Приснилось бы что-нибудь такое, - загадал он желание, засыпая. -
Спокойное. Развлекательное.
Впрочем, он заранее знал, что спать будет без сновидений. Или, вернее -
проснувшись, ничего не вспомнит. Хорошая нервная система. И к чему сны?
Хватает с нас и реальной жизни. Вот проснемся завтра, а овеществление
программы к тому времени уже закончится - и то, что мы увидим, будет
похлеще всяких снов...
Случилось, однако, такое, чего раньше не бывало, да и быть не должно:
он проснулся среди ночи. Среди того, что было для него ночью: временем,
когда следует спать, когда свет в его каюте погашен, а снаружи через броню
не пробьется ни один лучик.
И проснулся именно из-за сна, который привиделся ему вопреки традиции.
Вскочил в поту, сердце сумасшедше колотилось. Хватил рукой в сторону,
наткнулся на переборку, ничего другого там и быть не могло. Ушиб руку. И
разозлился окончательно. Не зажигая света, нашарил курево. Курил он редко,
давно уже отвык. Но порой позволял себе этакий мелкий разврат. Закурил.
Посидел, втягивая и выдыхая дым, стараясь поскорее успокоиться. И понять,
какой смысл был в том, что ему приснилось. Если вообще есть в снах
какой-то смысл. Может, и нет. А тогда зачем видеть такое - хотя бы и во
сне? Темное существо - человек...
Приснилась ему Леда. Стояла, тесно прижавшись к нему, и он целовал ее.
Потом она вырвалась и побежала, то и дело оглядываясь. Кинулся за ней,
кричал и звал, но догнать не мог. Лишь далеко впереди Леда остановилась,
подняв руки над головой. Пока он подбегал, она изменялась, становилась
другой. Подбежав, увидел, что не Леда это, а дерево. Оно все росло.
"Папа!" - закричал Юниор. Отец подошел. "Это Леда, - сказал ему Юниор, -
отдай!" - "Это не Леда", - ответил отец спокойно. "Да ты смотри!" -
крикнул Юниор. Он обнял ствол, но Леда вырвалась и снова побежала.
"Возьми", - сказал отец, протягивая садовую лейку. Но Юниор оттолкнул
лейку, кинулся за убегающей, хотел схватить - и, уже просыпаясь, ударился
рукой о переборку каюты, где была ночь и где ему полагалось спокойно
спать.
Такая вот несуразица привиделась. Юниор сидел в темноте, курил и качал
головой. Ладно, об отце он сегодня думал, да и о Леде, наверное, тоже:
вряд ли проходил день без того, чтобы Юниор о ней не подумал. Но лейка,
дерево... Ерунда какая-то, наплевать и забыть.
Чтобы забыть, надо было на чем-то сосредоточиться, на первом же, что
придет в голову. Сыграть в слова хотя бы. Вот хорошее слово: комбинатор.
Что мы можем из него сделать?..
Вместе с этим словом на память пришел Георг, и Юниор задумался о
конструкторе.
Он знал его мало, но похоже было, что никто не знал Георга хорошо - не
по работе, разумеется, но как человека просто. Да это вряд ли кого
интересовало. Был он не очень общителен, в людных местах его жену
встречали куда чаще, чем его самого, и ее всегда кто-нибудь сопровождал.
Говорили, что у Георга одна страсть в жизни: работа. Он и в самом деле был
великим конструктором в микротронике, идеи его всегда бывали небанальны и
масштабны. Но когда Юниор единственный раз увидел его с женой, то понял,
что страстей у Георга было самое малое две: второй была Зоя, это сразу
бросалось в глаза. Только что снова расставшись с Ледой, Юниор пристрастно
всматривался в каждую пару - счастливую или несчастливую. Какой была эта,
он не мог определить. Зоя, казалось, принимала любовь мужа, - какую-то
безоглядную и надрывную, после какой уже не бывает ничего, - принимала как
должное и не очень ею дорожила; кокетничала, болтала с другими, танцевала,
даже уединялась - и лишь однажды Юниор перехватил брошенный ею на Георга
взгляд и понял, что все куда сложнее, и что оба этих человека находятся в
состоянии какой-то глубокой, внутренней, хорошо скрываемой тревоги - такой
тревоги, отдавшись которой человек легко теряет контроль над собой. Зоя
почувствовала взгляд Юниора, обернулась, встретилась с ним глазами,
засмеялась, подошла и потащила его танцевать - было это на банкете по
случаю завершения институтом работы. Во время танца Зоя как бы шутя, но на
деле серьезно сказала: "Георг в последнее время много говорит о вас. Вы
ему понравились". - "Мы недавно знакомы", - ответил он, несколько
смешавшись. "Вот и попросите его, как новый друг, хоть иногда слушаться
жены". - "Не верю, чтобы он вам противоречил". - "Ни в чем, кроме работы.
Он переутомлен. Он... это может плохо кончиться. Иногда мне кажется, что
он теряет главное: уверенность в себе. Без нее он погибнет. Я отвлекаю
его, как могу. Но в этом он со мною не считается... Скажете?" - "Если
представится случай. "Но ведь он вот-вот закончит - если уже не закончил?"
- "Дай бог..." - вздохнула она.
Юниор, пожалуй, и сказал бы об этом Георгу, если бы не слышал его речи
на том же банкете. То был, по сути дела, тост. "То, что мы делаем, -
сказал тогда Георг, - во всех отношениях выше и значительнее нас, оно
относится совершенно к иной категории - потому что если мы плод слепой
эволюции, то наши создания - продукт целеустремленного разума, иными
словами, они уже по своему происхождению выше, ибо ведут родословную от
идей, а мы - от протоплазмы. Вы считаете, может быть, что созданное
природой прекраснее сделанного нами? Утверждаю: нет, мы делаем не хуже, а
порой и лучше естества. Уже сегодня делаем. А это значит, что мы можем и
должны приносить в жертву своему делу самих себя и все, что нам
принадлежит, но не имеем права в жертву себе и тому, что нам принадлежит,
приносить дело!" Все зашумели, большинство зааплодировало, кто-то
попытался затеять дискуссию, но все хотели веселиться, колоссальное
напряжение наконец отпустило людей, и не до высоких материй было...
Да, тогда Юниор усомнился в том, что Георга нужно и можно отрывать от
работы - хотя бы ради его же блага. Окончательно разведчика убедил в этом
разговор, состоявшийся в трюме-один его корабля, представляющем собою
круглое в плане шестиэтажное сооружение. Трюм был почти пуст, техники и
роботы заканчивали демонтаж прежнего оборудования, которому так и не
пришлось поработать, потому что от колонизации планеты Зиндик отказались и
потому, что на свет родился Комбинатор Георга. Прежняя программа
называлась "Анакол". Смысл ее заключался в том, что для перевозки тысячи
людей ради освоения планеты нужно было бы множество рейсов - это не
окупалось. Но корабль мог взять на борт лишь ограниченное число
пассажиров, очень небольшое. Лететь предстояло месяцы, и пассажиры не
могли коротать время в полной неподвижности: им была нужна нормальная
площадь для жизни, театр, спортивный зал, бассейн, места для прогулок, и
если бы все это соорудить в трюме-один, корабль взял бы на борт лишь
несколько десятков человек. Конструктор "Анакола" предлагал везти людей
как бы в анабиозе - на деле то был не анабиоз, а нечто вроде регулируемой
летаргии, в которой, как показали испытания, человек мог провести до
полугода без всякого ущерба для себя, не двигаясь, минимально потребляя и
занимая мало места. Проект был принят, заканчивалось оборудование трюма
множеством тесных, на одного, кабинок с подведенными "коммуникациями и
датчиками.
И тут появился Комбинатор. Преимущества нового проекта были очевидны: к
чему везти людей, в какой-то мере рискуя ими, если не в полете, то потом,
на планете, когда можно было доставить в нужную точку лишь несколько
устройств, пусть очень сложных - и они создали бы там все, включая рабочую
силу, - все, пригодное и потребное для осуществления первого, тяжелейшего
цикла колонизации. После чего настоящие люди могли бы уже приезжать туда,
как в соседний город, не обязательно тысячами сразу, а хоть единицами.
И вот Юниор, Георг и конструктор "Анакола" стояли в трюме. Георг был
здесь впервые, он внимательно осматривал помещение. "Это мне подойдет, -
повторял он, - прекрасно, прекрасно". Творец "Анакола" подавленно молчал.
Георг положил ему руку на плечо. "Мысль ваша была остроумной, - сказал он,
- но она несколько запоздала. Наше время требует оперировать
послезавтрашними категориями". - "Больше я в эти игры не играю, - ответил
конструктор. - Хватит с меня разочарований". Георг хотел что-то ответить,
но его отвлек один из оставшейся у люка свиты; насколько можно было
уловить, речь шла о том, что некоторое задание не было выполнено или не
будет выполнено в срок. "Скажите ему сейчас же, - ответил Георг, не
повышая голоса, - что именно он давал обещание и именно я ему поверил.
Лишнего времени у нас нет. Две тысячи проектировщиков, тысяча
программистов и весь компьютерный парк не могут ждать, пока он закончит.
Передайте от меня: если схемы не будут готовы минута в минуту, я вышвырну
его с таким грохотом, что в обитаемой вселенной и самый наивный человек не
наймет его даже подстригать газоны". После этого Георг снова повернулся к
конструктору "Анакола". "Я вас не понимаю. Вы же ставили перед собой цель.
Человек, наметивший цель и не способный достичь ее, недостоин жить. Цели
существуют, чтобы их достигать". - "Но в цели можно разочароваться". -
"Человек может разочароваться, поняв, что цель мала; тогда он заменит ее
другой, большей, стоящей за первой. Вот я: сначала хотел добиться
возможности быстрого создания поселений в колониях. Дальше - больше.
Уверен, что и вы найдете. Кстати, пару ваших кабин вы можете оставить, они
мне чем-то понравились". Конструктор кивнул: "Берите хоть все. Теперь это
- лом. Но послушайте, Георг, человек ведь может разочароваться и по другим
причинам. Хотя бы морального характера". - "У меня одна этика, - сказал
Георг. - Хорошо все, что хорошо для человечества". - "А если это плохо для
человека? Пусть даже одного?" - "Человечество выше каждого человека. Вот
вы думали об удобстве человека, а я о человечестве в целом; результат
однозначен". - "Но если сам человек не согласен с этим?" - "Его надо
смести. Каждого, кто мешает". - "Каждого?" - прищурился "Анакол". После
паузы Георг ответил: "Каждого. Как бы трудно это ни было. Надо уметь
перешагивать через себя!" Юниор молчал и слушал. И только сейчас ему
пришло в голову: жена Георга могла решить, что он струсил, не осмелился
сказать то, о чем она просила.
- Ну и черт с ней! - сказал Юниор сердито и стукнул кулаком по тумбочке
так, что все на ней подпрыгнуло.
Вот этого делать не следовало. Потому что это было аномальным
поведением. А он был на корабле один. И поэтому все время находился под
строжайшим контролем. В том числе медицинским. Гриб Умник, если бы его
когда-нибудь списали с корабля, мог найти место в любой, даже высокого
класса, клинике и работать там мастером на все руки, начиная с диагностики
и кончая выхаживанием. И тут гриб, конечно, своею не упустил. Объявил
громко:
- Тестируется нервная система. Вопрос...
- Не надо. Дай что-нибудь, чтобы уснуть покрепче.
Умник колебался. Но согласился, исходя, надо полагать, из того, что сон
у людей - лучшее из лекарств.
- Включаю гипнорад...
Во сне, как известно, - уютно укладываясь, философствовал он, - время
течет в обратном направлении, что же это значит? Если все спать и спать,
то мы с Ледой...
Он не выдержал. Крикнул громко:
- Дай посильнее! Что же ты?!
И тут как раз гипнорад подействовал. И он уснул. Не ожидая ничего
плохого от того, что во сне время течет в обратном направлении. А
следовательно, не исключено, что какая-то часть того, что тебе
привиделось, на самом деле тебе еще только предстоит.
Проснувшись, Юниор пришел в себя не сразу. После ненормальной ночи
остался в голове какой-то легкий туман, позволяющий видеть предметы, но
искажающий их очертания. Что-то снилось, кажется... Он вспомнил и
усмехнулся. Хорошо еще, что не приснился Кристалл, танцующий в обнимку с
Умником. Ладно, это все неважно. Предстоит хороший день. За бортом,
наверное, уже расцвел сад. В инкубаторе зреет Кристалл. Днем меньше
осталось до старта.
Он привел себя в порядок, действуя не медленно и не быстро, а так, как
привык, в нормальном темпе. Надо бы позавтракать. Но нетерпение грызло.
Отсюда, изнутри, увидеть то, что находилось сейчас - должно было
находиться - в огороженном пространстве вокруг корабля, можно было только
при помощи видеоэкранов. Способ вполне пригодный; однако хотелось иного:
самому, своими глазами взглянуть, проверить, убедиться. При всей научной и
технической обоснованности то, что он ожидал увидеть, должно было походить
на чудо. А чудо нельзя разглядывать в объектив; только лицом к лицу.
Юниор поинтересовался, что там за бортом, какая погода. Умник ответил
незамедлительно и без тени удивления: чистый воздух, тепло, легкий
ветер... Это почему-то особенно умилило разведчика: ветер, а? Легкий
ветер, ничего себе! Но человек осторожный и опытный, он повторил вопрос в
более конкретной форме: разрешается ли выход без скафандра и дыхательного
аппарата. Разрешение было дано немедленно, без малейшей заминки.
Тогда он направился к люку. И усмехнулся, заметив, что не было на этот
раз обычной откачки воздуха из тамбура, как не бывало ее во время стоянок
на Земле: окружающая среда была вполне нормальной, пригодной для обитания
человека... Внешние пластины люка тронулись, раздвигаясь, и в узкую щель
ворвался запах, земной весенний запах, и порыв ветерка шевельнул волосы.
Юниор переминался с ноги на ногу, с трудом удерживаясь от желания помочь
медлительным пластинам, нажать плечом, подтолкнуть. И - кинулся вперед.
Он остановился на смотровой. И смотрел. Сколько-то времени просто
смотрел. Не думая, ни в чем не отдавая себе отчета. Смотрел, и все.
Никогда не поверил бы раньше, если бы ему сказали, что такую сладкую боль
можно ощущать от одного только взгляда на самые, казалось бы, простые
вещи.
Да, - он растроганно впитывал окружающее, - вот оно то, что нужно
человеку. Как немного, оказывается... Покой снисходительных сосен. Легкое
шевеление длинных березовых кос. Мерцание листвы на серых осинах. Густая
трава с частыми крапинами цветов, простых полевых цветов. Вот что нужно,
остальное - муть и выдумка. И наплевать, что они не выросли сами, что все
создано по матрицам на атомном уровне, за несколько часов воплощено
хитроумнейшей, придуманной и выполненной человеком техникой; неважно, что
они уже - продукт второй степени или, как говорил об этом Георг - продукт
продукта; все равно. Это метафизика. Но вот же - стоят они, и
покачиваются, и бросают тень; пусть светило тоже искусственное, но тень-то
настоящая, и тепло - тоже, и тонкий шелест, и посвист ветерка, это уж
никак не искусственное.
И почему только когда видишь такое же дома, на Земле, то проходишь
мимо, не обращая особого внимания, принимая как должное? Чистая
психология, ответил он сам себе. Даже возвращаясь из рейда, когда
давным-давно не видал ничего подобного и заранее радуешься мысли о встрече
со всем этим, возвращение и встреча происходят не сразу: растет на экранах
Солнце, возникает и увеличивается капелька Земли, минуешь внешние пояса,
Луну, внутренние пояса. Большой Космостарт, где чаще всего и
останавливаешься; там многое от Земли, а оттуда уже не один, а в окружении
людей, которые тоже входят в понятие "Земля", отправляешься наконец на
планету - как постепенно привыкаешь к тому, что открывается тебе на каждом
следующем этапе. Так много души отдаешь встретившим тебя людям, что на
прочее остается мало; и это прочее - и березки в том числе, - оно ведь
должно на Земле быть, ты заранее знаешь, что оно есть, было и никуда не
могло исчезнуть, и ты обязательно все это увидишь; а должное всегда
принимаешь не так, как подарок, купленное - иначе, чем найденное. А тут -
подарок мне, находка, никак не то, чему следует быть на этой планете, где
неподвижны и воздух, и, наверное, само время... Спасибо, Георг, ты меня
порадовал. Да и сам контраст, конечно, тоже действует - контраст с тем,
что осталось по ту сторону купола: с фиолетовым полумраком, темным песком,
мрачным однообразием, от которого недолго и в петлю. Все это можно в любой
миг увидеть, стоит только всмотреться, чтобы не мешал наш яркий свет. Но
не хочется смотреть туда, и не надо, так много здесь, внутри, такого, что
радует глаз. Где вы там, все Курьеры на свете, куда скрылись, почему не
видите? Смотрите: вот как мы, люди, представители великой цивилизации,
умеем в мгновение ока преобразовывать мертвые планеты, оживлять их, делать
зелеными, цветущими, радостными. Пусть пока лишь малая часть преображена -
мы ведь только начали, это первый опыт, первая, еще не завершенная
конструкция - то ли еще будет! Нет, Курьер, мне не стыдно было бы
встретиться с тобой хоть сию же секунду!
Вот что, не стану завтракать в своих корабельных апартаментах.
Позавтракаю здесь. Под деревом, в тени, на ветерке... И каждый день из
предстоящих трех недель буду завтракать тут. А может быть, и обедать, и
ужинать. Захочу - и ночевать буду под деревом, оборудовать времянку мне
ничего не стоит, да у Георга она наверняка запрограммирована, какое-нибудь
простенькое бунгало. Раз уж выпал мне такой не предусмотренный никакими
планами отпуск, то я и проведу его, как полагается: на лоне природы, на
пляже...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг