- И ты! - это Амалии. - А ты выйди из машины! - это Рону.
- Успокойся, - сказал ему Берт. - Стрелять-то тебе запрещено, а?
Положение складывалось нелепое. Броде бы не следовало тыкать пальцем
в дверь и призывать: кончайте играть в прятки, господин хороший, выходите,
- это был бы сильный удар по его самолюбию .. "Ну так что? - внезапно
сообразила Амалия. - Ведь нам же это и надо - влепить по его вонючему
самолюбию..."
- Руки за голову!! - крикнули от крыльца. - По счету "три" стреляем!!
- А заебись ты, идиот... - миролюбиво пророкотал Умник.
И сейчас же Амалия крикнула:
- Господин Лентини! Перестаньте прятаться, не мальчишка!
Наконец-то гориллы пришли в ярость. Один из приехавших на "фиате"
мгновенно очутился рядом с ней, ткнул в живот пистолетом. Она улыбнулась
во весь рот - хорошо воспитанные американки делают это мастерски, -
сказала: "Отдай", - и схватила пистолет за ствол. В эту самую секунду
послышался дробный перестук собачьих лап, на крыльцо выбежали две большие
черные собаки, а за ними
Неспешно вышел господин в синем глянцевитом костюме. И приказал:
- Не стрелять!
"Лентини", - поняла Амалия. Он был черноволосый, усатый, совсем
спокойный на вид. Собаки встали рядом с ним - одна справа, другая слева, -
уставились на Берта, который был ближе всех к хозяину. Амалия, не отводя
глаз от Лентини, рывком, с поворотом отобрала у своего противника
пистолет. Кажется, этого не заметил никто, кроме владельца, - все тоже
смотрели на хозяина.
- Я Лентини, - сказал он. - Что вам угодно? - Он говорил с некоторой
даже галантностью, как гостеприимный человек.
"Неужто они знают, что в нас нельзя стрелять? - думала Амалия. -
Тогда плохи наши дела... ну, посмотрим. А старик-то - кремень..."
- Мне угодно, чтобы вы перестали меня преследовать, господин Лентини,
- в тон ему произнес Берт. - И поклялись в том на Библии.
Пауза. Лентини с интересом, живыми глазами смотрел на бандита,
пытающегося отобрать у Амалии свою пушку, здоровенный "магнум". Через
секунду уже все стали следить за этим спектаклем: шестифутовый громила
возвышался над худенькой девушкой, как башня, и дергал за рукоятку
никелированного пистолета, но рывков этих как будто даже и не было: рука с
пистолетом и все хрупкое тельце оставались неподвижны - Амалии самой было
странно это видеть и ощущать. Толстяк, глядя на них остановившимся взором,
шагнул вперед. Другой - кудрявый красавец - быстро, словно воровато,
перекрестился. Дернув десяток раз, бандит замер с отвисшей челюстью.
Амалия неожиданно для себя сказала:
- Смотри не нажми на спуск. А он вдруг выпалил:
- На предохранителе... - Дернул еще и заорал:
- Отдавай, стерва!
Тогда стряхнул с себя наваждение и сам Лентини. Он приказал:
- Отойди от нее! - Ступил вперед и сказал Эйвону:
- Не угодно ли пройти в дом, сэр?
Амалия перехватила "магнум" за рукоятку и осторожно, чтобы не нажать
на спусковой крючок, просунула палец в скобу; так же осторожно сняла пушку
с предохранителя. Делать это одетой в поле, то есть без осязания, было
очень неудобно. Тем временем Берт отвечал Лентини:
- Извините, сэр. Будем говорить здесь.
- О том, чтобы я перестал вас преследовать...
- Да.
- Мы можем обсудить другой вариант, сэр, - сказал Лентини. -
Сотрудничество.
- Со-отрудничество? - пропел Умник басом, как оперный Мефистофель. За
разговором он подошел к нижней ступеньке и поставил на нее ногу.
Собаки, напружив шеи, опустив массивные головы, подались вперед;
правая чуть присела на задние лапы. Бандиты словно очнулись, и теперь на
Умника и Амалию смотрели пять стволов - два с крыльца и три со двора.
- Хозяин! - крикнул ограбленный бандит. - Пусть она отдаст мою пушку!
- Да, сотрудничество, - не обращая на него внимания, сказал Лентини.
- Боюсь, ничего другого нам с вами не придумать, сэр. Да, сейчас я
убедился в этом уже совершенно... Боюсь, вам придется остаться со мной и...
- Стать вашим пленником, а?
- Да, мне стоит...
Он не договорил, потому что Берт пошел вверх по ступенькам, и собаки,
одинаково сверкнув желтыми животами, прыгнули на него. Прыгнули на руки,
правая ухватилась клыками за кисть и повисла на ней, а левая не
удержалась, упала, прыгнула еще раз - на горло - и снова упала, и снова
прыгнула. На этот раз рухнула спиной на ступеньки, взвизгнула тоненько,
по-щенячьи, и в три прыжка исчезла за домом.
Вторая все еще висела на левой руке Берта, и старый гангстер, чуть
наклонившись вперед, смотрел, как человек, за которым он охотился,
поднимает руку вместе с псом, как задние лапы могучего ротвейлера
отрываются от опоры и пес отчаянно пытается упереться ими в ногу
противника, скребет когтями по невидимой броне, потом падает и ползет в
сторону.
Амалия видела только спину Берта, видела, как он грузно шагнул
вперед, подступив к Лентини вплотную. Тогда кто-то сзади вскрикнул, и
тихо, как ломающиеся сухие сучья, затрещали выстрелы.
Это было ужасно: люди вскидывали руки от удара пуль и падали - кто на
бок, кто навзничь. Прошло полсекунды, не более, и из шести горилл на ногах
остался лишь парень слева от двери: он стоял, обсыпанный стеклянными
осколками, и заглядывал под руки Берту, прикрывшему Лентини своим телом.
Кто-то протяжно застонал.
Берт шагнул в сторону, проговорил:
- Вот вам и сотрудничество... господин Лентини.
Старик оглядывал двор - рот под усами приоткрылся, темные глаза
перепрыгивали с одного тела, лежащего на земле, на другое. Правый охранник
сидел у стены, завалившись на бок; по-видимому, он выпустил целую очередь,
и все пули вернулись к нему - кровь прямо-таки хлестала из головы и шеи.
Толстяк, лежавший у колес "мерседеса", был жив и пытался подняться.
Остальные не шевелились.
- Как ты это сделал?! - отчаянно крикнул Лентини. - Ты дьявол! Ты
дьявол!!
Он вопил так, что под крышей веранды отозвалось эхо, и сейчас же
уцелевший охранник почти в упор дал очередь по Эйвону - взмахнул руками и
рухнул на спину, на ступени.
Амалия закрыла глаза; ее мучительно затошнило. Наверное, она
непроизвольно сжала руку, и "магнум" выстрелил - вниз, в землю. Отчаянным
усилием воли она переборола тошноту, взглянула на Берта. Тот не спеша
спускался с крыльца.
Собака все еще ползла к дальнему концу террасы.
- Дьявол!! - снова закричал Лентини присев и выставив скрюченные
пальцы. Берт подошел к Амалии и тихо сказал:
- Так... Что с ним теперь делать? Так и оставить?
Она покачала головой - словно бы непроизвольно, мыслей никаких не
было. Она старалась не смотреть вниз, чтобы не видеть луж и ручейков
крови. Краем глаза все-таки отметила, что толстяк сел, но снова упал. Берт
спросил: "Убить его?", и она кивнула. Он прошептал: "Не смогу". Она опять
кивнула. "Мы не палачи", - сказал Берт, и теперь она ответила: "Самые
настоящие, самые настоящие..."
Так они простояли несколько секунд. Спазм отпустил горло, Амалия
опять могла видеть и соображать отчетливо. Сицилийца нельзя оставлять в
живых: как он ни испуган, он будет мстить, и начнется еще один виток,
третий - решающий, третий заход, в жизни так всегда бывает. Руки трясутся,
это плохо.
Она громко сказала:
- Господин Ленгини! Вы - верующий, прочтите молитву. Лентини сидел на
ступеньках, опустив голову на руки. Слева от Амалии щелкнуло - она
посмотрела туда: Рон, совершенно белый, открывал дверцу машины. Она
перевела глаза на старого гангстера: он по-прежнему не шевелился. Амалия
завела левую руку за спину, выключила Невредимку и ощутила в правой руке
пистолет. Рука ходила ходуном. Амалия положила ее на сгиб левой,
прицелилась в черную, с безупречным пробором голову и нажала на спуск три
раза подряд.
Закрыла глаза. Берт подхватил ее на руки и посадил в машину.
***
С этого октябрьского дня след Умника и Рональда теряется. Амалия -
иное дело, она объявилась через год и вернулась на работу в "Дженерал
карз"; Мабен принял ее с
Готовностью. Но о тех двоих ничего определенного не известно, только
слухи бродят. Адвокат Эйвона якобы дал понять - в тесной компании юристов,
- что получает распоряжения от своего доверителя. Люди, близкие к "Рокуэлл
интернэшнл", смутно толкуют насчет нового корабля, засылаемого к Марсу: на
нем вроде установлен совершенно невероятный аккумулятор. Семье Аарона
Стоуна, погибшего в Детройте, неизвестный прислал чек на крупную сумму.
Сестра Рональда Басса получает чеки регулярно. Слухи... Слухи и
предположения...
Правда, произошло также событие, вполне определенное и несомненное.
Город Даллас, известный не только тем, что он - крупнейший город штата
Техас, но и тем, что в нем убили президента Кеннеди, прославился еще раз.
Именно в Далласе, перед входом в гостиницу "Хилтон", застрелили нефтяного
воротилу Дана Эрикссона, главу компании "Мобил", члена совета директоров
десятка компаний, и прочая, и прочая. Застрелили нагло, среди бела дня, в
открытую, причем убийцу тут же прикончила охрана Эрикссона. Пресса
взревела. Особую пикантность событию придало то, что стрелял Фил Малган,
доверенное лицо гангстера-патриарха Лентини, погибшего за месяц до того на
севере Испании при невыясненных обстоятельствах. По-видимому, только три
человека догадывались о подоплеке этого убийства: Мабен, Бернанос и Си-Джи
- особенно последний. Он гостил у родителей в Майами и утром, просматривая
газеты перед завтраком, увидел фотографию террориста. Клем узнал это
длинное лицо, узкий длинный рот и припомаженную голову. И солнечный
ноябрьский день, продутый ветром с Гольфстрима, на секунду затянулся
черной пеленой стыда и унижения.
Да, три человека догадывались, однако же и они не знали, где сейчас
человек, запустивший всю эту дьявольскую карусель. Хотя Бернанос, купивший
дюжину новых галстуков после известия о гибели Папы Лентини, готов был
наизнанку вывернуться, чтобы познакомиться с "парнишкой", окоротившим
грозу Нью-Йорка.
***
Но есть человек - его никто и никогда не спрашивал о Берте Эйвоне, -
который мог бы поклясться на Библии, что за последний год видел его
несколько раз. Это черный нью-йоркер, который много лет собирает плату за
проезд через мост Верразано-Нэрроуз. Иногда - днем, иногда - ночью: какая
смена выпадет. Он сидит в одной из восемнадцати будок, поставленных
поперек широкой площади на выезде с моста, - точнее, в одной из пяти, в
которых контролеры живые, а не электронные, - и к нему сплошной чередой
подъезжают машины. Он принимает двенадцать долларов; когда нужно, дает
сдачу, и каждому водителю, сказавшему "спасибо", непременно говорит:
"Счастливого пути". Перед ним - цепочка автомобилей, ждущих очереди, за
нею - двухъярусный съезд с моста Вер-разано, обрамленный гирляндами
цепей-подвесок, уходящих ввысь, к невесомой громаде несущей арки, и вдаль,
на бруклинский берег, улетает выгнутый пролет моста, и видно, какой он
мощный и громадный, но все равно невесомый, как осенняя паутина.
У человека, сидящего в будке, потрясающая профессиональная память. Он
помнит в лицо каждого водителя, проехавшего под его шлагбаумом хотя бы
три-четыре раза, и, бывает, ошарашивает человека, говоря ему: "Рад вас
видеть, сэр, давненько вы не ездили на Стейтен!" А огромного мужчину с
толстыми руками и большим носом он помнит очень хорошо, потому что за
последний год носатый толстяк проезжал мимо него трижды и каждый раз
подавал в окошко будки двадцатку, отказываясь от сдачи.
Июнь 1997
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг