расширяющейся спирали. Далеко спрятать они не могли, знали, что время
будет дорого. И тем не менее... Нет, это не то. Плотная почва, пружинящая
трава... Глупо, если они надумали положить сверху толстый квадрат дерна,
не оставив под ним пустоты: тогда я при всем желании не смогу нащупать. В
конце концов мой вес... Эп!
Было от чего вскрикнуть чуть ли не вслух: правая нога не успела еще как
следует опуститься на траву, как дерн ухнул куда-то вниз - и нога
устремилась за ним, заставив меня упасть. Яма оказалась чуть ли в полметра
глубиной. Да нет, где там полметра, глубже! Голеностоп пронзила нехорошая
боль. Пока я высвобождал ногу из ямы, хотелось выть. Очень похоже на вывих
- как нельзя более кстати... Ну, мастера, ну, мыслители!..
Нога наконец вернулась на поверхность, боль, казалось, все усиливалась,
но я, стараясь не орать вслух, лег на живот и запустил в яму руку. Да, это
была передача. Я извлек маленькую брезентовую, с пленкой внутри, сумку. В
ней оказалось куда меньше, чем мне хотелось бы, но вещи были полезными:
фонарик - один, пистолет - один, запасная обойма - одна, сложенный листок
бумаги тоже в единственном числе. Что же, и на том спасибо. Если бы они
еще догадались засыпать все это землей, только не утрамбовывая ее, не было
бы необходимости ломать ноги. Костыля они, к сожалению, к посылке не
присоединили.
Ладно. Как говорится, так или не так - перетакивать не будем. Я снял
куртку, снова лег, засунул под куртку бумажку, фонарь и собственную
голову. Как я и надеялся, был нарисован маршрут. Профессионально, с
указанием на север - юг. Жаль только, что здешние созвездия были мне
совершенно неизвестны. Судя по плану, надо было держать на запад, оставляя
справа единственное, по-видимому, в этой округе населенное место; выйти на
дорогу, и по ней свернуть налево. Что будет дальше - схема не указывала,
да и не могла. Дальше будет, что будет.
Значит, на запад... Я рассовал все полученное по карманам, платком
вытер мокрые ноги и стал обуваться. Правая нога упорно сопротивлялась
этому; даже прикосновение к ней вызывало злобную реакцию вышедшего из себя
сустава. Я попытался сам вправить вывих; не получилось; наверное, чересчур
жалел сам себя. Что сейчас? Надо добраться до леса - полянка была метров
сорока в поперечнике и я находился почти в центре; ничего, столько мы
преодолеем и на одной, обутой ноге - вприпрыжку. Там попытаемся найти или
выломать палку и определить север. И - в путь.
Так я и сделал. Если мох на деревьях растет в Ассарте по таким же
правилам, как на Земле, то направление я избрал в принципе верное.
Выбрать, однако - полдела, надо его еще преодолеть... После некоторой
возни - ножа у меня не было, а пистолет в таком деле плохой помощник, - я
выломал сук, на который можно было опереться. Идти, конечно, я не мог - в
лучшем случае ковылять. Но лучше даже видимость дела, чем полное
бездействие.
Я одолел примерно километр, и с каждым метром мне становилось хуже,
нога болела все сильнее. Наконец настал миг, когда я совершенно ясно
понял, что ни до какой дороги мне не добраться. Нужен был кто-то, кто
вправит мне сустав; сам я попробовал еще раз и понял, что это не по моим
способностям. И все же надо было идти. Тогда я придумал такую штуку:
вытащил брючный ремень и как мог туго привязал палку к ущербной ноге -
так, что конец ее торчал ниже стопы - на этот конец можно было опираться,
и усилие передавалось на голень, минуя дефектный сустав. Пошло несколько
веселее, хотя ремень то и дело сползал и его приходилось водворять на
место, - и я совсем уже поверил было, что доберусь до дороги, а там меня
кто-нибудь да подберет; однако тут трава кончилась и начался сухой песок и
все опять сделалось очень плохо. Потому что палка охотно уходила в песок,
и нога вынуждена была раз за разом упираться в него - и каждый раз сустав
протестовал все громче. Я позволил себе посидеть несколько минут, переводя
дыхание и успокаивая боль; осторожно ощупав пальцами лодыжку, понял, что
она уже опухла почти до упора - и, наверное, будет продолжать в том же
духе. Кстати был бы холодный компресс, но воды не было, даже чтобы
напиться - а я и в этом испытывал все более серьезную потребность. Сведя
воедино все эти обстоятельства, я понял, что единственный более или менее
приемлемый выход в моем положении заключался в том, чтобы добраться до
обозначенного на схеме обитаемого места и попросить там первой помощи, а
если повезет - и ночлега. Бояться местных жителей у меня не было причины:
я вполне мог сойти за их соотечественника, потому что одет был,
разумеется, во все ассартское, язык был в меня вложен крепко-накрепко, и
даже сочиненная на всякий случай легенда - кто я и откуда - прочно сидела
в памяти. Конечно, серьезный допрос расколол бы меня довольно быстро, но
тут его опасаться вроде бы не приходилось, от обитающих здесь отшельников
вряд ли следовало ожидать проявления сыскных инстинктов. Так что
оставалось одно: свернуть с маршрута и добираться до жилья. Хотя бы
доползти до него.
Ползти как раз и пришлось - на четвереньках, потому что нога совершенно
уже отказалась служить и мне минутами чудилось даже, что она торчит как-то
под прямым углом к остальному телу - что, разумеется, было лишь игрой
воображения. Я пополз, уповая единственно на свое чувство направления.
Было уже совершенно темно, хоть глаз выколи; не знаю, за сколько времени,
но я преодолел песчаное поле, по траве пробираться стало легче. Впереди
уже угадывалась масса более густого мрака, чем тот, что окружал меня; это
вполне могли быть деревья. Но одновременно я ощутил впереди и нечто
другое, чуждое. Я рискнул и, вытащив фонарик, на мгновение включил его. То
была хорошая, добротная колючая проволока на бетонных, похоже, столбиках,
высотой забор был метров до трех. Та-ак. Проволока была не на изоляторах,
но бетон и сам по себе неплохо изолирует, так что ограда вполне могла
находиться под током. С одной стороны, - чего ради? Может быть, огорожено
просто пастбище - чтобы скотина не разбредалась; но мои друзья не
потрудились указать, что тут такое находится - не рассчитывали, верно, что
мне такая информация понадобится, - а это мог вполне быть и, скажем, склад
боеприпасов или какое-нибудь секретное заведение... Во всяком случае, мне
не захотелось использовать себя в качестве вольтметра; с другой стороны,
ограда свидетельствовала, что я продвигаюсь правильно. Пришлось, жертвуя
временем, подкапываться под нижний ряд проволоки. Лопатка для меня,
естественно, тоже не была припасена, пришлось орудовать наподобие крота -
руками. Все же я прополз и, даже не попытавшись замаскировать место
нарушения границы, последовал дальше. Метрах в десяти обнаружилось еще
одно препятствие. На этот раз им оказался высоченный забор из кованых
железных прутьев; решетка была, как мне показалось при мгновенной вспышке
фонарика, выполнена художественно - мастером, а не просто деревенским
кузнецом, - но мне от этого легче не было. Забор опирался на бетонный
фундамент. Так что путь здесь был прегражден надежно - и сверху, и снизу.
Может быть, самым разумным сейчас было бы - отступиться, отдохнуть
немного и попытаться найти какой-то более приемлемый вариант. Но во мне
уже взыграло любопытство: что же такое прячут за решеткой во всеми забытом
уголке? Мне не пришло тогда в голову простое решение: оттого-то угол этот
и заброшен, что в нем что-то такое прячется, чему чужое соседство
противопоказано. Любопытство оказалось настолько сильным, что даже нога,
кажется, стала болеть меньше: в конце концов, это была моя нога, а значит,
не менее любознательная, чем я сам.
Не имея возможности преодолеть решетку, я встал на ногу, коленом другой
оперся о фундамент, ухватился за прутья и попытался что-нибудь разглядеть
за деревьями, что поднимались по ту сторону ограды. Сперва это показалось
мне безнадежной затеей; но у нашего зрения есть свои резервы. И постепенно
я пришел к выводу, что за ними наличествует некое строение, здание, причем
не крестьянский дом, а что-то покрупнее. Понял я также, что наблюдения
будут куда успешнее, если я продвинусь вдоль забора влево - там,
показалось мне, деревья росли пореже. Я пополз, правым плечом все время
ощущая фундамент. Потом, через сколько-то метров, фундамент исчез. Я
остановился, пошарил вокруг и понял, что забор здесь свернул направо.
Пришлось и мне менять направление. Еще метров через двадцать у меня
возникло ощущение близости людей. Я сразу же остановился и напряг слух.
Ощущение не обмануло: я услышал голоса. Два: женский и мужской.
Приглушенные, но один раз женщина рассмеялась, неприятно привизгивая.
Голоса - а следовательно, и люди - оставались на том же месте: это
позволяло предположить, что там имелась калитка или ворота - одним словом,
проход. Моя задача конкретизировалась. Я снова пустился в путь. Голоса
становились все яснее, и я, при всем отсутствии практики, начал уже
разбирать сначала слова, а потом и целые обороты речи. Слова, а еще более
- интонация, позволили мне довольно быстро сообразить, в чем дело. Тема
разговора была стара, как сама жизнь: один уговаривал, другой неохотно,
как-то неуверенно сопротивлялся. Необычным (для меня) оказалось лишь то,
что в данном случае активной стороной выступала дама. Когда ей все же
удалось уговорить своего партнера и они, сойдя с места, на секунду-другую
оказались передо мной на фоне уже слабо светлевшего у меня за спиной (так
что подобие света падало на них) неба - я понял причину удивившего меня
расклада: мужчина был вооружен. Следовательно, он находился на посту и не
сразу решился его покинуть. Я терпеливо обождал, пока они, исчезнув в
траве, не проделали необходимой разминки; когда же игра пошла всерьез
(судя по доносившимся звукам), я безбоязненно двинулся вперед - думаю,
если бы я даже подъезжал на танке, часовой не среагировал бы. Так и есть -
тут ограда упиралась в башенку с воротами и калиткой, благополучно
продолжаясь по другую сторону сооружения. Я мысленно возблагодарил природу
за то, что на свете еще существует любовь, нырнул в приоткрытую калитку и
заторопился дальше - к тому белому дому, который заметил из-за деревьев.
Не знаю, насколько разумно было ползти именно к дому - может быть, лучше
было бы подождать, пока страсти улягутся, и попросить помощи у любовников:
женщины в таких ситуациях бывают добры и отзывчивы к страданиям ближнего.
Однако дом слишком уж заинтересовал меня; во всяком случае, другого
объяснения я и сейчас не могу найти - разве что сослаться на интуицию.
Может быть, то и на самом деле была она.
Дом оказался куда больше, чем казалось мне издали. Был он старой
архитектуры, с башенками, эркерами, стрельчатыми окнами, галереями на
каждом из трех его этажей. Впрочем, может быть, на Ассарте именно такая
мода господствовала сейчас - я судил по земным меркам. Окна были темны. Я
успел определить, что, кроме главного входа, в доме были еще и другие, и
обрадовался: уж какой-нибудь из них мне удастся уговорить, - и стал
прикидывать, куда лучше направить - не стопы свои, но ладони и колени.
Я находился примерно на полдороге между калиткой и домом, и полз не по
подъездной дороге, достаточно широкой для двух машин, а сбоку, вплотную к
росшему по обе ее стороны кустарнику, когда позади - за моей спиной и за
оградой - раздался крик, и почти сразу - второй. Кричала женщина,
переживавшая момент счастья; в этот миг она уже не помнила и не понимала
ничего, кроме бьющего через край ощущения полноты и великолепия жизни. Это
не всякой дано, и даже из тех, кому дано, не всякой удается достичь его -
это зависит и от партнера, - но вот ей сейчас удалось. Я порадовался за
нее, а за себя огорчился.
И не напрасно. Потому что едва я успел проползти еще несколько шагов,
как услышал звук открывшейся двери, и на галерее первого (но на метр с
лишним поднятого над уровнем почвы) этажа появилась светлая фигура.
Человек. Если бы он спал, этот крик вряд ли разбудил бы его - хотя бывают
люди с очень чутким сном; но вернее - человек не спал и теперь вышел
навести справки. Он постоял у балюстрады (я лежал, прижавшись к кустам,
тихий, как покойник), потом сделал несколько шагов к сходившей вниз
широкой лестнице, вновь остановился и громко спросил:
- Атина, это ты?
Ответа, разумеется, не последовало, - не думаю, чтобы там ее услыхали,
тут надо было бы орать во весь голос, - и женщина (судя по голосу, это
была именно женщина), поколебавшись, ступила на лестницу и начала
спускаться. И тут меня что-то словно толкнуло. Я встал, - больная нога,
словно оценив серьезность положения, позволила даже опереться на нее и
даже сделать несколько шагов вперед. Я остановился посреди дороги, так что
женщина никак не могла не заметить меня. И заметила.
- Это вы, Серт? - спросила она, потому что в темноте, конечно, не могла
разглядеть ее лица, как и я ее. - Что происходит? Я слышала крик. Какое-то
несчастье? Что с Атиной?
- С ней просто любовь, донка-ла, - ответил я, употребив самое
почтительное из известных мне обращений к высокопоставленной даме
(согласно старой мудрости: лучше пересолить, чем недосолить; мудрость эта
не для кухни, но на службе она, как правило, выручает). Конечно, любовь
бывает и несчастьем; но не в этом случае.
Услыхав мой голос, женщина остановилась как вкопанная. Чувствовалось,
что она напряглась. Однако я рассчитал верно: вряд ли мой ответ мог
исходить от злоумышленника. Я тоже стоял неподвижно, стараясь ничем не
испугать ее. Тем более что явственно различил в ее полусогнутой руке
пистолет. Небольшой, но на расстоянии пяти шагов вполне убедительный.
- Вы не Серт; кто вы? Зачем вы здесь?
- Я не Серт, вы совершенно правы, донка-ла. Я путник. И здесь я потому,
что мне нужна срочная помощь.
Кажется, она колебалась.
- Не бойтесь меня, - продолжал я. - К тому же, мне кажется, что Атина и
Серт уже в состоянии вас услышать - если вы крикните погромче. Но тогда
кричите сейчас: через несколько минут они снова отвернутся от мира.
Мне показалось, что она усмехнулась.
- Вы знаете, какова любовь?
- Знаю, - ответил я с чистым сердцем. Это был, пожалуй, единственный
вопрос, на который я мог дать правдивый ответ.
- Что с вами? Какая помощь вам нужна?
- Я вывихнул ногу. Не могу идти. Боюсь, что она сильно распухла.
- К сожалению, поблизости нет ни одного врача. И в доме тоже.
- Но, наверное, кто-нибудь из домочадцев сумеет вправить вывих? Я
обещаю не кричать, чтобы не пугать вас. Я не кричу от боли. Только от
любви.
(Не знаю, почему я стал разговаривать в таком ключе. Тоже интуиция,
наверное.)
Еще поколебавшись, она кивнула.
- Хорошо. Идемте. С вывихом я справлюсь сама.
Я сделал два шага. Она заметила, что перемещаюсь я с трудом.
- Обождите. - Она приблизилась ко мне. Остановилась. - Только имейте в
виду: я вооружена.
- Я это понял сразу, донка-ла. И я боюсь вашего-оружия. Не того,
конечно, что у вас в руке - это меня не пугает.
- Однако, вы... смелы.
- Увы, нет. Я лишь откровенен.
- Но знаете ли вы, с кем разговариваете?
- Кем бы я был, если бы не знал этого? С прекрасной женщиной. Самой
прекрасной из всех, кого мне случалось видеть.
Откровенно говоря, я не был на сто процентов уверен в своих словах. Но
за девяносто могу поручиться.
Она наконец решилась и подошла ко мне вплотную.
- Обопритесь на мою руку, господин путник.
- Но мне, право, стыдно...
- Я велю, - сказала она голосом, привычным к приказам.
Я повиновался, вдыхая тонкий, горьковатый аромат, исходивший от ее
волос. Она поняла.
- Что это за аромат, по-вашему?
- Горькой красоты. Горькой любви, быть может.
Мы подошли к крыльцу.
- Кто вы?
- Путник, - повторил я.
Мы медленно поднялись наверх.
- Ну что же, - негромко сказала она. - Может быть, так лучше.
- Несомненно, - согласился я. Она повернула голову.
- Вы знаете, о чем я?
- Я знаю, что это сказали вы. Этого достаточно.
Она покачала головой - то ли удивляясь мне, то ли осуждая.
- Вы всегда такой?
- Нет.
Мы вошли в дом. Задержавшись у двери, женщина включила свет. Я
осмотрелся и не сдержал удивленного восклицания:
- О!
И в самом деле, разглядывая дом снаружи, можно было заключить лишь, что
он стар и надежно построен. Тем неожиданнее было то, что открывалось
взгляду внутри. Обширный холл, резные панели какого-то, наверняка ценного,
судя по глубокому коричневому с золотистым отливом цвету, дерева;
набранный из самоцветов пол, на который просто жалко было ступать; резные
колонны такого же дерева, уходившие на шестиметровую высоту, где тяжелые
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг