сделал вид, что ничего не заметил.
- Пойдем гулять, Машка!
Она согласно мотнула головой.
Я предложил ей самой выбирать дорогу. Она не пошла через калитку,
вероятно, не захотела показываться на улице, а направилась через огород,
который выходил на опушку леса. Остановилась перед загородкой, оглянулась
на меня. Я выдернул несколько жердей, Машка с трудом протиснулась,
зацепилась за торчащий сучок, оставив па нем клочья шерсти, и направилась
в лес.
Она шла напрямик, пересекая тропинки, через заросли молодых березок и елок
с торчащими, как карандаши, верхушками. Миновала несколько полянок с
хорошей - на мой взгляд - травой. Она не останавливалась, а только
обернулась несколько раз на ходу, чтобы убедиться, что я от нее не отстаю.
Так мы прошагали километра два. Деревья расступились сразу, и мы оказались
на берегу озера, с полкилометра диаметром и, видимо, глубокого, оно было
темное посредине и прозрачное у берегов.
Машка спустилась к воде и начала пить.
Она пила долго, потом поднялась на берег, виновато посмотрела на меня и
направилась за раскидистые кусты.
Я присел на старую обугленную корягу, видимо, заброшенную сюда весенним
разливом. В прозрачной воде гуляли стайки мелких рыбешек; кажется их зовут
гольянами - прожорливые, они выжили из озера карасей, съедая их икру; так
мне рассказала Липа, когда я попросил ее достать рыбы к обеду.
Машка шумно дохнула у меня за спиной.
- Ты бы поела, Машка, - сказал я.
- Н-иу, - ответила Машка.
Плохо было без дешифратора. Хотя интонации Машкиного "нуканья" менялись,
все равно я ничего понять не мог.
Разговора не получилось, но и молчать мне не хотелось тоже.
- Быка ты отделала, это я понимаю. А зачем ты на Санечку набросилась?
Выражение глаз у Машки стало знакомо недобрым.
- Н-ну! - сказала она.
И упрямо мотнула головой, как бы говоря, что не собирается ничего прощать.
А мне не хотелось, чтобы Машка утвердилась в своем желании отомстить
Санечке за ее так не вовремя поданный Ненашеву совет. Но что я мог ей
сказать?
Я вздохнул. Оторвал от коряги кусочек коры, бросил его в воду. Гольяны
брызгами кинулись в стороны, тут же вернулись и закружились вокруг коры,
сверкая бронзовыми спинками.
Машка вдруг повернулась в сторону леса. Ее пушистые уши задвигались из
стороны в сторону, как антенны локатора. Спустя некоторое время и я
услышал шорох в лесной чаще. На опушке появилось десятка два коров.
Потом показался и знакомый пастух.
Коровы прошли к озеру пить. Пастух направился к нам.
Машка нервно запереступала ногами.
- Машка! - сказал я.
Она с шумом вздохнула, отошла в сторону, в кусты, сорвала веточку и
зажевала, сердито потряхивая головой.
Пастух присел рядом со мной. Покосился на Машку. Она повернулась к нему
задом. Мне захотелось, чтобы она отошла подальше, на всякий случай, но я
не стал говорить с ней при пастухе.
- Пасете, значит? - спросил пастух.
Я поинтересовался, как здоровье быка. Пастух ответил, что быку плохо.
- Подохнуть, правда, не подохнет, только поболеет долго. Чуток ему жилу не
перервала. Скажи на милость, какая окаянная коровенка.
Я взглянул в сторону Машки. Уши ее были развёрнуты в нашу сторону,
разумеется, она слышала все, что мы говорили.
Надо было переменить тему, но я не мог сообразить, как это сделать.
- Ловко она его,-продолжал пастух,-я и глазом повести не успел. Я ее
кнутом, а она на меня. Рога-то у нее он какие. Прижала меня возле
поскотины. Хорошо, Митрохины на покос шли, видят - такое дело. Так,
поверить, кое-как управились. Как есть бешеная. В район ее нужно отправить.
- Что ей делать в районе?
- А там сейчас выбраковка идет. На мясо, значит.
- На мясо?
Я перестал следить за Машкой.
- На мясо,- подтвердил пастух.- А чего ж, корова она сочная, опричь шкуры
и требухи, центнера три будет...
Пастух говорил прямо, не выбирая выражений, и попять его было нетрудно.
Машка поняла его тоже...
Я успел вскочить, кинулся навстречу Машке, но запнулся за колодину и упал.
И это спасло пастуха. Машка, побоявшись на меня наступить, остановилась.
- Бегите! - крикнул я.
На счастье пастуха, до леса было близко, он нырнул в кусты, Машка
запуталась в чаще и отстала. Тут я догнал ее и обхватил за шею.
Машка больно наступила мне копытом на ногу и остановилась.
Дыхание ее было обжигающе горячим, крутые бока тяжело раздувались и
опадали, удары сердца гулко отдавались в моих руках.
- Машка, глупая...- говорил я, с трудом переводя дух.- Что ты делаешь,
разве так можно?
Машка осторожно, но настойчиво высвободилась из моих рук. Постояла
немного, опустив голову, потом пошла в лес, той же дорогой, которой мы
пришли сюда. Она шла вначале медленно, потом все быстрее и быстрее, и не
оборачивалась, очевидно, ей уже было все равно: иду я следом или нет.
Она шла напрямик, раздвигая кусты, и вышла точно к разобранной загородке.
Опять пролезла через узкий проход среди жердей и опять оцарапалась о
сучок. Возле крыльца остановилась, потянула носом и, убедившись, что
Ненашева нет дома, толкнула рогами дверь своего сарайчика.
Она так и не оглянулась на меня.
Беготня и волнения дня не прошли даром, у меня опять разболелась голова. Я
лег в постель.
Липа забеспокоилась, начала отпаивать меня чаем с малиной. Я не
отказывался, чтобы не обижать ее - да и хуже от малины стать не могло,- но
попутно проглотил несколько таблеток, прописанных мне специально для таких
случаев.
Я лежал с закрытыми глазами, и головная боль накатывалась на меня волнами,
как морской прибой.
Наконец - подействовала малина или порошки, а может, все прошло само по
себе,- волны стали накатываться все реже и реже, и я уснул.
Меня разбудил густой мужской голос, я узнал его - к Липе приехал с кордона
ее муж. Она что-то сказала ему, вероятно, про меня, так как он стал
говорить шепотом. Но и шепот его пробивал тонкую перегородку насквозь, я
слышал каждое его слово.
- А я тебе о чем толковал, - гудел он, стуча ложкой по тарелке,-
ненашевская коровка давно у меня на примете. Сразу она мне не понравилась,
не коровье у нее было поведение...
Наметанный на зверя глаз охотника-лесника раньше всех разглядел странности
Машки. Возможно, он меньше других удивился бы, узнав всю, такую, необычную
правду о причинах ее "не коровьего поведения".
Я услышал, как стукнули его сапоги, сброшенные возле кровати.
Потом все затихло.
Проснулся я, как будто меня кто-то толкнул.
Как обычно, в окно заглядывала луна, на полу лежал светлый лунный
квадратик. Я уловил отдаленные тревожные голоса и глухой непонятный не то
рев, не то крик. Он не походил ни на что, слышанное мною; спросонок я не
мог сообразить, что это такое.
Хозяева мои тоже проснулись, хлопнула входная дверь. Наконец сонная
заторможенность покинула мой мозг, и я тут же вскочил с постели.
Это же кричала Машка!
Я был в пижаме, мне оставалось только надеть ботинки.
Липа в одной рубашке стояла у окна, высунувшись в него по пояс. Лесника не
было в комнате. Я выскочил на улицу и увидел его уже бегущего, со старой
двустволкой в руках. "Зачем ему ружье?"- подумал я на бегу, потом опять
услыхал дикий рев Машки и тяжелые глухие удары, как будто кто-то колотил
по забору топором.
Лаяли собаки. Хлопали двери. На улицу выскакивали встревоженные полуодетые
люди и бежали вслед за нами и впереди нас.
Окна ненашевского домишка были темны. Ворота дрожали под ударами.
Чья-то светлая фигура поднялась с земли, сделала несколько шатких шагов
нам навстречу. Это была Санечка. Я подхватил ее на руки. Она отталкивала
меня, показывала в сторону калитки, что-то пыталась сказать. Нервная
спазма перехватила ей горло, она не могла произнести слова, а только
беззвучно открывала и закрывала рот. Платье ее прилипало к моим рукам -
это была кровь.
Я подумал, что это не ее кровь, иначе Санечка не смогла бы выбраться за
ограду и захлопнуть калитку.
Машка перестала реветь. За оградой наступила тишина. Я решил, что все
закончилось. Люди подошли к забору, кто-то осторожно заглянул в ограду.
О намерении Машки догадался тот же лесник.
- Отойди, Роман! - крикнул он кому-то.- Отойди от калитки, говорю!
Внезапно раздался грохот.
Должно быть, Машка ударила в калитку с разбега.
Обломки досок разлетелись в стороны. Люди кинулись врассыпную. Машка по
инерции проскочила через пролом и остановилась на улице.
Освещенная луной, она стояла прямо перед нами, покачивая головой,
ошеломленная силой удара. Один рог ее был сломан и висел, по белой морде
тянулись темные полосы.
Санечка крикнула хрипло. Вырвалась из моих рук и упала на дорогу.
Машка двинулась на крик.
Я шагнул навстречу, убежденный, что она не бросится на меня. Лесник
вскинул двустволку, и остановить его я не успел.
Одновременно с грохотом выстрела голова Машки резко дернулась вбок. Машка
еще стояла, но все уже было кончено для нее. Вот колени ее дрогнули,
подломились разом, и она рухнула на землю, почти коснувшись мордой моих
ног.
Пыль тут же осела. Я наклонился. Глаза Машки медленно гасли.
- Н-н...- хотела она что-то сказать.
И не смогла.
Лесник стрелять умел. Так ведь я же говорил, кажется, что он работал
егерем...
Ненашева подняли возле крыльца.
Он уже не дышал.
Как потом показала судебная экспертиза, рог Машки пробил грудную клетку и
коснулся сердца. Вероятно, Ненашев даже и не успел понять, что умирает, и
умер.
Его занесли в комнату, положили на лежанку, зажгли свет. Смотреть на его
лицо было жутко. Кто-то накрыл его белым халатом. Люди приходили и
уходили. Женщины, боясь войти в комнату, толпились на крыльце, заглядывая
в дверь, ахали. Мой лесник-егерь взял на себя обязанности милиционера,
выдворил всех из комнаты и прикрыл дверь.
Я остался.
У меня здесь были еще дела. Я осмотрел комнату, заглянул в шкаф, под
кровать, но не увидел того, что искал. Тогда я вышел во двор.
Было светло от луны.
Я обшарил Машкин сарайчик, свет там почему-то не горел, потом вернулся в
сени, обыскал все полки, но так ничего и не нашел...
Следователь и судебный медик прилетели на самолете, который сел прямо на
луг за поселком.
Мой разговор со следователем был коротким. Дольше всех он расспрашивал
Санечку, но разговор этот происходил у нее дома, без посторонних.
Тело Ненашева увезли в город на этом же самолете. Я случайно видел, как
это произошло: его принесли к самолету на носилках. Самолет был маленький,
четырехместный, и для носилок места не нашлось. Тогда все тот же мой
лесник-егерь поднял тело Ненашева и усадил на свободное место, позади
пилота, рядом с судебным медиком, который обхватил труп рукой. Так они и
улетели.
Машку никто не пожелал разделывать на мясо. Ее закопали на опушке леса.
На другой день я поднялся раньше, чем обычно. Липы дома не было, мой
завтрак стоял на столе, покрытый полотенцем; пока мне было не до него.
Я вышел па улицу.
На дверях продуктового ларька висел замок. Санечка все еще отлеживалась
дома после нервного потрясения. Куры усердно разгребали пыль на том месте,
где застрелили Машку.
Ставни ненашевского домика тоже были прикрыты. Выломанную калитку забили
накрест досками, очевидно, чтобы во двор не бегали ребятишки.
Я обошел кругом и через разобранную загородку пробрался в огород. Когда-то
мы здесь шли с Машкой, на мягкой земле еще остались глубокие следы ее
копыт. По пустой ограде шныряли воробьи. Кровь на крыльце засохла,
покрылась пылью и превратилась в грязное пятно.
Я открыл дверь в Машкин сарайчик и сразу понял, почему тогда ночью ничего
не мог найти.
Каким-то образом Машка сумела сбросить дешифратор с полки. Потом она долго
и яростно топтала его копытами. На дощатом полу поблескивали изуродованные
детали дешифратора, черные капельки полупроводников обрывки проводов,
конденсаторы. Алюминиевый корпус, сплющенный в лепешку, лежал в углу.
Я присел на табуретку.
Восстановить дешифратор было уже невозможно. Схемы Ненашев не сохранил, он
говорил, что принцип дешифратора элементарно прост, все дело в методике
его применения. В этом и заключалась вся идея открытия, которое Ненашев
унес с собой.
Долго сидел я, смотрел на остатки дешифратора и думал. Разные мысли
приходили мне в голову.
Я был благодарен Машке, что она избавила меня от тяжелой проблемы. Что
стал бы я делать, если бы дешифратор оказался цел...
Я поднял в углу сплющенный корпус, вынес его в ограду и забросил на кучу
навоза. Затем подмел веником разбросанные по полу детальки и выбросил их
туда же.
Плотно прикрыл дверь сарайчика. И вышел из ограды тем же путем, которым
вошел.
Липы все еще не было. Я сидел один за столом, есть мне не хотелось. Ничего
мне не хотелось. Возбуждение прошло, тяжелая усталость наполняла меня как
ртуть.
Отчаянно болела голова.
Я с трудом добрался до постели...
От автора
Я встретился с героем моей повести в больнице. Наши койки стояли рядом.
Его принесли как-то вечером. Он был очень плох. Вторичный инсульт оказался
тяжелым, у него парализовало левую половицу тела. Но сознание его работало
на удивление отчетливо.
Ему становилось то хуже, то лучше. В один из дней, когда ему стало
полегче, мы разговорились. Он узнал, что я журналист, задумался. Потом
вдруг рассказал мне эту историю. И взял с меня слово сохранить ее втайне,
пока он жив. Он так и сказал: "Пока я жив!"
Это обещание я выполнил...
Михеев М.П. Далекая от Солнца. /Ахметов С. Ф., Кольцо удачи. /Шалин А. Б.,
На готовенькое, или Бунт марионеток.: Фантастические повести и
рассказы/Сост. В. Д. Скальницкий. Оформл. А. Н. Медведева.- М.: Мол.
гвардия, 1989. - 328 с.
ISBN-5-235-00987-7
Стр. 68-97.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 17.02.2003 15:23
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг