэила шла ленивым шагом, осторожно обходя деревья на редколесье - сзади
плелся освобожденный от поклажи Волчик. Спать Даниле не хотелось вовсе, и он
не удивлялся этому: разве во сне может клонить ко сну? Он просто расслабился
в седле, перестал напряженно вертеть мордой по сторонам и вздрагивать от
каждого лесного шороха. Он думал о том, что к утру, скорее всего, доберется
до Малкова Починка - и встретится еще с пятерыми воинами коганого подполья.
Даниилу надлежало явиться в Починок не позднее полудня завтрашнего дня и
спросить некоего Свища. Этот Свищ, по словам пьяного Жереха, был
руководителем операции по обезвреживанию Колокира и перехвату императорских
статей, перевозимых царьградскими беглецами на Русь...
Когда лошадь вдруг задергалась и захрипела, приседая на задние ноги и
бешено выгибая шею, Данила поначалу подумал, что впереди разбойничья засада
- быстро выпутал ноги из стремян, ожидая, что кобыла вот-вот завалится на
бок, раненая воровской стрелой. Однако густой кустарник не шелохнулся: никто
не спешил выбегать на лесную тропу навстречу жестокому навороту Данькиного
цепа. Что-то странное творилось с лошадьми: кобыла наотрез отказывалась идти
вперед - да и вмиг проснувшийся Волчик начал вдруг похрапывать и бешено
косить глазом, словно почуяв притаившегося в кустах волка. Сквозь узкие
прорези в чужой маске Данила быстро огляделся: вот здесь, в буреломе, легко
можно укрыть троих лучников, а в густой кроне ближайшего дерева без труда
могли спрятаться еще двое.
Он поднял глаза чуть выше - и оторопел: сверху, из черно-зеленого
облака веток над головой свешивалась вниз длинная и тонкая... человеческая
нога. С нежной поцарапанной коленкой и маленькой гладкой ступней. Тут же в
листве что-то тихо пошевелилось, и Данила увидел ребенка, растянувшегося
животом вдоль по толстой липовой ветке. Две босые ножки свешивались по обе
стороны ветки - детеныш безмолвно и внимательно глядел на Данилу сквозь
короткие перепутанные волосы, золотистой паутиной искрившиеся в лунном свете
и почти закрывавшие бледную носатую мордочку. При этом ребенок подпирал
голову руками и даже - Даниле показалось - как-то грустно ему подмигивал.
Нет, Данила не стал выпускать из ладони толстой шероховатой рукояти
цепа. По-прежнему удерживая в поле бокового зрения подозрительно неподвижные
кусты у дороги, он осторожно покосился на детеныша:
- Привет, пацан... Ты чей будешь?
Ребенок не ответил - только нога перестала медленно раскачиваться в
воздухе над Данькиной головой. Все еще не в силах совладать с перепуганной
кобылой, Данила выругался про себя, крепче натянул поводья и переспросил
громче:
- Ты разговаривать умеешь? Отвечай, когда спрашивают, а то уши надеру!
- Громко не ори, - сказал ребенок, не шелохнувшись и не меняя
выражения лица.
- Что ты сказал?! - Данила чуть на свалился с лошади. Опомнившись, с
перепугу что есть сил вцепился в узду обеими руками и усмирил наконец нервно
танцевавшую кобылу.
- Я говорю: не ори, - внятно повторило существо на ветке. - А то
сейчас волки набегут. Ты-то весь в металле, а меня сожрут заживо.
Данила широко ухмыльнулся под железной маской: пацан ему нравился.
Бойцовый у ребенка характер: наверное, отбился от мамки в лесу и теперь
пытается выжить. Засел себе по-партизански на дереве и ночует... Однако
кое-что в мальчишке не совсем понравилось Даниле. Да, этот странный голос...
У ребенка как будто не было собственного голоса: Данька очень отчетливо
слышал слова, но не мог припомнить, как они прозвучали. Каширин любил
разгадывать людей по голосу - и теперь почувствовал себя неуверенно.
- Давно тут висишь? - спросил он только для того, чтобы внимательней
прислушаться к ответу.
- Не знаю... часа два, - снова неуловимо и бесплотно прозвенело в
воздухе, словно голос высокой травы. Ребенок кратко вздохнул: - Меня сестры
избили и прогнали, они теперь меня насмерть заклюют. Вот я и прячусь.
Существо еще раз вздохнуло, лениво завозилось на своей ветке - и
ухмылка вдруг медленно сползла с Данькиного лица. Детеныш начал
приподниматься на локтях... по-кошачьи мягко изогнулась узенькая спина,
легкие ножки подтянулись к ветке, аккуратно сложились в коленях... Сонно
колыхнулись светлые волосы, расправились тонкие плечи - и... остренькие
груди попарно вздрогнули, веско колыхнулись под темной тканью платьица.
"Девчонка", - вздрогнул и ужаснулся Данила. "Приманка!" - взвизгнуло в
голове, и сам собой вылетел сзади из-за седла круглый щит, тревожно
колыхнулся шипастый шар на цепи: "Ловушка... сейчас набросятся!"
- Я очень страшная, да? - тихо спросила девчонка, когда кромешный рев
крови в Данилином мозгу немного стих и стало ясно, что злодеи если и
набросятся, то не сразу. - Бедненький, так перепугался... Я на самом деле
гораздо симпатичнее - это просто кровь носом шла, потому что сестры на меня
разозлились. И еще у меня косу отрубили. А потом... с вечера во рту медовой
росинки не было.
Данила вдруг вспомнил о недоеденной хлебной лепешке с медовым нутром.
- Нет, нет - только без хлеба. Если можно, я лучше слижу весь мед, а
хлеб тебе оставлю, - быстро сказала девчонка и заерзала на своей ветке. -
Мне обязательно нужно хоть каплю меда, иначе я к утру состарюсь и растаю.
Хотя бы грамм сто...
"Мысли читает... - с тоской подумал Данила. - Ведьма. Надо
уходить..."
- Нет-нет, уходить не надо! - взвизгнула девчонка, всплеснув руками
- тоненькое тело, потеряв равновесие, скользнуло вбок... Данила не стал
смотреть, как ведьма падает с дерева прямо ему на голову: непослушная кобыла
получила небывалый по силе удар пятками в пах и, ослепнув от боли, прыгнула
вперед... Уже за спиной Данилы что-то негромко стукнуло оземь; пригнувшись и
приподняв на руке щит, не оглядываясь и стараясь не думать вслух, он
проскакал без остановки с триста шагов и опустил наконец поводья. Страшный
игольчатый шар устало опустился в траву. "Ужас какой, - подумал Данька. -
В этом лесу полно нечисти".
- Сам ты нечисть, - обиженно хмыкнул травяной голос за спиной, всего
в нескольких шагах! Данька рывком обернулся, занося для удара руку с цепом
- и едва не задел девчонку по носу концом дубины: она сидела совсем рядом
верхом на бесчувственном от ужаса Волчике и сосредоточенно грызла ноготь на
мизинце. - От нас, полудениц, еще никто не умирал. А я теперь и вовсе
безобидная, потому как прогнали меня из тусовки. Поясок украли, и все мое
волшебство на этом закончилось... Дай меду, а?
На миг Данила всерьез задумался, не лучше ли сразу с размаху опустить
железный шар на эту поникшую белокурую головку - без лишних слов, от греха
подальше. Всего мгновение он промедлил, осознавая, каким образом девчонка
очутилась в седле: когда Данила сорвал в галоп свою лошадь, она упала как
раз на Волчика, привязанного к кобыле сзади и невольно подставившего ведьме
свою широкую спину... Только на миг Данька задержал в воздухе десницу - и
тут ведьмочка вдруг подняла лицо и нашла его взгляд в тесных прорезях
личины. Прозрачно улыбнулась и робко помахала ладошкой незнакомому мужику в
панцире и тупой железной маске. На узком запястье мягко звякнули какие-то
цепочки и сети, паутинковые нити браслетов - странный ветер, невесть откуда
поднявшийся в ночном лесу, отвел от ее лица золотистые кудряшки, и Данила
замер.
Он понял, что может влюбиться.
И вздрогнул: что-то горячее тотчас мелькнуло в воздухе, резануло в
глаза - и, беспомощно брякнув, отскочила от его шлема бронзовая личина,
будто сорванная хлестким ударом когтистой лапы. Скользнула по складкам плаща
вниз, в траву...
Левой рукой выхватить меч и разрубить веревку, связывающую двух
лошадей... Это последнее, что он успел подумать. Снова прозвенели браслеты
на кукольном запястье - стеклянным переливчатым голосом. Странный
земляничный ветер выскользнул из теплой травы, подбрасывая в воздух мелко
закрученные пшеничные локоны и сумасшедший подол темного платья, горячим
крылом задел Данилу и плеснул в лицо девочки; Даниле показалось: сразу ярче
расцвели губы и медленно розовеют ее щеки, аккуратные ушки под перепутанными
волосами... Этот взгляд восхитительно темнеет и обостряется, она почти
невольно протягивает тонкую руку - на запястьях дрожат узкие ленточки
лучистых браслетов, и разноголосый шорох золота сливается в голове Данилы в
глубокий и сонный августовский звон. Девочка внезапно оказывается совсем
вблизи, она свивается из седла прямо в руки... эмалевый ротик в крупинках
сахарного пота раскрывается тесным жаждущим кольцом - Данила со сладким
ужасом осознал, что сейчас поймает губами горячую и темную щель ее рта -
быстрый лепесток чужого языка отозвался пронзительно-солоноватым вкусом
живых улиток, и тут же жгучие струйки женской слюны проникают в кровь, как
пчелиный сок неизвестного растения. Нежной золотистой змеей она свешивается
ниже, оплетая шею влюбленными руками и обволакивая своим запахом,
сладко-лимонным туманом, который застывает на коже, на ресницах легкими
каплями карамельного воска. Данила почти закрывает глаза. Чувствует, как
дрожит эта тонкая кремовая кожа под ключицей, как по-птичьи жарко колотится
ее сердце...
Последнее, что он видит сквозь ласковую темень в глазах, врезается в
угасающую память как взрыв фотовспышки: полный упругой телесной мякоти,
медлительно раздвинут ворот платьица. Стонет в пальцах крутая шнуровка, и
беленькие, свежие грудки вдруг разом выпирают наружу, мгновенно наливаясь
сливочной прелестью, молодым лунным молоком. Обжигая пальцы. Поражая
сознание жестким излучением обнаженной девственности и вместе с тем жадного,
подвижного женского бесстыдства.
Х
Автостопом в небеса...
Земляника в волосах.
Море солнца и цветов
И несказанных слов
О том, что любишь
Доброе утро всем. Доброе утро.
"Чиж & СВЗ"
Содрогнувшись от промозглой утренней свежести,
Данила открыл глаза и увидел прямо перед собой крупную пушистую пчелу. Пчела
была очень похожа на ленивую и сосредоточенную на собственных мыслях каплю
солнечного меда - не обращая на Данилу внимания, она потопталась немного на
месте и вновь поволоклась, перебирая натруженными мохнатыми ножками по
розовой, слегка облупившейся от загара коже, с самого кончика веснушчатого
носа вниз по чуть более красноватому тонкому ободу ноздри - прямо на
верхнюю губу девочки. Лицо спящей девочки - бледный размытый профиль в
золотистом ореоле прически и с черным росчерком сомкнутых ресниц посередине
- было настолько близко, что Данила не мог четко разглядеть его обоими
глазами сразу. Пришлось зажмурить правый глаз, в который и так норовили
уколоть прохладные травяные острия. Боясь растерять остатки тепла там, где в
смятой муравистой зелени соприкасались их тела, он осторожно потянулся. И,
помедлив немного, высунул кончик языка, чтобы коснуться легкой светлой
пряди, прильнувшей к его щеке. Девочкины волосы были теплые и живые, но
совершенно лишены какого-либо вкуса - словно это были тончайшие нити
червонного золота.
Звеня от внутреннего жара и оставляя по девичьей коже легкий след
пыльцы, пчела поползла по мягкой верхней губе, то и дело приникая своим
нежным хоботком и все чаще оскальзываясь неловкими задними ногами на
холодные ровные зубки (девочка спала чуть приоткрыв рот, подложив под голову
хрупкое запястье в тихой заверти множества тонких браслетов). Данила
испугался и, махнув рукой, прогнал пчелу - та добродушно загудела, с трудом
оторвала брюхо и на слюдяных крыльях потащила вверх теплое тельце с тяжело
обвисшими задними лапами. Данила не захотел провожать ее взглядом;
приподнявшись на локте, стал осторожно разглядывать это странное маленькое
существо, свернувшееся калачиком у него под боком - среди россыпи мелких
белых цветов в траве... Так вот почему так пахнет земляникой!
- Бежображие! Вшю ягоду мне помяли-подавили, негодники! - послышалось
за спиной негромкое ворчание, и Данька мгновенно обернул морду на шорох
травы под ногами маленького мохового старичка, выросшего из светлой
березовой тени. - Где ж такое видано, шобы прямо на ягоднике
шпать-почивать?
Дед был похож на старый, но еще крепкий подберезовик - и вылез так же
внезапно, будто из-под земли. Данька поспешно оглянулся на спящую девочку,
свободной рукой дернул вниз узкий подол ее платья, прикрывая обнажившийся
молочно-белый задик с розовым рисунком от вдавившейся за ночь травы. Когда
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг