Будем держаться друг за друга. Это должно стать главным законом нашей
жизни: держаться друг за друга, мы с тобой - одно и то же, мы - жизнь, и
не наше дело, не наше право - проводить в жизни линии и границы, делить на
угодную и неугодную, нужную и ненужную. Будем беречь друг друга!..
Жизнь Юниора опустела; совсем стала она похожа на странную планету, на
которой разведчик решил, как ему казалось, накрепко обосноваться: пустота
занимала, наверное, девятьсот девяносто девять тысячных, но на последней
тысячной, словно купол на планете, существовало еще нечто: хилый зеленый
стебелек с двумя листочками. Ни в чем нельзя было сравнить его с погибшей
Зоей, кроме разве того, что росток, как и она, шел от жизни, от естества,
а не от человеческого хитроумия; все вокруг напоминало о женщине, было
как-то связано с нею: пруд, затонувшая в нем лодка, палатка под кораблем,
и сам корабль, который так и не спас ее, потому что Юниор не смог понять,
кто она. Юниор знал, что эта боль дана ему на всю жизнь, и ничто не сможет
больше быть в его жизни таким, как было до сих пор; а какой будет впредь
его жизнь - об этом он не задумывался: какой будет, такую он и примет.
Свое, пусть маленькое поначалу местечко стебелек занял, занял
безоговорочно. И постепенно Юниор стал просыпаться каждый день с мыслями о
нем и засыпал не прежде, чем продумывал все, что растеньица касалось, что
происходило с ним сегодня и что следовало сделать для него завтра.
Прежде всего Юниор попытался выяснить, чем может ему в новом и
непривычном деле помочь Умник. Гриб принял новое дело близко если не к
сердцу, которого у него не было, то к сведению. Но никакой информации
относительно ухода за растением неизвестного вида, да еще в столь
необычных условиях, у него не оказалось. Умник смог сообщить, как
выращивать в условиях корабля или в иной среде с теми же параметрами лук,
редис и другие столовые овощи - на этом его эрудиция оказалась
исчерпанной. Пришлось действовать методом проб - стараясь, однако,
допускать поменьше ошибок.
Были вещи, которых сейчас опасаться вроде бы не следовало: вредителей
например. Однако Юниор все же не был совершенно спокоен на этот счет: если
уцелело семечко, то могли сохраниться и какие-то споры, мало ли. Поэтому
он каждый день тщательно осматривал хилый стебелек, измерял его рост и
чуть было не демонтировал хромограф из ремонтного отсека, чтобы перетащить
сюда и следить за изменением окраски листочков. Впрочем, это Умник
отсоветовал. Зато Юниор смонтировал ультрафиолетовую лампу, изъятую,
несмотря на протесты Умника, из медицинского арсенала: Юниор заявил, что
полагающееся ему облучение он будет принимать вместе с растением, не
иначе. Умник, надо сказать, возражал скорее из принципа: как он потом
сознался, он испытывал к растеньицу некоторую слабость из-за их пусть и
дальнего, но все же несомненного родства.
Юниор подвел к растеньицу воду и понемногу нашел наилучший режим
полива; время от времени он устраивал даже дождик - не при помощи лейки,
но приказывая тому же старому механизму-тринадцать. Место, где рос
стебелек. Юниор обнес оградой из цветного кабеля, безжалостно содранного
им с переборок трюма-один.
Почти целый месяц все шло прекрасно. Стебелек рос. Юниор понимал, что,
ухаживая за ничтожным растением, помогает в первую очередь самому себе:
иначе как бы он жил здесь после смерти Зои? Зою он не навещал; знал, что
она так и лежит, ничуть не изменившись, созданный Умником режим
предупреждал всякие изменения. Но Юниор не был уверен, справится ли с
собою, вновь увидев ее, пережив все с самого начала. Тут, пожалуй, только
стебелек и спасал. На Землю Юниор тоже не хотел и не мог вернуться:
чувствовал, что ни отца, ни тем более Георга увидеть сейчас не в
состоянии, да и людям из Дальней ему сказать было, в сущности, нечего. Он
ничего не сделал, ничего не выполнил. Уничтожил доверенное ему устройство
и убил человека. Конечно, если бы хоть тень надежды была, что Земля сможет
оживить Зою, он давно был бы уже в пути; но такой надежды, понимал он,
нет: воскрешать не умели даже в эпоху Комбинатора. Так что лететь было
незачем. А стебелек давал этому твердое обоснование - хотя бы в его
собственных глазах: Юниор обещал не бросать его здесь - и не собирался
нарушать слова.
Так жил он почти месяц. А потом стебелек заболел. Кончики листьев - уже
вторых - стали желтеть. Юниор испугался. Он даже не ожидал, что так
испугается. Словно и на самом деле кто-то очень близкий умирал, а Юниор
был не в состоянии помочь - не знал, что и почему происходит и как с этим
бороться.
День и другой Юниор ходил в отчаянии. Растение хирело. Наверное, оно
ясно сигнализировало отчего, но язык его был незнаком Юниору. И эта жизнь,
маленькая, тоже угасала, несмотря на все его старания. Неужели должно было
гибнуть все, на что обращалась его любовь?
Он сел в аграплан, договорился с Умником и вылетел за пределы купола.
Просто так. Чтобы отвлечься. Чтобы хоть на время избавиться от тяжких
мыслей и чувств.
За куполом было тихо и спокойно. Стояла темнота, но не та фиолетовая
полумгла, которая стояла, когда Юниор прилетел на планету, а плотная
черная тьма, какая бывает и на Земле в новолуние. Небо было полно звезд.
Наверное, стоило подумать о том, почему один мрак сменился другим и утих
не только ураган - ни малейшего ветерка не было. Юниор убедился в этом,
посадив машину в нескольких километрах от купола. Подумать следовало бы и
о том, откуда взялись звезды и почему их не было раньше. Но Юниору сейчас
не думалось о вещах, не имевших прямого отношения к сегодняшнему дню, к
его стебельку и к нависшей над стебельком угрозе.
Позволь! - прервал Юниор на этом месте свое рассуждение. - А чьи же это
звезды? Ты что - забыл, как они выглядят? Это ведь и есть наши! Или я
теперь настолько уже принадлежу этому пространству, что и видеть начал
по-другому? Или...
Что "или", он не успел додумать. Потому что слабо зазвенело в ушах, и
Юниор ощутил вдруг знакомое чувство раздвоения, когда кроме того, что
думал он сам, в мозгу стало возникать и что-то другое, внесенное извне и
чаще всего выражающееся в словах, иногда - в ощущениях, несущих, однако,
новую информацию. Именно так проявляется действие параполя перед тем, как
вы вступаете в диалог. Ноги Юниора задрожали, и он сел на песок, а затем и
лег на спину, предельно расслабляясь и испытывая одновременно внутреннее
напряжение.
- Ну наконец! - воспринял он слова отца. - Соблаговолил. Может быть,
объяснишь, что это значит? Месяц мы фиксируем тебя в нашем пространстве,
но ты не вылазишь из-под купола, а пробить его на такой дистанции мы не в
состоянии. Что с тобой? В чем дело?
- Понятия не имел, что я в нашем пространстве, - ответил Юниор. -
Садился я на вынужденную в том. Это очень хорошо, что мы можем поговорить.
- Надеюсь, - сказал отец. - Мне это тоже доставляет некоторое
удовольствие. Но если ты расскажешь, в чем дело, я буду еще более
удовлетворен. Мы можем тебе помочь?
- Ты можешь.
- Приятно слышать. Каким образом?
- Представь, что у тебя заболело растение...
- Какое?
- А черт его знает. Я же не ботаник. Просто растение. Стебелек и два
листка...
- Исчерпывающе. А что с ним?
Юниор объяснил. Отец сказал:
- Тебя бы на такую диету - у тебя не только листки пожелтели бы, но и
корень. Свет, вода - прекрасно, но ведь в этом стерильном песке ему есть
нечего! Хорошо еще, что он столько продержался. Ему нужны удобрения. Знаю,
что у тебя их нет. Ничего. Вы с Умником сделаете. Слушай меня...
Восприятие было слабым, но отчетливым. Юниор прослушал краткую лекцию
по химии. Поблагодарил. Отец сказал:
- Вижу, твое мировоззрение несколько изменилось.
- Да, - ответил Юниор кратко.
- Рад. Теперь у меня просьба к тебе. Только не удивляйся. В трюме, где
смонтирован Комбинатор Георга... Тебе придется войти туда... там, в одной
из кабин "Анакола"...
- Там ничего нет, папа, - прервал его Юниор. - И никого. Зоя лежит в
реаниматоре. Не потому чтобы еще была надежда. Просто я не нашел более...
более удобного для нее места.
- Как это случилось?
- Нет, папа. Ты мне скажи: как это случилось? Чтобы нормальная, живая
женщина, прекрасная женщина (последних слов он вовсе не хотел говорить -
они вырвались сами)... помимо своей воли оказалась усыпленной на борту
корабля, причем я тоже не знал об этом совершенно ничего... Мы что,
вернулись в средние века, в какие-то пятнадцатые-двадцатые?
- Ответить просто, хотя и трудно, - услышал он Сениора. - Георг...
Легко определить, где кончается посредственность и начинается безумие. Но
кто возьмется точно провести границу между гениальной и сумасшедшей идеей?
Сколько раз одна принималась за другую... А суть вот в чем: Георг слишком
много работал над проблемой комбинирования человека, когда все прочее было
уже готово. Он делал раз, третий, двадцатый - получались физически точные
копии, но человека не возникало. Наверное, не все кончается даже на
атомном уровне... Ему же казалось, что все вот-вот получится, нужно только
хотя бы несколько недель абсолютного покоя для работы, чтобы ухватить
ускользающее звено. Но этого покоя у него не было. Ему мешали. Ты
догадываешься кто.
- Зоя.
- Даже не столько она, сколько мысли о ней, боязнь за нее, за их
отношения, за будущее...
- Она говорила.
- Он не мог сделать того, что сделал бы на его месте другой: отправить
ее на месяц-два развлекаться в хорошей компании в Океанию или еще
куда-нибудь. Мысли о ней, ревность не дали бы ему провести спокойно даже
несколько часов, где уж - недель.
- И он осмелился...
- Если бы он предполагал!
- Я так и подумал, - медленно сказал Юниор, и его слова,
преобразованные мозгом в импульсы параполя, мгновенно преодолели
неизмеримые пространства, чтобы четко прозвучать в сознании Сениора. - Это
было лучшее для него в любом случае. Даже если бы Зоя осталась в живых.
Она...
- Я понимаю, - услышал он. - Наверное, никто из вас не виноват. Не она,
во всяком случае.
- Я не оправдываюсь. Но если бы я хоть знал, что его опыты с людьми
неудачны...
- Этого никто не знал. Георг ведь был уверен, что окажется на месте
испытания раньше тебя: его должны были, вместе с комиссией, везти прямым
рейсом, тебе же предстояли испытания монтажа при сопространственных
переходах. Он думал встретить жену там и пользуясь таким несколько
экстравагантным способом ее прибытия, признаться в поражении, сведя все к
шутке: это, мол, пока единственный способ, какой он смог найти, чтобы в
его системе возник человек. Он, как ты помнишь, честолюбив и самолюбив.
- Хорошо. Закончим об этом.
- Когда ты собираешься домой?
- Не знаю. Вот подрастет мой стебелек...
- Теперь ты понял?
- Прости меня за глупости, какие я говорил тебе раньше и какие не
говорил, но думал.
- Отпускается тебе. Что же, согласен - можешь не торопится. Дальнюю я
извещу. Если только нет никаких надежд относительно Зои.
- Умник говорит...
- Умник - еще не главный медик планеты. Я имею в виду Землю. Правда,
таких прецедентов и у нас еще" не было, а те, кто может куда больше нас,
пока, к сожалению, нами пренебрегают. И все же я посоветовал бы тебе...
- Увезти росток с собой? Но какой смысл...
- Нет, сын. Ни в коем случае. Его место, а может быть, и твое - там. Но
сюда надо хотя бы доставить Зою. Пусть ничего нельзя сделать, но даже
покоиться она должна здесь. Историю новой планеты не надо начинать с
могил. Лучше - с новой жизни, хотя бы и с такой: стебелек и два листка.
- Как мне оставить его?
- Ну уж это ты мог бы и не спрашивать. Минимальный купол - воздух,
вода, простенький автомат для регулировки. Маяк - чтобы потом не искать
планету долго. Умник подскажет, какой энергоблок лучше и проще
демонтировать и потом собрать на планете, чтобы питать весь этот агрегат.
Росток доживет. Быть может, он встретит тебя уже деревцем. А я в обратный
путь дам тебе столько всяких семян... Однако давай заканчивать, сын, я
устал. Уже не те силы.
- Прости, папа. Я просто не знал, что оказался в нашем пространстве. До
сих пор не понимаю, как это случилось.
- Да, странно. Но со временем наверняка станет ясным и это...
Прошло три дня, пока им с Умником удалось составить такую комбинацию по
рецепту Сениора, что при ее контрольном анализе гриб не нашел к чему
придраться. Полученным порошком Юниор осторожно посыпал песок вокруг
стебелька, уже склонившего макушку. Полил водой. Отступил на шаг.
- Надеюсь, это тебе понравится, малыш, - сказал он растению.
- Да, - подтвердил кто-то сзади. - Это ты сделал вовремя. Теперь он
выправится.
Юниор резко повернулся.
На песке сидел человек.
Человек? Да, несомненно. И все же... Нет, человек, разумеется. Но - не
наш. Не нашего корня. Не с нашей планеты. Хотя - не умею я распознавать
людей, - подумал Юниор мимолетно и горько. - Кто же он? Глупый вопрос...
На этой планете людей нет, как и жизни вообще, да и будь они - кто из них
мог бы одолеть непроницаемую броню купола, подойти без удивления, страха
или враждебности и заговорить так, словно они давно знакомы, заговорить на
языке людей? Нет, это мог быть только тот, с кем Юниор надеялся
встретиться - когда-нибудь.
- Здравствуй, Курьер, - сказал он.
- Да, вы почему-то называете меня так, - ответил человек серьезно, -
хотя я в другом ранге: я Эмиссар.
- Я думал, что мне долго придется разыскивать тебя.
- И опять вы неправильно воспринимаете положение. Нас не надо
разыскивать: это бесполезно. Вы можете только быть готовыми к встрече с
нами - или не быть. А приходим мы сами - когда нас посылает Мастер. Вот
как меня сейчас.
- Ты... или он счел, что теперь мы готовы?
- Вы все вместе - еще нет. Ты - да. Потому что ты многое потерял - и
понял и многое приобрел. Ты понял, что все это, - Эмиссар кивнул в сторону
корабля, - далеко не самое важное. - Он положил руку на сердце. - Вот... -
Указал на росток: - И вот... Да ты знаешь сам. Я слышал, что говорил ты,
когда встретился с ним.
- Вы давно следили за мной?
- Нет, к сожалению. Иначе смогли бы предотвратить многое. Мы не успели.
Столько дел в мироздании. Лишь твое горе оказалось столь сильным сигналом,
что мы не могли его пропустить. И вот ты понял: ничем нельзя заменить
жизнь, пусть бы она казалась тебе ничтожной, бесполезной, ненужной... Ты
понял, что можно распоряжаться тем, что ты сделал своими руками; но не
далее этого! И ты, не имея представления о Фермере, начал понимать,
насколько труднее вырастить дерево, чем срубить его, и что никакая рубка
не создает мира, все равно, рубят ли деревья или людей. Мир возникает лишь
тогда, когда радостно сажают деревья и рожают детей.
- Да, - согласился Юниор. - И о детях я тоже думал. Я хотел их -
много... Но вот... - он не закончил.
- Я глубоко сочувствую тебе, - сказал Эмиссар. - И я доложу об этом
Мастеру.
- Мастеру - чего?
- В твоем разумении - всего, пожалуй, чего только можно пожелать. Но не
спрашивай дальше: я не скажу тебе больше ничего об этом. На все свое
время. Если хочешь спросить о чем-то простом - пожалуйста.
Юниор помолчал. Сейчас его ничто больше не интересовало.
Но он не хотел показаться невежливым.
- Объясни, как я оказался в своем пространстве. Я по опыту знаю, что
даже для специально оборудованного корабля это не просто.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг