- Здесь я задаю вопросы, а не ты! - закричал, выходя из себя,
воспитатель. Размахнувшись, он ударил Румо по щеке. Жаркая волна
залила мальчика. Он ухватился слабыми руками за борт манипулятора,
словно пытаясь выпрыгнуть. Но немощные руки подломились, и Румо рухнул
на сиденье.
В это время в комнату вошел еще один воспитатель - тот самый,
который утром в коридоре говорил своим коллегам, что для
новоиспеченного землеца их тихая обитель окажется лишь пересадочной
станцией.
- Оставь его, - сказал вошедший, пренебрежительно махнув рукой в
сторону Румо. Отведя воспитателя, который допрашивал Румо, в сторонку,
он что-то заговорил быстрым шепотом. Румо, как ни напрягал слух,
уловил только два слова: "его белковый". Румо решил было, что
проклятый белковый истукан нажаловался на него, но, к счастью, все
обошлось.
- Может, выдумывает? - сомневаясь в чем-то, спросил воспитатель.
- Он на пленку записал. Я сам ее прослушал, - ответил вошедший. -
Правда, дистанция была большая, слышно неважно, но разобрать можно.
Воспитатель потер руки.
- Значит, спекся голубчик, - сказал он довольным голосом.
- Я это сразу предсказывал, - заметил вошедший воспитатель.
- Ну а теперь куда же его?
- Ясно куда... С конечной станции может быть только один путь...
В продолжение этого разговора Румо сидел ни жив, ни мертв. В
коридоре послышались тяжелые шаги. Дверь отворилась, и в помещение,
мерно ступая, вошли два робота, те самые, которые сопровождали сегодня
Румо и новичка-землеца. Они несли на могучих, сложенных крест-накрест
руках нового знакомца Румо... Безногое тело его обмякло, но глаза с
вызовом смотрели вокруг.
- Допрыгался, - бросил воспитатель Румо. - Не будешь больше воду
мутить.
- Попляшешь на нитке, - добавил другой воспитатель и сделал всем
понятный жест.
Взгляд безногого остановился на Румо.
- Посмотри-ка, посмотри-ка на него! - вдруг крикнул воспитатель,
указывая на Румо. - Это настоящий землец, он-то и помог изобличить
тебя...
Румо хотел что-то сказать, но от чудовищной лжи воспитателя у него
перехватило дыхание. А когда он обрел способность говорить,
несчастного новичка и двух роботов уже не было в комнате.
- Ты молодец, Румо, - ласково сказал его воспитатель как ни в чем
не бывало. - Отличился сегодня. Я похлопочу, чтобы старший вручил тебе
жетон "Настоящий землец".
Жетон Румо не вручили, но наказанию за пустые контейнеры он не
подвергся.
Что касается безногого урбана, то его никто больше не видел.
...Он, Румо, - единственный человек на огромной площади в сотню
квадратных лим.
В день совершеннолетия Румо вытащил жребий с изображением колоса и
координат квадрата, с которого он отныне в течение долгих пяти лет
должен был снимать урожай пшеницы. А потом что? Снова жеребьевка? А
что толку? Грено говорит, что все пшеничные участки похожи друг на
друга как две капли воды. Грено знает, он сменил не один десяток
квадратов.
- Далее следует логический пропуск, - сообщил дешифратор и после
короткой паузы продолжал.
Юноша закрывает глаза.
...И вот манипулятор мчит его к Стене. В пути Румо ощупывает в
кармане пропуск - крохотный жетон, излучающий на определенной частоте,
которая закодирована у перехватчиков Стены. Румо сидит внутри
сверкающей капли, которая скользит на воздушной подушке. Раскачивается
аппарат, да тихонько поет скорость. А вдали уже вырисовывается контур
Стены. Именно такой он и представлял ее, хотя ни разу не видел. Серые
плоскости уходят в небо. Если присмотреться, кажется, что они слегка
колеблются и дрожат. Но Румо знает, что это защитное поле Стены
искажает видимость.
Худо придется тому, кто осмелится без такого вот жетона
приблизиться к Стене. Он увязнет в силовом поле, словно в трясине.
Затем из башни ближайшего охранного поста выйдут белковые истуканы и
втянут нарушителя за Стену.
Стена все ближе. Она заполняет собой все, разрезая мир надвое. Нет
ей ни конца, ни края. Она похожа на волну невидимого моря, вдруг
вставшую на дыбы.
Манипулятор замедляет ход, сейчас он врежется в Стену или увязнет
в защитном поле... И тут совершается чудо. Поле гаснет, и в Стене
открывается узкое отверстие. На один миг, но этого достаточно. Стена
остается за спиной, и он в мегаполисе.
Мегаполис... Улицы словно бездонные ущелья. Тысячеэтажные
дома-гнезда. Грено рассказывал, что в таких домах можно прожить всю
жизнь, так и не выйдя ни разу на вольный воздух. Ну и пусть, и пусть!
Он готов на все, что угодно, только бы попасть туда, в сказочную
державу, навек заказанную для землеца.
Румо едва ли мог бы объяснить, какая сила влечет его в
таинственный и запретный мир, называемый городом. Однако мечта его
была неистребима.
Но что толку в мечтах? Его жребий определен до конца - пшеница,
пшеница, пшеница... Соседние планеты платят за пшеницу бешеные деньги,
там она не родится. Все предпочитают натуральный хлеб, а не
синтетический, хотя последний и рекламируют на все лады.
Румо открыл глаза и вздохнул. Видение мегаполиса исчезло.
Одна только отрада - раз в декаду разрешается свидание с таким же
землецом, который управляет обработкой одного из соседних квадратов.
Спасибо судьбе, ниспославшей ему в соседи Грено. Старик много повидал,
умеет рассказывать. Они подолгу беседуют, но каждый раз Румо кажется,
что Грено чего-то недоговаривает.
Как губка водой, насыщен участок всякими химикалиями и
биостимуляторами. Участок разбит на небольшие квадратики, подобно
шахматной доске. Работа проходит по простому графику. Пока в одном
углу проходит сев, в другом белковые уже снимают урожай. И так круглый
год. Благодаря замкнутому циклу поток зерна, поступающий с
бесчисленных квадратов, не иссякает. Сборщик, осуществляющий контроль,
внимательно следит за каждым квадратом, его не проведешь.
И сегодня недобор. Сборщик опять поставит ему минус. Пять минусов,
и Румо накажут токовым разрядом. Грено говорит - удовольствие ниже
среднего.
В чем же все-таки дело? Почему начали падать сборы? Пульт
неизменно подтверждает, что на территории квадрата все в порядке:
глазок аварийного сигнала не светится. Это все белковые. Румо
инстинктивно чувствует в них врагов, мстительных и злобных. Словами
этого не объяснишь, но Румо уверен: белковые его ненавидят! За что?
"Извечная ненависть развивающейся системы к тому, что ограничивает ее
свободу", - говорит Грено. Может быть, он прав. Но Румо от этого не
легче. Его замучила эта атмосфера ненависти и недоговоренности. В
последнее время Румо начало казаться, что белковые замышляют что-то
недоброе. Простая мнительность, говорит Грено. Хорошо, если так.
Пока Румо предавался мечтам и грустным размышлениям, низкое солнце
успело приметно склониться к западу. С поля возвращалась группа
белковых. Возвращалась немного позже, чем следовало, - по вызову Румо
они должны были быть здесь еще полчаса назад. К этой группе Румо
испытывал наибольшую антипатию.
Идолы шагали вперевалку, движения их были заучены раз и навсегда,
но на этот раз в походке белковых Румо почудилось что-то вызывающее.
Неужели и землецы вот так же ходили когда-то? Румо невольно
усмехнулся с чувством собственного превосходства. Неужели его предки,
подобно этим белковым идолам, медленно перемещались, переставляя ноги
и неуклюже размахивая для равновесия руками? Грено говорит, что
землецы не ходят уже триста лет. К чему ходить пешком, если есть
манипуляторы? Маник доставит тебя куда угодно, только пожелай этого.
Вечерело. Румо все оттягивал момент, когда придется заняться
настройкой белковых.
Вдали на дороге, рассекающей надвое большой квадрат поля,
показалась точка. Румо приставил ладонь козырьком. Сборщик? Но сегодня
не его день. Вглядевшись, Румо вскрикнул от радости: Грено!
Румо двинулся навстречу гостю.
Грено испытывал необъяснимое чувство симпатии к этому юноше с
живыми глазами, в которых постоянно отражалась пытливая работа мысли.
Даже маник Румо двигался всегда порывисто, скачками, отвечая
внутреннему состоянию хозяина. И мечта Румо о мегаполисе была близка,
хотя об этом не знал никто.
- Опять недобор, - пожаловался Румо.
- Большой? - с сочувствием спросил Грено.
- Такого еще не бывало, - вздохнул Румо.
- Думаешь, они виноваты? - понизил голос старик, кивнув в сторону
белковых, которые прохаживались перед хранилищем, разминая затекшие
мускулы.
- А кто же еще? - горячо сказал Румо.
- Настройку проверил?
- Нет еще, - опустил голову Румо.
- Ладно, вместе посмотрим, в чем дело. Мои тоже капризничают.
Они помолчали, глядя на умирающий закат. На западе слабо светилась
ровная дуга горизонта, подобная остывающему слитку металла. Там и сям
высились башни искусственного климата, которые тоже обслуживались
белковыми. Но даже башни климата не в силах были окрасить удручающего
однообразия ровной, как стол, поверхности.
- Слышал я когда-то такие слова: лицо планеты, - сказал Румо,
задумчиво глядя вдаль. Немного помолчав, затем повторил: - Лицо
планеты... Бессмысленные слова! Что же это за лицо, если оно лишено
всякого выражения? На тысячи лет одно и то же: ровное поле.
- Не всегда наша планета была такой гладкой, - возразил Грено. -
Когда-то лицо ее имело собственное выражение. Были и сопки, и овраги,
и холмы...
- Куда же все это пропало?
- Сгладили. Так удобней выращивать и собирать пшеницу, - пояснил
Грено. - Горы остались только где-то в заповедной зоне.
Они медленно двинулись к дороге. Их маники скользили рядом, бок о
бок, словно две лодки.
- Скажи, Грено, - начал Румо, - я давно хотел спросить тебя... Ты
так интересно рассказываешь о мегаполисе... А сам ты бывал в
мегаполисе?
- Почему ты вдруг вспомнил мегаполис? - спросил Грено, не глядя на
собеседника.
- Я думаю о нем всегда.
- Брось эти мысли, - строго сказал Грено. - Землец в город попасть
не может.
- Знаю, - кивнул печально Румо.
- Да и что там хорошего, в мегаполисе? - продолжал Грено. - Суета,
сумасшедшая гонка, ставки в которой - жизнь и смерть. Дым, копоть,
чад... В общем, чувствуешь себя как в кипящей воде, - махнул рукой
Грено, но Румо заметил, что глаза старика загорелись.
Маники продолжали скользить, а слева и справа к дороге подступала
ветвистая пшеница. Стволы растений, толстые, как бамбук, с трудом
удерживали налитые колосья. Кое-где зерно начинало течь: белковые явно
не справлялись с работой.
- Я дал бы себе вырвать глаз, чтобы другим посмотреть на
мегаполис, - сказал Румо.
- Запомни, мальчик: не всем быть урбанами, - рассудительно сказал
старик. - Кому-то надо ходить в землецах. Вот как нам с тобой. И тут
ничего не поделаешь. - Он высунул руку из манипулятора, отвел в
сторону усатый колос и добавил: - Стену не пробьешь.
Загустевшие вечерние тени легли на пшеничные заросли.
- Послушай, Грено, - зашептал вдруг Румо. - А что, если бы мы
сейчас разогнали маники до самой большой скорости...
- И?..
- И прямо в мегаполис!
- И расшиблись бы о силовую защиту. Или увязли в ней, как мухи в
липучке.
- Знаю, - нахмурился Румо.
В этом месте послышался треск, и голос пропал. Очевидно,
дешифратор размышлял над новым листком. Впрочем, пауза длилась
недолго.
- ...История, которая уходит корнями в глубь веков, - снова начал
механический голос. - Год за годом город разрастался, поглощая
окружающее пространство, подминая под себя окрестные селения. Наконец
в перспективе возникла реальная опасность, что вся планета превратился
в огромный город. Словно гигантский магнит, притягивал город людей.
Приток их был беспрерывен и возрастал с каждым годом. Но синклит
олигархов не мог отказаться от баснословных доходов, которые приносила
пшеница. Для пшеницы же была необходима не только территория, но и
люди - хотя бы по одному на каждый квадрат: слишком опасно было бы
предоставить белковым полную самостоятельность.
Находить добровольных землецов становилось все труднее. Все
уходили в мегаполис. И тогда синклит после долгих дебатов решился на
крайние меры. Любой ценой нужно было оградить мегаполис от дальнейшего
разрастания. И вот вокруг города выросла Стена, окаймленная защитным
полем.
Но просто закрыть доступ в город было нельзя, как нельзя человеку
перерезать артерии. По бесчисленным дорогам в город и из города
непрерывно шли грузовые потоки - кровь, омывающая огромный организм.
Тогда-то и придумали радиожетоны, позволяющие владельцу
беспрепятственно проникать сквозь Стену...
Не знаю, кому попадут в руки эти записки. Знаю лишь, какая кара
постигнет меня, если эти листки попадут к охране. Но все равно, я
должен запечатлеть слово правды. Если я его не произнесу, оно убьет
меня. Истина не жалует своих приверженцев, что ж! Зато по крайней мере
я знаю, на что иду.
Итак, мегаполис оградили Стеной. Кстати, тогда же и возникло слово
"город". Устало шагали века. Поколения рождались, жили и умирали, и с
каждым из них углублялась пропасть между мегаполисом и остальным
миром. Жители мегаполиса - урбаны - захватили все. На долю остальных -
землецов - осталось только одно: пшеница, пшеница, пшеница...
Урбаны были таковыми от рождения, по наследству. Они проносились
над планетой в аппаратах, позволяющих видеть все, оставаясь
невидимыми.
Принято было считать, что так от бога.
Среди землецов ходили об урбанах разные слухи. Говорили, например,
что урбан в два раза выше землеца, что с лица он темен, потому что в
кожу въедается городская копоть, которую не отмыть. Говорили также,
что жители мегаполиса умеют ходить пешком и даже предпочитают пеший
способ передвижения, поскольку на городских магистралях слишком много
манипуляторов. Да мало ли что еще говорили?
Что до землецов, то уже три сотни лет нога их не касалась почвы.
Благо, поля были достаточно обширны, чтобы два встречных манипулятора
могли разминуться...
Ноги землецов постепенно атрофировались. Попробуй полежи три дня -
и ноги как чужие. А если три века!
- ...Послушай, Грено, - сказал однажды Румо. - Силовое поле,
окружающее город, захватывает машину, если у человека, сидящего внутри
манипуляторов, нет жетона. Так?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг