Владимир Михайлов.
Тогда придите, и рассудим
-----------------------------------------------------------------------
"Капитан Ульдемир", книга вторая.
Н.Новгород, "Флокс", 1993 ("Избранные произведения" т.2).
OCR spellcheck by HarryFan, 16 November 2000
-----------------------------------------------------------------------
1
...потом створки съехались со звуком, с каким прозрачная волна набегает
на белый раскаленный песок пляжа, когда солнце поет и нет сил
шевельнуться, даже открыть глаза, когда сам ты стал и солнцем, и песком, и
морем, и вселенной, истекающей бездумным счастьем бытия. Холодный
служебный свет, отсеченный дверью, остался в коридоре, куда только что
вышла женщина, держа в руке что-то мерцающее и невесомое, как лучи звезд,
- то, в чем она сколько-то времени назад вошла сюда, ко мне, неожиданная,
словно принесенная на руках моего желания и тоски. Тоски по ней? Не знаю;
сейчас я могу уверенно сказать - да! Но еще за мгновение до того мне
представлялось другое лицо и другие линии; теперь они не то чтобы исчезли,
но как-то совместились с новыми, растворились в них, а имя, столько раз
произносившееся мною в моем двойном одиночестве,
временно-пространственном, - имя это оказалось и в том, и в другом
измерении так же далеко, как и сама планета Даль.
Женщина ушла, но осталась здесь, и перед моими закрытыми глазами все
еще стоял ее силуэт в прямоугольнике раздвинутых створок, а телом еще
ощущалось ее тепло, а обонянием - запах, светлый запах весеннего рассвета,
а слухом - невесомое ее дыхание и какие-то слова, те, что не оседают в
словарях, но, словно молнии, рождаются и гаснут, блеснув единожды и
ослепительно, слова, не выражавшие мыслей, - мысль есть лишь отражение
жизни, - но сами бывшие жизнью, естественные, как шелест лесов и плеск
воды; а зрением все еще воспринимался тяжелый блеск в ее глазах,
казавшийся отсветом древних костров, у которых сидели трое: Она, Он и
Любовь. Хотя на деле то был, наверное, отблеск шкал репитеров на переборке
моей каюты, но в те мгновения я не стал бы глядеть на них, даже покажи они
конец света... Она ушла, но все мои чувства крепко держали ее, все до
единого, потому что любое из них непременно для счастья. И память тела, и
другая память тоже, со странной точностью вновь повторявшая кадр за
кадром: как раскатились неожиданно створки, хотя я был у себя, а дверь
отзывалась только на мой шифр; как вошла Она. Именно так воспринял я ее в
тот миг: Она - хотя мне были прекрасно известны ее имя и должность и место
по любому из корабельных расписаний, точно так же, как мне известно (и
должно быть известно) все о каждом, кто только есть на борту. Не могу
сказать, что я встал навстречу ей; меня подняло, и толкнуло, и опустило на
колени, и заставило поцеловать край того, мерцавшего, что было надето на
ней. Не было удивления: удивляются мелочам, перед стихией преклоняются
безмолвно; и не было ни одного разумного слова, как не бывает их в
оркестре, когда исполняется великая музыка... Память показывала и дальше;
можно, вероятно, найти слова, какими все это опишется точно - но неверно.
Человек может выражать одними и теми же словами и проклятие, и молитву -
здесь была молитва.
Минуло время, и она ушла, вот только что, все так же безмолвно, но
между нами не осталось неясного. Я лежал опустошенный, но не пустой,
потому что из меня словно выскребли все низкое, унылое и дрянное, что
только во мне было, и вместо этого наполнили меня чем-то, с чем можно жить
тысячи, лет, не унывая. И мне стало казаться вдруг, что все на свете
просто (и наша экспедиция в том числе), что мы благополучно долетим,
Архимеды наши и Михайлы Васильевичи, и прочие быстрые разумом Невтоны
совершат все, что им полагается, выяснят при помощи своей белой, черной и
пестрой в крапинку магии то, что следует, а затем чему положено гореть -
зажжется, а чему потухнуть - погаснет, и мы отчалим в обратный путь, таща
за собой длинный хвост впечатлений. А когда вернемся на Землю, планета
перестанет казаться мне чужой, потому что там, где двое вместе, там
возникает и все прочее, что нужно в жизни. А на финише...
Я дремал, наверное, или грезил; зуммер вызова проник в сознание не
сразу. В другое время я мысленно (и даже не только) проклял бы - кто там
сейчас стоит вахту? Да, Уве-Йорген, доблестный рыцарь истребительной
авиации; значит, я проклял бы Уве-Йоргена, и всю его вахту, и весь личный
состав, включая ученых и автооператоров, и корабль, и весь рейс, и всю
Землю, а также и доступную и недоступную нам Вселенную, все, что есть, и
все, чего нет; не люблю, когда меня будят. Но на этот раз я был полон
доброты, и мне захотелось излить ее на кого-нибудь еще, пусть и на Рыцаря.
Так что, дотянувшись до кнопки, я произнес по возможности миролюбиво:
- Капитан Ульдемир.
- Капитан, - голос Уве-Йоргена прозвучал отвлеченно-бесстрастно, как и
всегда на службе. - С приятным пробуждением, капитан. Доброе утро.
- Что у вас там?
Досада, вероятно, все же оставила след в моем голосе, судя по чуть
удивленному:
- Вы приказали поднять вас, капитан, когда приблизимся к точке выхода.
- Как, уже? А я рассчитывал, что вся ночь впереди. Кануло куда-то
время. - И тотчас же другая мысль перебила первую: бедная, каково ей
сейчас: не выспавшись - за пульт...
- У меня все, капитан, - молвил Уве-Йорген, устав, видно, дожидаться
ответа.
- Сейчас буду. Работайте по расписанию. Все.
И я собрался было пожаловаться самому себе, что вот опять приходится
подниматься ни свет ни заря, в моем-то серьезном возрасте, - но тут же
вспомнил, что отныне, с этой ночи, я молод, моложе молодых. И вскочил
быстро, словно каждая пружинка во мне была снова заведена до отказа.
Где-то, где-то (впрочем, расстояния - фикция в этом мире, и нет ничего,
что было бы слишком далеко от нас) серебряные птицы вспорхнули и летучие
рыбы ринулись в полет, стройные, на антиграв-тяге, с головками
автоматического наведения на свет, на тепло, звук и запах - на всякое
дыхание жизни. Там, куда они устремились, мгновенно грянули беззвучные
вихри в тесных недрах стратегических машин, двойные и тройные параллельные
цепи не подвели, все было вмиг подсчитано, взвешено и решено - и
серебряные птицы поднялись навстречу, и взвились летучие рыбы, антигравы
автоматического наведения. Мгновенным был диалог не ошибающихся неживых
умов; и птицы клевали рыб, а рыбы в клочья разрывали птиц с той и с другой
стороны, и одна часть сгорела, и рассыпалась, и упала, а другая часть
прорвалась в ту и иную стороны. И у птиц раскрылись люки, а боеголовки
летучих рыб разделились, как разлетается в стороны осиный рой. Эти сделали
свое дело сразу, но и те, что упали не долетев, тоже совершили свое,
только секундами позже. Потому что антизаряд бомбы ли, головки ли может
лишь считанные секунды существовать в отключении от мощных стационарных
энергетических установок, питающих магнитное поле, свернутое коконом и
предохраняющее несколько килограммов антисвинца - в два хороших кулака
величиной, - от соприкосновения с корпусом бомбы или головки, сделанным из
обычного сплава. Ровно столько времени, сколько нужно, чтобы долететь до
цели, магнитный кокон продолжает жить, питаясь от аккумулятора, а затем -
аннигиляция, взрыв. Каждый такой заряд стоил, сколько стоит построить
город, и энергии потреблял, сколько ее потребляет город с его заводами,
подземками, рекламами, утюгами и ночниками. Безопасность требует жертв -
но, видно, уже не под силу стало истекать соками, питая безопасность, и -
где-то, где-то! - люди - а скорее даже созданные ими особо доверенные
машины - решили, что риск - дешевле, иначе - тупик, ибо можно зарядить
АВ-бомбу, а разрядить уже нельзя, ее можно лишь взорвать, но вывести
заряды в космос и взорвать на безопасном расстоянии от планеты тоже
нельзя, ибо путь каждого заряда строго рассчитан, и расстояние, какое он
может пройти, слишком мало, чтобы взрывы не отразились на всем, что
существует на планете. Не додумались разоружиться, пока речь шла еще об
идиллических термоядерных зарядах, которые разрядить было - раз плюнуть, а
теперь это стало все равно что выстрелить себе самому в висок - так уж
лучше в противника! И белые пламена вспыхнули, как если бы множество
Вселенных вновь рождалось из темного, вневременного и внепостижимого
протовещества. Нет, они вспыхнули ярче, чем множество Вселенных. Ничто не
могло уцелеть, и не уцелело. Так это было на планете Шакум, обращавшейся
вокруг солнца, что воспринимается на Земле лишь как слабенькая
радиозвездочка в созвездии Паруса.
Но нет ничего в этом мире, что было бы далеко от нас.
И вот разговор, что произошел одновременно (при всей относительности
этого понятия) совсем в другом пространстве, но не весьма далеко от
гибнувшей планеты, откуда она была видна как бы сверху вниз, и видно было
также и многое другое.
- Фермер! - сказал Мастер, невесело, как всегда, усмехаясь. - Вот и
опять. Неужели все зря, и мы с тобой бессильны?
Фермер чуть повернул лицо, сосредоточенное и грустное, на котором
плясали белые блики.
- Мы снова что-то упустили.
Мастер встал рядом с Фермером и стал смотреть туда же, и на его лице
тоже заиграли белые блики, словно от рождавшихся миров - но этот мир не
рождался, он гибнул на их глазах. Они молчали, пока не угасла последняя,
запоздалая вспышка, которой могло и не быть, ибо все свершилось уже:
уничтожение было гарантировано надежно. Лишь тогда Мастер заговорил вновь:
- Мне все же не верилось. Хотя в глубине души я, наверное, ждал этого.
Я не смог помешать.
- Ты не посылал туда эмиссаров?
- Четырежды, в разное время. Все четверо либо жестоко убиты, либо
умерли в заточении. Я здесь сжимал кулаки, но ничего не мог поделать.
Очень жаль, что, посылая эмиссара, мы не вправе помочь ему ничем, кроме
советов. Но иначе его раскрыли бы там сразу. А никто не любит влияния со
стороны. Перемены должны приходить изнутри - или как бы изнутри...
- Может быть, не надо было посылать их поодиночке? Те же четверо, если
бы послать их разом...
- Как будто я не знаю этого, Фермер! Но где мне взять столько
эмиссаров? А с группой еще сложнее: она не может быть случайной кучкой
малознакомых людей. Наши требования высоки.
- Для такой нужды я мог бы отпустить кого-нибудь даже с моей Фермы.
- Разве у них мало работы? Или вокруг недостаточно миров, требующих
наших усилий? Где-то наших людей всегда недостает. И в результате - вот...
- Может быть, этот мир и не стоил таких сокрушении. Слишком глубоко
распространилась там зараза. А у меня есть правило: больное дерево должно
сгореть, - сурово отозвался Фермер, но в голосе его слышалась усталость,
какая возникает не от трудов, но от неудач. - Сорную траву выжигают, и
больной сук тоже отсекают и предают пламени. Так. Но мне жаль. И того, что
случилось, и того, что еще может произойти где-нибудь в другом месте. Еще
не весь сорный лес выгорел.
- Ходят слухи о твоей доброте, Фермер, - с той же едва заметной
усмешкой проговорил Мастер.
- Доброта и добро - не всегда одно и то же, - возразил Фермер. - Но мне
жаль, повторяю. Ведь там прорастало и доброе, однако не успело. Слишком
много было тени, а росткам добра нужен свет. И Тепло.
Снова они помолчали.
- Какая вспышка Холода! - нарушил тишину Мастер. - Будут серьезные
последствия?
- Увы. Изменения начались сразу же. Перезаконие.
- Фундаментальное?
- Вглядись, и ты увидишь.
Мастер вгляделся в то, что было перед ними.
- Волна не кажется мне очень мощной. И скорость распространения
умеренная.
- Но это незатухающая волна. Не локальная вспышка Перезакония: идет
перестройка структуры пространства. Чтобы погасить волну, нужна мощная
вспышка Тепла.
- Жаль, что его нельзя доставить извне. А здесь у тебя нет нужных
источников?
- Одиночных сколько угодно, - сказал Фермер, - но они не помогут:
слишком силен Холод. Нужен, самое малое, планетарный источник. Лучше, если
их будет два. Или один, но превышающий мощностью источник Холода.
Источник, который высвободит Тепло разом, подобно взрыву, - так же, как
это произошло только что с Холодом. Но ведь тут погибла целая планета, что
же сможем противопоставить мы? Чтобы целая планета воскресла, разве что.
Кроме того, нужный нам источник должен находиться недалеко, и ввести его в
действие следует быстро. Планеты моей фермы излучают Тепло непрестанным
потоком, но он не дает мгновенных мощных импульсов. Однако если мы не
остановим волну, Перезаконие распространится слишком широко, и тем тяжелее
окажутся последствия.
- Если бы они знали, - сумрачно проговорил Мастер, - что, убивая друг
друга, они не просто преступают свою же мораль, но и влияют на развитие
Вселенной...
- На этой социальной стадии они еще не мыслят категориями Вселенной.
Чересчур много мелочей отвлекает их. И подсказать им трудно, а значит -
надо найти возможность повлиять на их чувства помимо рассудка. На
несчастной, планете каждый человек успел понять, что всему конец. И ужас
оказался безмерным и породил столь мощный всплеск Холода. Что могут понять
люди где-то на другой планете так же внезапно и все сразу, чтобы возникло
преобладающее количество Тепла? Ты можешь представить?
- Обожди, Фермер. Постой. По-моему, в качестве источника можно
использовать Семнадцатую.
- Там холодно, Мастер.
- Именно потому. Если источник Холода, что сковывает каждого жителя
планеты, независимо от того, ощущает человек эту скованность или нет, -
если этот источник внезапно и явно для всех исчезнет, вспышка счастья
будет чрезвычайно мощной.
- Ты думаешь, этот источник можно так просто устранить? Мне кажется,
плод еще зелен.
- Я тоже так думал, Фермер. Но теперь, когда возникло Перезаконие,
обстановка меняется. Природа словно хочет помочь нам. Смотри. Вот они. Вот
волна. Ее структура, как ты видишь, достаточно сложна. Волна многослойна.
Она будет наплывать на планеты постепенно. Волна регрессивна. Перезаконие
ведет к упрощению вещества. И первыми начнут исчезать атомы наиболее
сложных элементов. Исчезать не потихоньку, как ты понимаешь. И люди успеют
заметить. Встревожиться. Начнут искать выход. И тут-то и понадобится
некто, кто не только укажет, где лежит этот выход, но и подскажет, как им
воспользоваться. Процесс поисков выхода может начаться на одной планете,
но должен вскоре переброситься и на другую.
- Связанные враждой... Твоя извечная любовь к парадоксам, знаю. И для
осуществления плана тебе нужен эмиссар.
- Лучше два. Если группа - это было бы чудесно.
- Сами они не смогут повернуть события?
- Те люди? Нет. Те, кто мог, давно вымерли или обессилели, потеряв
надежду. Ожидать, что там возникнут новые? Но их образ жизни не
способствует этому. Там все как будто бы благополучно. И внешне выглядит,
словно все довольны. Когда возникает угроза, неожиданная, страшная,
всеобщая - может родиться лишь паника. Тут-то и нужен эмиссар. Пусть это
будет даже слепой эмиссар: сейчас нам рука нужнее мозга... Человек или
группа людей, которые окажутся в полном моем распоряжении. Люди,
обреченные на... Ну неужели в окрестной вселенной именно сейчас не
возникнет ни одной нужной мне ситуации?
После этих слов Мастера наступила тишина; безмолвие и неподвижность,
исполненные, однако, неощутимых процессов.
- Вглядись, Фермер, - сказал после паузы Мастер. - Что-то намечается.
Видишь? Взгляни в четвертое пространство.
- Только что там ничего не было.
- Ты не всмотрелся вглубь. Они были именно там. Чей-то кораблик, утлый,
примитивный челнок, на котором кто-то отважился пуститься в океан, еще не
изведав ужаса бурь. Видишь - они поднимаются из глубины. Хотят выйти в
третье пространство.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг