Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                                  
планете, потому что нарушается регулирование нашего светила. И поэтому  мы
решили...
   Он говорил все быстрее и жестикулировал все шире, ему  необходимо  было
убедить меня, во что бы то ни стало заставить что-то предпринять, чтобы не
допустить гибели их народа - да и нашего тоже.  Но  я  на  какое-то  время
перестал его слушать, потому что самое главное уже понял, и не только  то,
что он хотел мне рассказать и доказать.
   Я понял и другое.
   Нет, не я и не все мы были  виноваты  в  том,  что  грозило  произойти.
Потому что не мы должны были лететь сюда, не нас должны были послать.  Мы,
наш экипаж,  в  какой-то  степени  представляли  собой  исторический,  так
сказать, разрез человечества, но тут вся  наша  многотысячелетняя  история
была ни к чему. Какими бы хорошими и нужными качествами мы ни обладали, но
у нас не было главного: не было сознания того, что чью-то гибель, хотя  бы
одного человека, хотя бы по самой крайней  необходимости,  допустить  было
невозможно, непристойно для людей... Нет, не мы должны были  лететь  сюда,
экипаж тоже должен был состоять из людей, подобных Шувалову  или  Аверову,
но они оказались на корабле в меньшинстве, да к тому же с  самого  момента
высадки на планету Даль разделились и уже не могли ни советоваться друг  с
другом, ни черпать один в другом подтверждение если не  своим  мыслям,  то
своим чувствам и убеждениям. Они, именно они, представляли настоящий  день
Земли, а мы, я и весь экипаж, были ее прошлым, и наши мысли, побуждения  и
настроения были побуждениями и настроениями прошлого, прошлое  в  эти  дни
оказалось сильнее настоящего, а это плохо, так быть не должно. Люди должны
примерять свои действия не к прошлому, а к будущему, но на этот раз так не
получилось и не могло получиться, и жаль, что умная и  гуманная  Земля  не
подумала об этом прежде, чем отправлять  в  полет  именно  нас.  Пусть  мы
прошли через войны, а человечество Шувалова  их  давно  забыло,  пусть  мы
умели рисковать, оправданно и неоправданно, а они не умели - им надо  было
переступить через это и лететь самим, только самим. Тогда  Шувалов,  может
быть, и не отнесся бы с таким предубеждением  к  возможному  уровню  науки
планеты Даль - он вспомнил бы хотя бы о народной медицине, которую в  свое
время чохом относили к шаманству и знахарству - а она была просто способом
максимально использовать то, что дала человеку сама природа для защиты его
существования и здоровья... Но теперь этого было уже  не  изменить,  и  на
планете Даль оказались мы, а не кто-либо другой, и теперь именно  мы  были
обязаны приноравливать свои действия к будущему, а не к тому прошлому,  из
которого явились. Мы, а точнее - я. Именно я.
   Только тут я снова стал слушать его.
   - ...И мы не могли представить, - бормотал он, -  что  Земля,  великая,
могучая  Земля,  до  такой  степени  пренебрежительно  отнесется  к  нашим
знаниям...
   Тут я поднял руку, прерывая.
   - Простите нас. Хранитель! - сказал я. - Поймите: это -  не  Земля.  Не
настоящая Земля. Так уж получилось.  Не  стану  сейчас  объяснять,  как  и
почему. Главное  сейчас  в  другом.  Поверьте,  Земля  отнесется  к  вашим
знаниям, ко всему, что  вы  делаете,  с  большим  уважением.  Но...  Одним
словом, вы говорили об установке, регулирующей светило, вашу звезду...
   Он посмотрел на меня несколько оторопело - ему трудно  было,  наверное,
представить, что большинство из сказанного им я пропустил мимо ушей.
   - Ну конечно же! - сказал он почти в отчаянии. - А этот... ваш товарищ,
тот, кто стрелял, вы сами знаете, он ведь грозил  выключить  ее.  Если  он
сделает  это,  мы  не  сможем  провести  очередной  сеанс,  и  тогда  наше
светило...
   - Взорвется?
   - Ну, до этого еще далеко. Но оно начнет проявлять признаки  повышенной
активности, и ваши люди на корабле...
   - Понял! - сказал я. - Понял...
   - Главное, - сказал он, - чтобы вы поняли одно: мы все еще  существуем,
пока на нашей планете живут люди с этой звездой  ничего  не  станется.  Мы
охраняем сами себя...
   "И нас, - подумал я. - Потому что если то, что он говорит,  правда,  то
Даль вспыхнула бы уже давно, не будь людей, и кто знает, что произошло  бы
тогда с Землей! Мы прилетели  к  вам  и  думали,  что  можем  спасти  вас;
оказалось, что это вы спасаете нас, нечаянный маленький  форпост  большого
человечества".
   - Чтобы разобраться в этом лучше,  -  продолжал  Хранитель,  уже  почти
совсем успокоившийся, - ваши ученые должны говорить с нашими. Но только не
надо заставлять нас...
   Он вздрогнул - наверное, снова увидел,  как  мы  умеем  заставлять.  Но
справился с собой  и  хотел  продолжать.  Я  поднял  руку,  прерывая  его.
Говорить об этом было нужно, но только не сейчас...
   - Одну минуту, - сказал я. - Вы меня обеспокоили, и я хочу предупредить
тех, кто остался на корабле, чтобы они ничего не  предпринимали,  пока  не
прилечу я.
   Он кивнул. Я сел в  катер,  включил  индикатор  положения  корабля.  Он
находился еще в зоне радиовидимости, хотя вот-вот должен был покинуть ее -
тогда его было бы не дозваться... Я  послал  сигнал.  Обождал.  Ответа  не
было. Я послал еще и еще раз. Корабль молчал,  голубенькая  точка  его  на
экране индикатора придвигалась все ближе к краю. Помех не было, но корабль
не откликался. И это могло означать лишь одно: никто не  сидит  на  связи,
все -  вернее,  оба  -  заняты  чем-то  другим.  Чем  же?  Дело  настолько
значительное, чтобы ради него бросить связь, могло быть лишь одно:  атака.
Атака звезды. Значит, Рыцарь действительно выключил станцию,  звезда  ушла
из-под контроля, Аверов заметил это, а Рука...
   Я глянул на Хранителя. Он стоял, готовый, видимо, объяснять,  убеждать,
уговаривать...
   - Потом, - сказал я. - Нужно спешить.
   Он понял и кивнул.
   - Мы будем ждать вас, - сказал он.
   - Да, - ответил я. - Я вернусь, и мы поговорим обо всем.
   И я включил стартер.


   Катер взвился так стремительно, словно он и сам понимал, как нужно  нам
спешить и почему нужно.
   Сейчас  нельзя  было  смотреть  на  хронометр.  Надо   было   сохранять
спокойствие. Иначе можно было в два счета испугаться, и уже тогда  стрелка
наверняка обогнала бы меня, а надо было, чтобы получилось наоборот.
   Есть хорошее средство против мыслей о будущем. Это  -  воспоминания.  И
пока перегрузка втискивала меня в кресло и все более редкий воздух свистел
за бортом, я думал о прошлом и поворачивал его так и этак. Всякое прошлое.
И давнее, и совсем свежее. И лучшее, что было в нем, и худшее. Вероятно, я
не  был  уверен,  что  у  меня  еще  когда-нибудь   появится   возможность
вспоминать.
   И я думал, используя последние минуты перед выходом на нужный курс.
   Анна ушла, и я  знал,  что  это  все.  Наверное,  то,  что  совершилось
несколько столетий назад совсем в иной  точке  пространства,  должно  было
повториться - и повторилось сейчас и здесь.
   Я вспоминал и понимал, что в памяти моей обе они, Наника и Анна,  стали
уже путаться. Они срослись вместе, и иногда трудно было  сказать,  что  же
происходило в той жизни, а что - в этой.
   Когда она сказала мне: "Я всегда чувствовала себя королевой?" А  я  еще
ответил: "Хочу ворваться в ваше королевство завоевателем".
   Кажется, тогда с ней мы были на "вы", а с Анной сразу стали на "ты".
   А когда она сказала: "Все будет, будет - только не сегодня"?
   Нет, пожалуй, уже теперь. Точно. Теперь.
   А что толку? Что толку в том, когда именно?
   Все равно, это ничем не закончилось. И не могло.
   "И не надо", - думал я довольно-таки тоскливо. С такой  тоской  думает,
наверное, какая-нибудь черная собачка - черный пудель, скажем, - в  черную
ночь, когда песик не видит даже кончика своего  хвоста  с  такой  приятной
кисточкой; с черной тоской, одним словом.
   Так я думал, пока еще оставалось время. Но вот  его  больше  не  стало:
пришла пора выходить на связь.
   Я включил рацию и стал вызывать корабль.
   Никто не отвечал.
   Я снова послал вызов.
   И опять никто не ответил, и я уже знал,  что  не  ответят,  потому  что
сделать это теперь было некому: Рука сидит за ходовым пультом,  а  Аверов,
где бы он ни был, уж во всяком случае не дежурит на  связи.  Нет,  мне  не
удастся окликнуть их на расстоянии. Только догнать. Догнать,  схватить  за
плечо и сказать: стоп, ребята!
   Прошло еще десять минут - и наконец  катер  вышел  на  орбиту  корабля.
Именно в ту ее точку, где должен был находиться корабль. Но там его больше
не было.
   Я  даже  не  стал  смотреть  на  хронометр:  стрелка  выиграла  у  меня
дистанцию.
   Но я подумал, что корабль ушел недалеко. На  малых  дистанциях  у  меня
была фора: корабль разгонялся куда медленнее катера. Однако, если упустить
время, ничем больше не поможешь. Мой катер был  чистым  спринтером,  и  на
долгое преследование на максимальной скорости у него просто не хватило  бы
энергии.
   Терять мне было нечего. Нужно было рисковать.
   И я страшно разозлился на все на свете. На Анну, на себя, на  проклятую
звезду с  ее  планетой,  на  Шувалова,  который  не  смог  договориться  с
Хранителями, на Руку, который не мог обождать еще хотя бы полчасика...
   Можно было включить локатор: я примерно  представлял  путь  корабля,  и
знал, что сейчас планета уже не будет затенять его.  И  в  самом  деле,  я
поймал его почти сразу. Он оказался дальше, чем я  думал.  Жать  следовало
вовсю. И можно было успеть, а можно было и не  успеть,  никто  не  дал  бы
гарантии.
   И я еще больше разозлился на всех - кроме детей.
   Кроме тех, кто  остался  там,  в  лесном  поселении,  ожидая,  когда  я
вернусь, чтобы покатать их. Я ведь обещал это, серьезно обещал, а  они  не
привыкли, чтобы взрослые обманывали их, да и без того всем  известно,  что
самое плохое на свете - обманывать детей.
   Кроме тех, кто  остался  там,  в  лесном  поселении,  ожидая,  когда  я
вернусь, чтобы покатать их. Я ведь обещал это, серьезно обещал, а  они  не
привыкли, чтобы взрослые обманывали их, да и без того всем  известно,  что
самое плохое на свете - обманывать детей.
   И этих детей, и остальных детей планеты  Даль,  и  всех  детей  вообще,
сколько бы их ни было во Вселенной.
   Я мог сейчас не долететь до корабля, рассыпаться на куски раньше. Но не
мог не драться до последнего за детей. За всех детей.
   И я сказал драндулету:
   - А ну-ка, давай, Миша...
   Так я называл его, когда мы были наедине.
   И мы с ним дали.
   Планета осталась далеко внизу.  Она  уменьшалась  стремительно,  и  уж,
конечно, ни при каком увеличении на ней не различить было  тех  ребятишек,
что ждали меня, ребятишек, которым не терпелось летать и  которые  должны,
должны были в  этой  самой  жизни  полетать  и  подняться  выше  тех,  кто
прокладывал им дорогу.
   И ни при каком увеличении не различить было Анну, девушку, которая меня
не любила, но не делалась от этого хуже, и которая должна была еще найти в
жизни свое, настоящее - а  для  этого  ей  надо  было  жить,  как  и  всем
остальным.
   Давно уже не было видно людей Уровня, ни людей из леса, ни  Хранителей,
ни моих товарищей, которые, наверное, все же не были виноваты в  том,  что
родились тогда, когда родились, и думали так, как их учили, а не иначе; не
видно было никого из них, но я знал, что они там.
   Планета осталась внизу, корабль успел уйти далеко вперед, и я пока даже
не знал, настигаю ли его, или  так  и  буду  догонять,  пока  не  кончится
топливо. Планета глядела на меня уже другим полушарием, и  все  люди,  кто
находился на ней, если и смотрели сейчас вверх,  то  видели  другую  часть
Вселенной - ту, где меня не было. Но мне казалось, что они смотрят  именно
на меня, и машут рукой, и желают мне успеха.
   Я выжимал из техники все, что можно и чего нельзя было, машина работала
на расплав, катер дрожал от перенапряжения, и я дрожал тоже, и  знал,  что
если мы не спасем этих людей, всех, сколько бы  их  ни  было,  сто  тысяч,
миллион или десять миллионов, - если мы не спасем их,  то  это  будет  моя
вина, потому что, значит, я не  сделал  всего,  что  можно  и  нужно  было
сделать.
   И я никогда не услышу больше приглушенный голос, говорящий:
   - Знаешь, я, кажется... счастлива.
   И звонкие голоса, перебивающие друг друга:
   - Возвращайся и обязательно покатай нас!
   Но на такой конец я не был согласен.
   Все было на пределе, Миша предостерегающе гудел, как будто укорял  меня
в неосторожности и жестоком к нему, катеру, отношении. И я сказал ему:
   - Миша, я не сторож брату моему. Но я ему защитник. И  брату  моему,  и
сыну моему, и моей любви. Потому что иначе я недостоин ни брата, ни  сына,
ни любви. Так что не будем жалеть себя: в тот миг, когда мы пожалеем себя,
мы лишимся права на чье-то уважение. А я не хочу этого...
   А больше я не сказал ничего, потому что далеко-далеко по курсу мы с ним
увидели огни корабля, и нам с ним показалось, что жизнь еще впереди.

--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 14.12.2001 16:18


Предыдущая Части


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг