зависеть в жизни Ассарта и его правителей. Еще массу услуг смог бы историк
оказать Властелину - и не ему одному; только бы согласились выслушать его,
дав время высказаться спокойно и обстоятельно...
Пока что ему вроде бы везло. Наверное, такой нынче выдался день, хотя
скорее - ночь. Узкая, с низким потолком крутая лестница, заключенная в
каменную трубу, вывела его прямо на третий этаж. Судя по толстому слою
пыли, ею давно не пользовались; Хен Гота это не удивляло: всяких
ходов-переходов в самом Жилище и под ним накопилось за века столько, что
на каждого обитателя, если сосчитать, их приходилось по два, а то и по три
- что же удивительного в том, что многие давно уже выпали из обихода? О
них забыли - оттого и постов никаких не стояло. К счастью.
На третьем этаже их и не должно было быть. Власть охраняют, но так,
чтобы не очень-то наступать ей на пятки: Власть чувствительна и обидчива
до крайности. Поэтому Хен Гот решил в первую очередь добраться до бывших
своих апартаментов. Ему очень хотелось по-человечески отдохнуть. Места в
Жилище Власти всегда было куда больше, чем людей, его населявших, даже
считая со всею челядью: некогда ведь в этих стенах квартировало и все
войско, не такое уж, кстати сказать, малочисленное. Так что вряд ли можно
было ожидать, что в отсутствие историка кто-то польстился на его две
комнаты - далеко не самые удобные или престижные.
Однако где-то в коридоре благосклонная судьба потеряла, видимо, его
след, и везение кончилось.
Начать с того, что в прежде безлюдных переходах оказалось неожиданно
много вооруженных людей. Не штатной охраны и не тарменаров. Они стояли у
дверей, за которыми прежде пустовавшие комнаты были сейчас - судя по
доносившимся оттуда голосам, звуку шагов и звяканью металла - плотно
заселены. Завидев их, Хен Гот в первое мгновение хотел юркнуть в люк, из
которого только что вылез. Но большим усилием воли заставил себя
двинуться, порой даже отодвигая людей с пути, с таким видом, словно делом
его жизни и было - шататься по Жилищу Власти с утра до ночи и с ночи до
утра. Но на него никто и не обращал особого внимания - быть может, потому,
что он не носил оружия ни поверх платья, ни под ним (проталкиваясь, он
чувствовал ненавязчивые прикосновения; нащупай кто-нибудь на нем хотя бы
маленький пистолетик - вряд ли его пропустили бы без объяснений).
Таким образом - без препятствий, но полный недоумения - что это за люди
и почему их оказалось тут вдруг так много (судя по многим диалектам, на
которых они объяснялись, народ этот собрался тут со всех краев Ассарта),
Хен Гот добрался наконец до своего дворцового жилья.
Но от былого уюта в недавно - при нем - отремонтированной и
обставленной комнате не осталось ничего. Здесь валялись старые матрасы и
одеяла, сумки и кожаные заплечные мешки, солдатские куртки и штаны, -
какая-то казарма учинилась там, где ему так хорошо думалось и отдыхалось.
Это было прежде всего обидно. Стоило ему ненадолго исчезнуть - и все,
начиная с Властелина, о нем забыли. Словно и не было у него никаких заслуг
перед Властью и перед всем Ассартом...
Увиденное настолько испортило историку настроение, что он и думать
перестал о каком-то везении. Вслед за обидой пришел гнев. И Хен Гот,
выпрямившись и выпятив грудь, двинулся дальше - чтобы не кому-нибудь, а
самому Властелину высказать свои чувства.
Но вместе с тем, конечно, все же предложить свои услуги. В глубине души
историк всем прочим силам предпочитал законную власть - раз уж она уцелела
в таких передрягах, пусть правит и дальше, а за ним-то дело не станет.
Таким образом Хен Гот быстро и однозначно разобрался в том вопросе, для
решения которого собралось сюда множество людей со всей планеты. Не те,
конечно, кого он видел в коридорах, но другие - кого эти, коридорные,
сопровождали и охраняли.
Нахмурившись, чувствуя себя оскорбленным в лучших чувствах, историк
даже не стал заходить в бывшую свою комнату и двинулся дальше, мысленно
еще и еще раз произнося те слова, с которыми собирался обратиться к
Властелину, чтобы сразу заинтересовать его. Нет, не с жалобами, конечно;
это было бы самой большой ошибкой. "Бриллиант, в знак своей преданности
Власти я принес вам самые точные сведения о том, где находится Жемчужина
Леза и ваш милый сын и Наследник..."
Однако везение, видимо, покинуло его окончательно. Вместе с хорошим
настроением.
В зале, служившем приемной, рядом с которым располагался кабинет самого
Изара, солдаты дежурили всегда. Вот и сейчас он завидел их еще издали. И
даже обрадовался. Но, приближаясь и вглядываясь, тут же разочаровался.
И не зря. Оба охранника вели себя так, как ни за что не осмелились бы,
будь Властелин тут, за стеной. Один развалился на диване, другой - в
кресле, задрав ноги в грубых башмаках на бесценный столик эпохи Амоз. Оба
курили корешки, и дым в приемной стоял столбом. А кроме солдат в помещении
не было ни души - ни даже какого-нибудь мелкого секретаришки, каким
положено днем и ночью ожидать в приемной высочайших поручений. Например,
вызвать кого-то из вельмож или просто принести чашку кофе...
Нет, Властелина тут не было.
Хотя, собственно, - опомнился Хен Гот - а что ему тут делать, когда до
конца ночи осталось еще изрядно? Это только так говорится, что Власть бдит
днем и ночью. На самом деле ночами она спит - если только не развлекается.
Решимость не исчезала. Как добраться отсюда до личных апартаментов
Властелина, историк помнил. Пришлось только переходами обойти приемную -
коридор, закуток, снова коридор - и он оказался в нужном месте.
Здесь охраны вообще не оказалось. Вокруг была тишина. Лишь из-под одной
двери пробивался свет. Но то не были покои Властелина. Свет горел в
комнатах, которые занимал Эфат, бессменный камердинер. Едва ли не
бессмертный.
Историк помедлил. Потом решительно нажал на ручку двери. Потянул ее на
себя. Вошел, заранее улыбаясь. Эфат всегда относился к историку хорошо.
Старый камердинер сидел в кресле перед холодным камином, откинув голову
на мягкую спинку. Спал.
Историк неслышно приблизился.
Глаза спящего были открыты. И в них застыло выражение ужаса.
То был не сон, понял Хен Гот.
Он испугался.
Он вообще не любил мертвых. Тем более - умерших по неизвестной причине.
И еще более - находящихся близ него.
С теми, кого застали около тела, обычно - он знал - не очень-то
церемонятся.
Так же беззвучно ступая, историк направился к выходу.
Дверь распахнулась, когда он еще не успел коснуться ручки. За нею
стояло двое. Он помнил их: люди эти были из специальной Службы
Неприкосновенности Царственных особ, головорезы генерала Си Лена. Люди, не
нуждавшиеся в огласке.
Оба одновременно шагнули вперед. Хен Готу пришлось отступить. Больше
всего ему хотелось в этот миг исчезнуть, оказаться где угодно - только как
можно дальше от этой комнаты, от Жилища Власти вообще. У Охранителя. У
Миграта даже...
Ах да, Миграт убит.
"Это я, я сам убил его, - почему-то вспомнил Хен Гот. - Зачем я это
сделал? Правда ли, что убийц всегда находят?"
Двое, медленно наступая, уже оттеснили историка почти к самому креслу,
к все еще сидящему в нем Эфату. Одновременно - словно глаза их управлялись
единым механизмом - посмотрели на мертвеца. Разом уперлись взглядом друг в
друга.
- Готово дело, а? - сказал один.
- Чистая работа, - согласился другой.
И четыре глаза вмиг перепрыгнули на Хен Гота. Каждая пара их, казалось,
притягивала историка к себе. Они стояли по разные стороны - и ему вдруг
почудилось, что взгляды эти сейчас разорвут его пополам. Или совершат
что-то другое, столь же страшное...
Хуже всего было то, что он не мог смотреть на обоих одновременно.
Обращаться приходилось к кому-то одному. Хен Гот повернулся к правому.
Собрал все силы, чтобы улыбнуться. Улыбка получилась (он сам чувствовал)
неестественной, как бутерброд с песком. Он все же проговорил - даже с
претензией на безмятежность:
- Проходил по коридору, вижу - свет, дай, думаю, зайду к камердинеру
Эфату...
Тот, к кому он обращался, сказал напарнику:
- Ты слушай внимательно. Он, видишь ли, дай, думает, зайдет на огонек к
старику Эфату...
- Дай, думает, - продолжил второй, - замочу старика. Старичок ведь не
бедный был, верно?
- Столько лет при Властях, да чтобы бедный, - сказал другой. - Да я и
сам помню. Значит, замочу, думает, и пошарю по шкафам да шкатулкам.
Как-никак, старик всеми регалиями власти ведал - не подделками, для улицы,
а подлинными, что больших-больших денег стоят... Теми, что называют
Сокровищами Ассарта.
- Что вы говорите! - изо всей силы крикнул Хен Гот. - Как вы смеете!..
Тот, что стоял справа, как-то неуловимо-легко ткнул историка щепотью в
поддых. Не очень больно даже, но дыхание пресеклось, и не до речей стало.
- Но не успел, мы вспугнули, - сказал правый, не обращая на
скорчившегося историка ни малейшего внимания. - Убить успел, а вещички
взять мы не дали.
- Придушил старика, - дополнил левый. - Глаза выкачены, как только не
выпали, и лицо вон какое - нездорового, прямо сказать, цвета.
- Как говорится, краше в гроб кладут, - согласился правый. Посопел
носом. - Воздух тут какой-то... не тот. Тебе не кажется?
- А этот обосрался, - сказал левый, кивнув в сторону историка. - Не
утерпел. Сфинктер слабый. - Неожиданно он круто повернулся, схватил Хен
Гота за рубашку под самым горлом, скрутил, мешая дыханию полностью
восстановиться. - Или ты, может, скажешь, что вообще никого не убивал, а?
Хен Готу впору заплакать было - от совершенно идиотского положения, в
какое он попал. Отвечать он не стал: нечего было.
- Вот так-то, - сказал правый. - Ладно. Побудь ты тут. Я его сдам
страже, потом станем здесь разбираться. Ну-ка, ты! Руки за спину! -
Сноровисто наложил наручники. - Шагай! Да не туда, вправо. Нынче Жемчужина
правит - ее ребята станут с тобою разбираться. Вдвойне не повезло тебе,
парень. Горцы - народ крутой, они из тебя понавьют веревочек... Ты сам кто
такой, а?
Ответил - с хрупкой надеждой, что слышали, что поймут: не мог он, никак
не мог:
- Хен Гот, Главный Композитор Истории при Властелине Изаре.
На это никакого отклика он не дождался. Словно в яму сказал.
Его запихнули в какую-то каморку. Единственно, что хорошо оказалось -
что при ней был и туалет. Не совсем, но пользоваться можно было. На душе
сразу хоть немного, но полегчало. Тем более, что наручники сняли.
Вволю же погоревать о своей кривой судьбе он даже не успел: пришли и
снова выволокли в коридор. Не очень вежливо, но и без битья. И заковывать
не стали.
Последнее обстоятельство его несколько воодушевило, так что он
осмелился даже спросить:
- Это куда же меня сейчас?
Сейчас историк удовлетворился бы любым ответом, кроме одного лишь:
"Казнить ведем". Ему же было сказано:
- Куда ведено.
И шли, пока сам он не стал узнавать: ба, да они уже на половине
Жемчужины!
Вокруг и правда были только Горные Тарменары. Хмуро поглядывали на
него, но не задевали. Он же был подведен к самой большой тут,
двустворчатой двери, в которую постучали весьма бережно. На откликнувшийся
оттуда голос старший из конвойных не доложил даже, но проворковал:
- По приказанию Жемчужины Власти задержанный доставлен.
Изнутри послышалось повелительное:
- Сюда его!
Створки двери распахнулись. И его чуть ли не внесли под локотки.
Ястра смотрела на него взглядом, не выражавшим любезности.
Хен Гот попытался в ответ глядеть независимо. Но трудно сказать, что из
этого намерения получилось. Слишком многое мешало.
Во-первых, то, что перед ним была женщина. И не просто, но красивая
женщина. По его представлениям, даже очень красивая. Он мог бы сказать
даже - прекрасная. Трудно сказать, где здесь для него кончалось
впечатление от собственно женщины и начиналось другое - от ее туалета; но
вряд ли вообще он мог провести грань между одним и другим - как и
большинство мужчин. Хен Гот боялся женщин, хотя и любил их - но издали,
вблизи он терялся, переставал быть самим собой. Будь это не так - может
быть, и добился бы успеха у Лезы; этого, как известно, не произошло.
Вторым обстоятельством, мешавшим историку чувствовать себя нормально,
было то, что не просто женщина оказалась перед ним, но как бы само
олицетворение Власти. То есть - силы. Перед силой, как опять-таки уже
известно, он пасовал сразу.
Третье же заключалось в том, что он, ни сном ни духом никогда не
желавший ни малейшего зла камердинеру Эфату, невольно чувствовал себя не
только обвиненным, но и действительно виновным в смерти старика - потому
что не видел способа тут же, на месте доказать свою невиновность. Таков
был его характер.
Ему, конечно, и в голову не могло прийти, что будь он и на самом деле
убийцей Эфата, Жемчужина Власти была бы ему только благодарна; знать бы
ему, что у нее самой давно уже созрело намерение нейтрализовать - как
принято говорить - камердинера, который, кроме услуг, связанных с
гардеробом, выполнял и другую службу: именно к нему сходились, как
известно, данные наблюдений и прослушиваний всех "жучков" и "клопов",
которыми Изар позаботился населить все отведенное Ястре крыло Жилища
Власти. Смерть, от чего бы она ни приключилась, вряд ли опередила людей,
которым нейтрализация старика была поручена. Горцы, как он уже слышал,
народ при необходимости жестокий.
Но он не знал этого, и уже чувствовал себя обвиненным, осужденным и
даже казненным. И всем, на что он сейчас был способен, было - не сводить
глаз с Жемчужины Власти, ожидая решения своей судьбы. Может быть, историк
пытался взглядом передать Жемчужине свое отчаяние, а возможно - уверить в
своей непричастности к убийству. Но похоже, что ничего из этих стремлений
не получилось. Впрочем, и не могло получиться: Ястра уже через несколько
секунд отвела от него глаза и сказала конвоирам:
- Выйдите. Ждите за дверью.
И лишь когда они вышли - ему:
- Кто ты?
Во рту у него было сухо, и он ответил не сразу:
- С позволения Жемчужины... Я - Хен Гот, Главный Композитор Новой
Истории при Властелине, Бриллианте Власти Изаре. То есть был...
Теперь в ее глазах мелькнула искорка интереса: не исключено, что она
его узнала.
- Ах, вот как! - проговорила она протяжно и недобро. - Главный виновник
войны прибыл собственной персоной. Угрызения совести замучили? Или просто
захотелось уничтожить одного из тех, кто очень много знал о твоем
преступлении перед Ассартом?
- Клянусь, Жемчужина, я самый мирный человек, я не имею отношения к
войне!..
- Вздор! Если бы ты не затуманил мозг Властелина своими сказками, он бы
еще сто раз подумал прежде, чем пуститься на авантюру, что привела
цветущую страну к полному краху. Да ты наглец, любезный историк! Смеешь
оправдываться?
- Но я ведь не думал... не ожидал такого результата!
- Сядь! (Кивком указав - куда сесть.) Рассказывай все. С самого начала.
Только не об истории: это не ко времени. О вине твоей в том, что Властелин
пошел на такую войну, тоже известно достаточно. Начинай со времен
послевоенных. Где был, с кем, что видел, что слышал, что знаешь, а что
предполагаешь. Зачем явился сюда во время сбора всех донков (он невольно
поднял брови, но вымолвить хоть слово не решился)? Словом - если хочешь
голову сохранить на плечах - кайся пооткровеннее, чем самой Рыбе. Уяснил?
Историк дернулся было - припасть к ногам. Она вовремя предупредила:
- Говорить можешь все: здесь больше не слушают. Но резко двигаться не
советую: тебя хорошо видно в прицел.
При этом подняла глаза куда-то вверх, словно видя нечто за его спиной.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг