фигуру, созданную из пламени.
Что-то она напоминала мне. А может быть, скорее - кого-то. Хотя и не
совсем знакомого, но все же, несомненно, не раз виденного. Наверное, я
опознал бы эту фигуру сразу, но мешала ее зыбкость. Плазма, сформировавшая
видение, продолжала играть - не подберу другого слова, - оставаясь в то же
время в неких четко очерченных границах. Движение утихомиривалось
медленно, словно бы нехотя; фигура оставалась на расстоянии метров
полутора, и хотя мгновениями казалось, что она вот-вот надвинется на меня,
охватит, поглотит, сожжет (хотя я понимал, что свечение это было холодным
и температура вокруг него не повышалась, скорее наоборот, я невольно
отодвигался; но фантом тут же сокращал расстояние до того, какое считал,
видимо, нормальным. Прошло не менее минуты, пока я наконец не успокоился,
поняв, что этот некто (или нечто) настроен не очень агрессивно и ищет
скорее общения, чем драки. Когда испуг исчез, мне почудилось, что все это
очень напоминает мирную бытовую сценку, когда подпивший субъект пытается
навязать свое общество трезвому, поговорить по душам, в то время как
трезвый старается избежать контакта, но осторожно, неявно, чтобы не
обидеть, не задеть самолюбие выпившего, поскольку всем известно, что
настроение у пьяных может меняться мгновенно и непредсказуемо. Все это
показалось мне очень смешным, и я сказал ему - мысленно, конечно:
- Ну, чего вяжешься? Я же к тебе не лезу...
И словно только этого моего обращения к нему и недоставало для полного
завершения процесса - пляска пламени остановилась, словно скованная
морозом, все более чувствовавшимся, и фигура сформировалась окончательно.
А у меня в голове что-то наконец сработало, и я узнал его.
Это был я. Хотя и созданный из другого материала. Из оранжевой плазмы.
Только там, где у меня обычного (у вас тоже) помещается головной мозг со
всеми его причиндалами, у плазменного меня просвечивали тонкие голубые
прожилки - тоже плазма, разумеется, - сплетавшиеся в неимоверно сложную и
непрерывно изменяющуюся сеть. Если не считать цвета (столь интенсивно
окрашенным я не бываю даже после бани), он был в точности мною, со всеми
особыми приметами - старыми шрамами, родимыми пятнами и прочим.
Я не успел еще как следует подумать, что идет серьезная атака на мое
сознание - и, следовательно, моя защита пробивается, - когда в мозгу моем
прозвучало:
- Что ты вихляешься? Стой спокойно, не суетись, раз уж явился. Хотя
никто тебя сюда не звал. Ну, что тебя носит? Comment vous portez-vous? Да
перестань дрожать!
Это было так неожиданно и показалось настолько смешным, что я
расхохотался. Я ржал, завывал, из глаз текли слезы, я корчился от смеха,
то была, пожалуй, настоящая истерика. Пока со мной-первым творилось такое
безобразие, я-второй стоял - или висел, точнее, - в тех же полутора метрах
от меня, невозмутимый, как памятник.
Потом ему, кажется, надоело наблюдать, и он сказал:
- Ну ладно, хватит. Никто тут не собирается пугать тебя. Я ведь мог бы
явиться и в другом виде, и ты наклал бы полные штаны. Вообще, напрасно ты
полез не в свои дела. Но уж раз ты тут оказался, давай потолкуем.
Мне подумалось, что и это тоже смешно: он говорил именно так, как
скорее всего выражался бы в такой обстановке я сам - окажись я на его
месте. Но смех ушел, а поговорить действительно нужно было - собственно, я
и прибыл сюда в расчете на что-то подобное, - на получение нужной
информации, хотя, может быть, и не в столь простой форме. И я задал самый
естественный вопрос:
- Кто ты?
Он - или я? - улыбнулся. Черт, неужели и мне свойственна такая вот
ухмылка - нахально-пренебрежительная?
- А ты что, не узнал? Могу дать зеркало.
Я понимал, что он может; то есть не он, конечно, а некая сила, которая
слепила его и поставила передо мною. И сказал:
- Спасибо, не надо. Ты понимаешь, о чем я спросил. Или хочешь, чтобы я
обращался к кому-то, кто стоит за тобой?
- Обойдешься и моим обществом, - сказал он вызывающе. - Ты же любишь
беседовать сам с собой, верно?
Потом его ухмылка исчезла.
- Я - приходящий вместо тебя. Большой Я - тот, кто приходит на смену
большому Тебе. Мир, который встанет на место твоего Мира.
- Это и так понятно, - сказал я. - Но почему? Чего вы хотите? И чем мы
так уж провинились? Перед кем?
Он сказал:
- Дух, заполняющий и образующий Мир, находится в постоянных поисках
наилучшей формы своего выражения в материи. В этом - второй смысл его
существования.
- А первый? - осторожно спросил я.
- Первый - его собственное существование. Но не перебивай меня детскими
вопросами. Дух - непрерывно ищущий и преобразующий. Вы - человечество
Мироздания - одна из попыток такого выражения. Одна из ветвей поиска. Но
ветвей много. Были расцветшие прежде вас. И увядшие - потому что в
какой-то миг они переставали выражать Дух, приближаться к нему, но
наоборот - начинали удаляться. И становились ненужными. Умирали, чтобы
уступить место другим.
- Мне не все тут ясно, - сказал я. - Дух - везде. Как же можно
удалиться от него? В какую бы сторону мы ни двигались - мы все равно
остаемся в нем. Или, как ты сказал, - приближаемся к нему. По нашей
терминологии это называется лентой Мебиуса: она двустороння, но на самом
деле поверхность у нее одна, и мы с тобой оба находимся на ней, даже если
нам кажется, что мы - на разных ее сторонах и наши подошвы соприкасаются,
а головы устремлены к противоположным созвездиям.
- Скажи, - спросил он, - если нет неподвижности - существует ли
движение? Вообразим ли мир без своей противоположности? Ты прав в том, что
у этой ленты поверхность одна. Но все же головы наши смотрят в разные
стороны. Но ведь два противоположных направления не могут быть одинаково
верны? Или могут?
- Хочешь сказать, что и Духу свойственна двойственность?
- Не будь она присуща ему - ее не было бы и в мире. Видимо,
свойственна. Но прошу тебя: не разговаривай со мной так, словно я -
чрезвычайный и полномочный посол самого Духа. Я, условно говоря, в том же
ранге, что и ты. И знаю, пожалуй, не больше твоего. Просто я представляю
другую сторону, вот и все. Мы приходим, потому что вы оказались
несостоятельными. И ты знаешь, в чем именно. Если разумная материя - а это
высшая степень, пока что высшая, приближения к Духу, - если эта материя
нарушает необходимое для развития равновесие, уничтожая окружающий мир, в
том числе и самое себя, - значит, она - материя - в этом варианте
реализации начинает побеждать Дух. Это понятно: она инертна, у нее есть
масса покоя, и эта масса просит покоя или, по крайней мере, приближения к
нему. А Дух - движение. Осмысленное движение, и именно потому и стремится
выразиться в материи, что без этого движение стало бы бессмысленным, ни к
чему не приводящим...
- Да кто, в конце концов, решает - оказались мы несостоятельными или
нет? Вы? По какому праву?
Тут я-он снова улыбнулся.
- Мы ничего не решаем. Решаете вы - своими действиями. Мы - всего лишь
другая материя. Известно, что среди вас, всегда находились любители
порассуждать на тему: кто придет вам на смену, когда вы сами себя
окончательно уничтожите: крысы, муравьи, дельфины? Они не придут, потому
что исчезнут вместе с вашим миром. Придем мы. Сейчас пока мы - просто
материя, плазма, мы даже не знаем, какие именно формы примем, осуществляя
новую попытку. Не мы решаем. Может быть, опять начнем с простейших. А
возможно, возникнем уже в форме развитого мира. Так или иначе - видишь
лужи внизу? Ты догадался уже, что это такое? Это всего лишь гены; никто не
знает еще, в каких комбинациях они будут упакованы, - но это более не
будете вы. Кто? Безразлично: Дух вне времени, оно существует только для
материи. Может быть, и сама структура Мироздания начнет меняться. Нас это
не волнует. Мы просто ждем сигнала. Есть, понимаешь ли, критическая точка
в развитии противодуховности, и когда вы ее достигнете, это и будет
сигналом. И здесь, на этой планете, это произойдет очень и очень скоро. У
нас наверху есть, как вы это называете, датчики; есть способ получения
информации от них. И мы не ошибемся, выбирая время для начала.
- Всякий датчик может соврать...
- Нет. Этот человек сам не знает об этой своей роли.
- Человек? Кто же это?
- Слишком многого хочешь.
Я понял, что прямой вопрос тут не проходит. Зайдем с другой стороны.
- Почему именно Ассарт? Я знаю войны, в которых убивали куда больше
людей, на порядки больше...
- Дело не в арифметике. А в том, что в этой войне, которая на самом
деле еще продолжается, приняли участие люди не одного и не трех, но
шестнадцати миров! Все эти миры тоже оказались зараженными. И люди из этих
миров все еще продолжают воевать тут... А главное: датчик показывает, что
стремление уничтожать не ослабло после минувшей войны. Нет, оно, пожалуй,
стало даже сильнее. Это и является главной причиной - насколько я понимаю.
Но я ведь знаю ровно столько, сколько в меня заложено, я ведь лишь
видимость...
Странно было слышать такое от собственного двойника. Но я понимал, что
он прав.
- Но сейчас ведь не стреляют! - попробовал возразить я.
- Поэтому мы пока здесь - под ледяной мембраной. Ждем. Но ты сам
знаешь: пройдет очень немного времени - и они сцепятся. Все обстоятельства
говорят об этом.
- Тебе-то откуда знать!
- А нас постоянно информируют, - и я-он поднял голову, взглядом
указывая на по-прежнему парящие на той же высоте шары. - Нет, это не
шаровые молнии. Хотя сходство, конечно, есть. Это - тоже мы.
- И что же вы станете делать с нами - с теми, кто уцелел и еще уцелеет
в войне? Приметесь уничтожать?
- Нет. Мы начнем, надо полагать, просто приспосабливать мир к себе,
изменяя его - так же, как вы это делали во время своего существования.
Видимо, наш мир окажется для вас неприемлемым - или вы для него,
безразлично.
- То есть придется нам всем, беднягам, переходить в Космическую стадию
существования? Ну что же...
- Не знаю, но думаю, что вряд ли. Во всяком случае, от тех, кто
существовал до вас, насколько нам известно, мало что уцелело. Да и то -
скорее в памяти Духа: он-то не меняется. Может быть, и о вас потом будут
рассказывать сказки, которым мало кто поверит. Может быть...
- Погоди нас хоронить, - рассердился я. - Есть еще Мастер, Фермер,
Силы...
- Они относятся к вашей форме мира - значит, и их ждет та же судьба. Не
особенно рассчитывай на помощь. Если уж сам этот мир не сумел существовать
нормально...
- Слушай, - прервал я его. - Это ты, что ли, такой холод нагнал? Я
отчаянно мерзну.
- Что удивительного? - ответил он. - Мы же поглощаем энергию. Вот я
сейчас - твою...
И в самом деле, я вдруг почувствовал, что устал - дальше некуда. И
понял, что пора выбираться отсюда подобру-поздорову.
- Ладно, - сказал я ему. - Поговорили. Спасибо за прием. Ныряй обратно
в свое болото, а я, пожалуй, пойду спать.
- Иди, иди, - согласился он. - Только поглядывай на Священную Гору. И
когда она начнет швыряться пламенем - знай: это мы принялись за работу.
Но мне хотелось получить гарантии.
- А ты уверен, что я отсюда выберусь без потерь? Сюда-то мне пришлось
пробиваться с боем. И с потерями...
Я-он помолчал; голубая сетка в его голове запульсировала активнее, чем
до сих пор.
- Можешь выйти, - сказал он наконец. - Но учти: сил у тебя осталось в
обрез. Условие: больше сюда не соваться. Это - наша территория, и не нами
это установлено. Мы сказали все, что нужно было. И первый же, кто сюда
наведается, к вам не вернется.
Я поглядел вверх. Шары расступались, открывая путь наверх.
- Будь здоров, - попрощался я.
Но было уже не с кем: холодное пламя угасало, погружаясь в лужицу,
которую на моих глазах снова схватывала корочка льда.
Я взлетел. И почувствовал, что силы действительно иссякли.
Когда наверху, в подземелье, каменная плита вновь возникла за мной,
закрывая вход в этот странный котлован, напоминавший формой, как только
сейчас пришло мне в голову, опрокинутую пирамиду, - я растянулся на
грунте, показавшемся мне очень надежным и теплым. Хотя на самом деле не
было верно, пожалуй, ни то ни другое. И лишь пролежав не менее получаса,
собрался с силами и заковылял наверх: все, что я слышал, следовало
побыстрее передать Мастеру. Если у меня еще достанет сил, чтобы установить
связь.
18
Генерал Ги Ор приходил в себя медленно. Зеленый туман с розовыми
прожилками, в который генерал, казалось, был погружен, вращался вокруг
него; может быть, впрочем, всего лишь кружилась голова. Генерал
зажмурился, стиснул зубы - сделал усилие, чтобы прогнать наваждение. Это
ему удалось.
Оказалось, что он - в одном белье - лежит в койке, какими ему не раз
уже приходилось пользоваться во время космических походов и десантов.
Окружавшие его стены и остальные предметы, составлявшие неприхотливую
обстановку, только усилили в нем уверенность в том, что он находился на
борту корабля. Просто, казалось бы. Но на самом деле в этом-то и
заключалось самое непонятное.
Генерал, как ему казалось, ясно помнил, где и когда находился, когда с
ним произошло - ну, вот это самое: потеря сознания, что ли? Нападение? Но
Ги Ор не чувствовал себя плохо; ничего не болело; непохоже было, чтобы его
кто-нибудь - ну, допустим, ударил, оглушил. Нет, со здоровьем все обстояло
как будто бы нормально. Но вот остальное оставалось совершенно
необъяснимым.
Да, абсолютно верно: тогда, вечером, он находился в своей - штабной -
части подвала, работал над окончательным уточнением деталей штурма Жилища
Власти. По сути, все главное было уже сделано, оставалось подчистить
мелочи - в частности, окончательно определить состав групп, которым
предстоит проникнуть в подземные ходы и овладеть главными воротами
изнутри. После этого он должен был, доложив обо всем Повелителю Армад,
отправиться в это самое Жилище Власти в качестве - нет, не заложника - так
обойтись с собой он не позволил бы никому на свете, - но гаранта
безопасности какого-то местного вельможи, собиравшегося прибыть на тайные
переговоры с Охранителем. Генерал считал, что это будет неплохой
рекогносцировкой: своими глазами увидеть место будущих военных действий.
Так что это его нимало не беспокоило.
Итак, он работал, сверяя различные наброски системы подземного
лабиринта; полученные из разных рук, они во многом не совпадали, и это
вызывало определенные затруднения. Почувствовав легкую усталость, он вышел
из подвала на воздух. Вечер был теплым и ясным, и генерал минуту-другую с
удовольствием любовался великолепным, как всегда, звездным небом. Он успел
уже привыкнуть к рисунку ассартских созвездий, вначале казавшемуся ему
странным, но и здесь небо ночью было таким же светлым, как и на его родной
планете Агур.
От мысли о далеком родном мире на миг защемило сердце, а затем...
А затем он очнулся вот тут - в каюте корабля.
Корабля, неведомо какого и невесть как здесь очутившегося.
Впрочем, где - здесь?
Этого генерал не знал. Каюта была освещена, но в ней не было ни единого
экрана, что представлялось странным, зато целых два иллюминатора, которым
не полагалось быть. По-видимому, корабль не принадлежал к военному флоту.
И это, собственно, и было самым непонятным.
На Ассарте - генералу это было, как он полагал, достоверно известно -
не было ни одного исправного корабля. Ни и" принадлежавших бывшему флоту
этой планеты, ни - из состава Десанта Пятнадцати. Обломки - да, обломков
было множество. Останки сгоревших или разбившихся единиц многих флотов. Но
вряд ли кому-нибудь было бы по силам восстановить даже самый маленький и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг