нефти, то ваша игра заранее проиграна. Да и вообще... когда планы строятся
на одном человеке, они могут рухнуть в любой миг: человек уязвим, не так
ли? Даже и ваш экзотический претендент...
Говоря это, советник снова стрельнул взглядом по диагонали - то есть
в сторону пальмы, что разделяла нас. Я внутренне ухмыльнулся. Браво,
старик. Спасибо за ненавязчивое предупреждение.
Но тут мне пришлось отвлечься от роли непрошеного слушателя. Потому
что, в очередной раз окинув взглядом доступное ему пространство - а
устроился я удачно, и виден был почти весь зал, - я обнаружил, что
известный мне американец, к разговору с которым я внутренне готовился,
утратил, похоже, надежду отыскать меня и нашел себе другого собеседника, а
именно - Липсиса. Естественно, слышать их я не мог; попытался читать по
губам - но когда говорят по-английски, меня нередко ожидает фиаско.
Неподалеку от них все тот же суетливый официант с подносом застыл, как бы
выбирая новый маршрут. Он их наверняка слышал.
Ну что же, спасибо, произнес я мысленно. Часть информации, ради
которой я и пришел сюда, передана и мною получена. Их операция утверждена
и начата. Значит, я действительно приехал вовремя. Будет много сенсаций.
Есть над чем подумать. Теперь хорошо было бы удалиться в благостную
тишину гостиничного номера. Но главные дела на этом приеме у меня еще не
сделаны. Терпеливо жду, как и рекомендовал мой иранский друг. Его я,
кстати, тоже больше не вижу "между здесь", как говорилось в старом
анекдоте. Уверен, что он сейчас докладывает шейху...
Но эта мысль оказалась ошибочной. Потому что не успела она
завершиться точкой, как сам шейх Абу Мансур появился в зале.
Он неторопливо, как и диктовал его статус, спустился по лестнице со
второго этажа. Не один, разумеется; ему невместно находиться в
одиночестве. Но кроме лиц, которым положено не отрываться от него более
чем на метр-другой, в окружении шейха находился человек, которому там
вроде бы совершенно не полагалось пребывать: экс-каперанг Игорь Седов, он
же - частное лицо Изя Липсис, двоеподданный гражданин. Добился-таки
аудиенции. Любопытно: с каким результатом?
Какие-то предположения можно было сделать, уже внимательно поглядев
на их лица. Шейх Абу Мансур был серьезен, губы его выражали некоторое
неудовольствие с едва уловимой примесью презрения; и хотя Изя, державшийся
на полшага сзади, продолжал усердно шевелить губами, шейх ни на миллиметр
не поворачивал головы в его сторону, и нельзя было сказать - слышит ли он
его вообще. Что касается Изи, то мина его была скорее лимонно-кислой, чем
какой-либо другой. Иными словами, результат был если не налицо, то, во
всяком случае, на лицах.
Так-то оно так; но и шейх, и Липсис были людьми весьма опытными. Так
что усердно показываемое ими отчуждение на самом деле могло
свидетельствовать как раз о противоположном. Вот если бы они ласково
улыбались друг другу - это говорило бы о провале переговоров. А такая вот
мрачность на глазах у десятков заинтересованных дипломатов, журналистов,
разведчиков и прочих наводит скорее на противоположные выводы. Очень
интересно...
Еще не успев ступить на пол, шейх Абу Мансур медленно повел взглядом
влево; то есть в моем направлении. Увидел меня. Я немедленно тронулся
навстречу ему. Он слегка кивнул. И, сойдя с лестницы, повернул направо - в
сторону личных апартаментов посла, куда никого не приглашали, поскольку
территория эта для участников приема не предназначалась.
Однако к шейху запрет, разумеется, не относился; он беспрепятственно
скрылся за двустворчатой дверью.
Я осторожно встал, чтобы не побеспокоить говорунов. Изя оказался на
пути; я отрицательно качнул головой, чтобы он не вздумал заговорить со
мной. Но он даже не удостоил меня взгляда - мы разминулись с ним, как
автомобиль с фонарным столбом, ко всеобщему удовольствию. Он лишь едва
заметно мигнул левым подфарником, и все. Я подошел к запретной двери, и
она распахнулась передо мною, как если бы я носил титул по меньшей мере
эмира, повелителя правоверных. На исчезающе малый миг я даже почувствовал
себя таким. Но тут же отогнал наваждение.
Я не часто чувствую стесненность, разговаривая Людьми Власти; но на
сей раз поначалу немного смутился. Очень уж внушительным выглядел шейх -
как и большинство из них, когда не затягиваются во фраки или смокинги. Их
играет не только свита, но и облачение, каждая складка которого источает
Восток, по сравнению с которым мы часто оказываемся столь же наивными,
сколь простодушен Запад по сравнению с Русью. Однако я быстро пришел в
себя: в моей жизни то была далеко не первая такая встреча и как вести
себя, выказывая уважение, но не теря-достоинства, я был научен уже давно.
Мы обменялись приветствиями, и он сразу заговорил о деле; сказалось,
наверное, западное воспитание, полученное им в молодости и позволявшее
порою пренебрегать протоколом. Говорил он на прекрасном английском;
видимо, ему было доложено, что по-арабски я говорю весьма коряво - да и то
на сирийском, а не на аравийском диалекте.
- Я рад видеть вас в этом городе, - проговорил он.
- Я вас - еще более, сейид. Если позволите мне быть откровенным -
скажу, что не ожидал видеть вас здесь сразу же после ид ал-курбана,
великого праздника.
Между его усами и бородой на миг блеснули зубы:
- Каждый день хорош для дел веры.
- Следовательно, я смею надеяться: ваше прибытие означает, что вопрос
о поддержке со стороны друзей решен окончательно - и в нашу пользу?
Медленным движением он огладил коротко подстриженную бороду.
- Не совсем так, му'аллим (не знаю, почему он решил именовать меня
именно таким образом, но спрашивать не стал). Прежде чем решиться на
безоговорочную поддержку, мы хотим понять: чем на самом деле станет для
России монархия - и чем может стать для нее сближение с Истинной верой?
Долговечным бывает лишь то, что закономерно, или, как говорят у рас,
органично. А люди, которые никогда не вводили меня в заблуждение,
посоветовали мне разговаривать не с официальными экспертами, но именно с
вами. Видимо (тут он позволил себе чуть улыбнуться), журналисты всегда
лучше информированы. В зависимости от того, что вы скажете - искренне и
чистосердечно, - и будет зависеть наше окончательное решение. Если мы
сочтем ваши доводы неубедительными - уйдем в густую тень и будем наблюдать
со стороны за исполнением предначертаний Аллаха, не более того.
Чего-то в этом роде я и ожидал. И наклонил голову:
- Я готов к такой беседе, государь. Но боюсь, что мне придется быть
несколько многословным. Впрочем, этим Восток не удивишь.
- Говорите, - сказал он кратко. - Все, что вы скажете, - лишь для
узкого круга.
- Итак, сейид, - начал я...
Когда я закончил (через полчаса примерно), шейх после краткой паузы
уточнил:
- Иными словами, процесс этот, по-вашему, является естественным?
- Точно так же, как то, что вода течет под уклон, сейид.
Он провел ладонью по бороде.
- Я подумаю над тем, что вы рассказали. Вы, конечно, не думаете, что
открыли нам что-то новое...
- Разумеется, нет, государь.
- Но всегда полезно узнать, как все выглядит с противоположной
стороны. Поэтому я вам благодарен.
- Противоположная сторона - это ведь не мы, - осмелился поправить я.
- Мнение Запада мы узнаем через других людей, - тут же осадил он
меня.
И как бы для того, чтобы смягчить резкость, добавил:
- У этого есть своя польза. Например, мне стало известно, что вы
сейчас подвергаетесь достаточно серьезной опасности. Как сказал в своей
касыде великий Рудаки... - Он опустил веки и прочитал медленно,
выразительно:
Он умер. Караван Шахида
покинул этот бренный свет.
Смотри, и наши караваны
увлек он за собою вслед.
Глаза, не размышляя, скажут:
"Одним на свете меньше стало",
Но разум горестно воскликнет:
"Увы, сколь многих больше нет!"
- Вы поняли? Не только тот, о ком вы заботитесь, но и вы сами. И вот
мы решили в какой-то мере обезопасить ваше пребывание здесь. Так,
разумеется, чтобы это вас нимало не стесняло. Я покачал головой:
- Очень благодарен. Но новые люди непременно обратят на себя
внимание...
- Новых не будет, - сказал он. - Теперь самое время пожелать вам
успешной деятельности. И в особенности - на предстоящем съезде партии
азороссов.
И кивком шейх дал понять, что аудиенция окончена. Я признал, что для
аравийского деятеля он был очень пристойно информирован.
Но я уже чувствовал себя созревшим и для неприятного разговора; мир
состоит не из одних лишь удовольствий. Желающий установить со мною контакт
наверняка уже разыскивает меня и вот-вот заглянет сюда. Выйдем на люди;
пусть он увидит меня и начнет первым.
Я вернулся в зал. Когда я попал в поле зрения американца, в глазах
его что-то мелькнуло - словно сработал затвор фотокамеры, установленный на
выдержку в одну тысячную. Больше ничто в лице не изменилось; надеюсь, что
и в моем тоже. Мы направились навстречу друг другу. Я представился:
- Бебер, журнал "Добрососедство", Аугсбург, Бавария. А вы...
Минутку...
По-моему, мы уже встречались, мистер... э-э?..
Он промедлил на долю секунды больше, чем следовало бы; видимо, у него
возникли колебания в выборе своего имени: раз я его помнил, домашняя
заготовка, рассчитанная на незнакомого, не годилась. А то имя, которым он
назывался тогда, захоти я проверить, могло бы засветить его. В конце
концов он решил, видимо, пойти на риск.
- Мистер Вебер, - сказал он весьма дружеским тоном, - моя фамилия
Стирлинг, и я смело могу назваться вашим сородичем по газетному племени.
Именно поэтому хотелось бы поговорить с вами о деле. Найдется здесь
спокойный уголок? Суть в том, что у меня имеется для вас любопытное
предложение.
- К сожалению - или к счастью, - не могу пожаловаться на недостаток
работы.
- О, в этом я более чем уверен. Выполнение моей просьбы не потребует
больших затрат времени, но - при этом могу обещать - принесет вам немалые
выгоды. Теперь и в будущем. Сейчас я прошу только, чтобы вы меня
выслушали.
Соглашаясь выслушать, я пока что не рисковал ничем. Так, во всяком
случае, мне подумалось.
- О'кей, - сказал я. - Пожалуй, вон в том углу нас будут меньше
беспокоить.
Указанное мною пространство находилось близ оркестра, затруднявшего
подслушивание. Стирлинг оценил мою предусмотрительность и кивнул.
Очень кстати подвернулся официант. С бокалами в руках мы, после
непродолжительных маневров, добрались до выбранного места. Здесь можно
было перекинуться словом-другим, не делая тему беседы всеобщим достоянием.
Разумеется, тут не хватало условий для серьезного разговора, и самым
разумным оказалось бы назначить время и место настоящей встречи; но похоже
что ему не терпелось добиться полной ясности относительно моего статуса,
чтобы уже на ее результатах строить планы дальнейшего общения со мной.
- Как вам нравится сегодняшняя Москва? - спросил Стирлинг таким
тоном, словно был полномочным представителем этой страны и этого города
или хотя бы его жителем на протяжении лет этак десяти. Это было, конечно,
несколько нахально; но - лишь внутренне усмехнулся.
- Продолжает меняться, - ответил я. - Даже быстрее, чем я ожидал. Но
я не уверен, к лучшему ли.
- То есть вы полагаете - к худшему?
- Нет. Я ведь сказал: не уверен. Не знаю. Очень давно не был здесь.
Вот осмотрюсь, тогда смогу сделать какие-то выводы. Но что-то мне, во
всяком случае, нравится - если говорить о деталях.
Я провоцировал его на выпад; он воспользовался подставкой.
- Вы уверены, что нравится? - спросил он серьезно. Я столь же
серьезно ответил:
- Судите сами. Город строится, и на этот раз впервые, быть может, за
всю свою историю строится хорошо, на высоком современном уровне. Не думаю,
что увиденное мною здесь своей архитектурой, качеством постройки и отделки
хоть немного уступает тому, что воздвигается ну хотя бы на вашей родине.
Можно, конечно, дискутировать о стиле - но не более того.
- Не слишком ли поспешное суждение? Вы не живете здесь уже двадцать
лет...
- Двадцать один, если быть точным.
- Тем более. Неужели за это время вы, обитая на западе, не выработали
объективного взгляда на то, что происходит в этой стране?
- Напротив, считаю, что именно это мне и удалось.
- Мне рекомендовали вас как специалиста по новой ситуации в России.
Откровенно говоря, не знал за вами таких достоинств. Но что вы -
видный журналист, было нам известно и раньше, мы обратили на вас внимание
достаточно давно. И, скажу прямо, нам всегда нравилось то, что вы писали
об этой стране, ее проблемах и способах их разрешения.
- Ну, может быть, все эти характеристики весьма преувеличены. Но,
собственно, какова тема нашего разговора? Могу вам чем-нибудь помочь?
Буду рад - в свободное время, разумеется.
На его лице обозначился намек на улыбку; вероятно, она должна была
означать: "Да какое же свободное время может быть у нас с вами..."
- Специалисты мне назвали именно вас. И, кстати, я верю, что вы
обладаете достаточной информацией для серьезных выводов. Вы ведь, не
сомневаюсь, давно уже стали европейцем. Вы не азиат, не так ли?
- Мое мироощущение, как и большинства моих соотечественников, всегда
зависит от географических координат, - ответил я. - В Европе мы чувствуем
себя европейцами. В отличие от вас, в любой стране продолжающих ощущать
себя американцами - и никем другим. Если говорить точнее - мы хотели быть
европейцами. Я бы сказал даже - очень хотели. И не наша вина в том, что
этого не произошло. Хотя многим порой уже представлялось, что суп сварен.
- Ну а вам не хотелось бы отведать этой похлебки? Не там, где вы
провели столько лет, а тут, дома?
- М-м... Вопрос несколько неожиданный. Допустим, я не отказался бы
попробовать ложку-другую. Но мне кажется, что поезд с этим
вагоном-рестораном уже ушел.
- А мне представляется, что мнение старого континента может еще
измениться. Кстати, не только я так считаю. Если, конечно, Россия и сама
все еще хочет того же.
- Трудно сказать. Может быть, если найти способ внушить ей, что
смотреть надо все-таки на Запад, тенденции могли бы измениться. Но каким
путем?
Стирлинг внимательно посмотрел на меня.
- Путь один: создание мирового общественного мнения. Россия даже и
сегодня все еще достаточно восприимчива к нему. Бескровный путь.
- Ага, - стал я соображать вслух. - И для участия в создании этого
общественного мнения вам, кроме прочих, понадобился я?
- Как нам известно, у вас есть читатели и в России, и в Европе, что
для нас одинаково важно.
- Следовательно, вы хотите, чтобы я что-то написал?
- Всякое дело должно выполняться специалистом, мистер Вебер.
- Что же именно? И для кого?
- Не беспокойтесь. Для кого - это наша забота. Зато вы сразу выйдете
на широкий мировой простор.
- Заманчиво. Ну и?..
- Ну и, разумеется, ваш труд будет соответственно вознагражден.
Поверьте мне: такие гонорары вам и не снились.
- Знаете, сны у меня бывают самые необузданные. Так что хотелось бы
несколько больше конкретности.
Он назвал сумму, пригнувшись к моему уху, хотя за шумом
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг