- Дурак, - сказала она.
- Я?
- Ты.
- А! - сказал я.
Мы еще помолчали.
- Может, ты объяснишь, в чем дело?
- Ни в чем, - сказала она. - Просто так.
- Да почему... - начал было я, но тут же сообразил, что спрашивать об
этом и в самом деле не очень-то умно.
- Ладно, - сказал я хмуро. - Погуляем еще?
- Да.
Мы пошли дальше.
- Ты просто не представляешь, какое было множество дел...
- Я ведь тебя не спрашиваю.
- Неужели ты думаешь, что я...
- Я думаю, что я тебе не нужна, - сказала она холодно.
- Ну как ты можешь...
- Ты что - не мог поговорить оттуда?
- Не мог. Не мог я выйти на связь! Катера не было!
- Нет, мог, - сказала она упрямо.
Продолжать я не стал, потому что продолжать было нечего. Мы прошли еще
немного.
- Пойдем назад? - предложил я.
Она без слов повернула назад.
И тогда мы услышали выстрелы в той стороне, где были посты.
Я глянул, и на миг оцепенел: по просеке двигались люди.
Они были вооружены неказистыми, увесистыми ружьями. Некоторые держали
пики.
Раздумывать было некогда. Я схватил Анну за руку.
- К лагерю! Быстрее!
Мы бежали, что было сил, отступали под натиском превосходящих сил
противника. В лагере все были уже на ногах. Уве-Йорген все же успел
научить парней чему-то; во всяком случае, залегли они быстро и, я бы
сказал, толково. И оружие изготовили. Но стволы всех автоматов были
направлены в небо.
Наступающие теперь перебегали меж деревьев со всех сторон. Впечатление
было такое, что нас окружали.
Я достал пистолет, достал патрон и вытянул руку.
Люди с ружьями приближались. Они были пока что метрах в шестидесяти, а
я знал, что из моей штуки можно вести действенный огонь метров на двадцать
пять - тридцать. Иначе это будет трата патронов. Я ждал, пока они подойдут
поближе, и не спеша выбирал цель.
Подошла Анна. Остановилась. Я схватил ее за руку и дернул:
- Не изображай неподвижную цель!
Она неспешно прилегла и с любопытством спросила:
- Что вы будете теперь делать?
"В самом деле, что же? - подумал я.
Я лежу тут, на песке чужой планеты, и собираюсь стрелять в людей,
населяющих ее. Я считал, что прилетел спасти их, и вот лежу и собираюсь
стрелять в них. И убивать. Потому что, когда я был солдатом, меня учили:
стрелять надо не мимо, а в цель. Надо убивать врага, потому что иначе он
убьет тебя.
Но были ли эти люди моими врагами?
Я был чужой им, они - чужими мне.
Может быть, их вина в том, что они мешают нам спасти их?
Но надо ли спасать человека любой ценой - даже ценой его собственной
жизни?
Пусть погибнет мир - лишь бы торжествовала справедливость?
Или все-таки как-нибудь иначе?"
Они были метрах в сорока, когда я встал.
Встал, сунул пистолет в карман и с полминуты смотрел на них, а они - на
меня. Они не остановились, не замедлили шага.
Я оглянулся, и на лицах наших парней увидел облегчение. Здешних парней,
не экипажа. Люди из экипажа лежали спокойно. Иеромонах отложил автомат и,
подперев подбородок ладонями, словно загорал, а остальные продолжали
держать оружие наизготовку.
Я ждал. Наконец от наступавших отделился человек и, размахивая руками
над головой, направился к нам. Он был без оружия. Парламентер, понял я.
Правда, без белого флага. Но откуда им знать, что в таких случаях
полагается нести белый флаг и изо всех сил трубить в трубы?
- Дай-ка, - сказал я Иеромонаху.
- Что?
- Автомат.
Не вставая, он протянул мне свой. Я закинул автомат за спину.
- Я с тобой, - сказала Анна. На лице ее было любопытство.
- Попробуй только, - пригрозил я и двинулся навстречу парламентеру.
Мы встретились недалеко от наших позиций.
- Ну, давай, - сказал я ему намеренно грубовато. - Выкладывай, с чем
пришел.
Однако он, видимо, не нашел в моем обращении ничего обидного.
- Вам надо сдаваться, - сказал он.
- Вот как? - удивился я.
- Да, - сказал парламентер. - Ты умеешь воевать? Тогда смотри: мы вас
окружили. Вы проиграли. Значит, вам надо сдаваться. Ведь иного выхода нет?
- Это как сказать, - усомнился я.
Он описал рукой круг, потом поднял Палец:
- Ты же видишь: мы вокруг вас. Это и есть окружение. В таких случаях
полагается сдаваться.
Я вздохнул.
"Бедные человеки, - подумал я. - Что для вас война? Что-то вроде игры в
шахматы. Все строго по правилам. Ходы, сделанные не по правилам, не
считаются. В безнадежной позиции полагается сдаваться, а не тянуть до тех
пор, пока тебе объявят мат. Чемпионат на солидном уровне. Очень хорошо. Вы
ни с кем не воевали. Вам не с кем воевать. И не надо. Но почему те, кто
послал вас теперь, не рассказывали вам, что драка - это не шахматы, и
ведется она по тем правилам, какие изобретаются в ходе игры?"
- Ага, - сказал я вслух. - Значит, нам полагается сдаться. Что же тогда
с нами будет?
Он ухмыльнулся.
- Да уж, наверное, придется вам всем повозиться в Горячих песках, -
сообщил он почти весело. - Будете строить там башни. Не иначе. Может,
тогда ты поймешь, и все остальные тоже, что нельзя забираться туда, куда
не разрешено.
- Может, тогда и поймем, - согласился я. - Ты заберешь свои фигурки и
отправишься восвояси.
- А вы?
- А мы останемся здесь. Нам тут очень нравится, понимаешь? И мы
собираемся здесь побыть - ну, допустим, еще два дня. Потом можешь
приходить и поднимать свой флаг: нас тут уже не будет. Ну, договорились?
- Вам нельзя здесь оставаться, - сказал он. - Это не разрешено, разве
непонятно?
- Ну, ладно, - сказал я хмуро, уразумев, что сквозь его логику мне не
пробиться. - В последний раз спрашиваю: смоетесь вы отсюда или придется
выгонять вас?
Тут он понял, что я говорю серьезно.
- Ты на самом деле не хочешь сдаваться?
- Не вижу повода.
- Но тогда... тогда вам будет куда хуже! Тогда вы, может, даже не
отделаетесь просто Горячими песками. Тогда... Ну, вам будет очень плохо.
- Тем, кто доживет, - сказал я.
Пока мы с ним перебрасывались этими необязательными словечками, я
думал: "А почему? Почему надо мне удерживать позицию, раз я не знаю, что в
ней ценного? Почему не прекратить войну, не начиная? Зачем я лезу со
своими правилами в этот симпатичный, но обреченный монастырь?
А вот зачем, - ответил я сам себе. - Тут находится что-то такое, что
для них очень важно. Не для этих мужиков с самопалами, - им известно
только, что тут нельзя находиться, и они спешат убедить нас в том, что
игра проиграна, чтобы и самим поскорее убраться с запретной территории.
Нет, не для них, а для тех, кто послал их. Мы нечаянно нащупали какую-то
болевую точку в их организме. И они, те, кто послал сюда дружину, ощущают
боль и хотят от нее избавиться.
Но боль бывает полезна. Что, если мы все же со здешними властями не
поладим? Ничего не докажем, ни в чем не убедим? В таком случае (если мы
действительно хотим, чтобы здешние нелепые люди пережили свою планету) нам
придется вывозить их силой. И прежде всего - Уве-Йорген совершенно прав -
необходимо добиться согласия правительства. Нет, мы никак не должны убрать
свои пальцы оттуда, где, может быть, случайно прижали их артерию... Мы
останемся здесь".
- Слушай, - недовольно сказал парламентер. - Ты не видишь, что я жду?
Сколько я могу стоять так, как ты думаешь?
- Ладно, - сказал я. - Теперь обрати внимание на то, что я скажу,
запомни, как следует, и ничего не перепутай. Мы отсюда не уйдем. Сейчас,
во всяком случае, не уйдем. А ты отправляйся к своему командованию. И
скажи, что переговоры мы станем вести только с ними - на самом высоком
государственном уровне. Понял?
- Нет, - искренне сказал он. - Вам надо сдаваться, почему же ты еще
ставишь какие-то условия?
Я махнул рукой: втолковать ему что-нибудь было невозможно.
- Тогда так, - сказал я. - Ты все-таки запомни то, что я говорю. Я
постараюсь, чтобы ты унес отсюда ноги живым и, по возможности, здоровым. А
ты передашь мои слова своему начальству. Усек? Тогда мотай отсюда.
Не ручаюсь, что он понял все буквально, но тон мой был недвусмысленным.
Однако у ответ он только улыбнулся.
- Что ты говоришь! - сказал он. - Оглянись: твои уже готовы сдаться!
Они-то знают, что вы проиграли!
Я внял совету и оглянулся.
И в самом деле, наша гвардия уже покинула свои укрытия, оставив
автоматы на песке. Молодцы и вправду решили, что надо сдаваться - по тем
правилам; какие у них были приняты; парни стояли кучкой, безоружные и
унылые. Уве-Йорген глядел на них свирепо, Георгий - презрительно, а
привыкший прощать Иеромонах, кажется, был даже рад тому, что молодые люди
не впадут во грех человекоубийства.
- Монах! - крикнул я. - Подбери оружие!
Он кивнул.
Я обождал, пока он собрал автоматы. И снова взглянул на стоявшего тут
же парламентера.
Он улыбнулся.
- Ну? - сказал он. - Ты убедился? Давай и ты оружие! И то пусть тоже
несут сюда.
- Просят не беспокоиться, - ответил я ему языком объявлений. Медленно
снял автомат с плеча и двинул ему прикладом под вздох.
Он не ждал этого, оглянулся, и упал, и стал корчиться на песке,
откусывая большие куски воздуха.
А я повернулся и неторопливо пошел к кораблю. Я уже знал: в спину они
стрелять не станут. И вообще я не был уверен, станут ли они стрелять.
Мои капитулянты стояли, оторопело глядя на меня.
- А ну, пошли отсюда, - сказал я сердито.
Они глядели, как побитые песики.
- Как же... - пробормотал один из них. - Они ведь выиграли...
- Повезло вам, мальчики и девочки, - сказал я невесело. - Вы не знаете,
что такое война, - и не надо вам знать этого. Бегите, куда глаза глядят, и
постарайтесь не попадаться войску.
- А вы? - нерешительно спросил один.
- А мы играем по другим правилам. Но они не для вас. Ну - шагом марш!
Они медленно пошли.
- Да не туда! - крикнул я им вдогонку. - Там вы тоже попадете к ним!
Шагайте в глубину леса и обходите стороной!
Теперь они задвигались побыстрее.
Я поглядел в сторону противника. Четыре стрельца тащили
нокаутированного мною парламентера в свой тыл. Остальные клацали фузеями,
снова изготавливая их к бою.
Мы с Монахом залегли так, чтобы ход, ведущий к кораблю, был позади нас:
я понимал, что, возможно, придется отступить туда и отсиживаться в этом
доте.
- Ну, отче, - сказал я.
Монах не услышал; он бормотал что-то, и мне показалось, что я расслышал
слова вроде "Одоления на супостаты..." Я даже не улыбнулся. Каждый
настраивается на игру по-своему. Мне вот достаточно подумать об Анне.
Я покосился на нее: она, конечно, не усидела в корабле и теперь лежала
рядом.
- Что вы будете делать? - спросила она с любопытством.
- Хотим доказать, что сдаваться нам еще рано.
- Но их ведь больше?
- Ничего, - сказал я. - Зато мы в тельняшках.
Я и не ожидал, что она поймет это.
Но она не поняла и многого другого.
- Они ведь с вами не согласятся...
- Ну, мы еще посмотрим, - сказал я, изготавливаясь, потому что
противник, оправившись от удивления, стал строиться для атаки. Они
строились очень красиво и убедительно, и собирались наступать тремя
плотными колоннами. "Мечта пулеметчика", - подумал я. Но это будет просто
мясорубка.
Я вскочил на ноги.
- Рассредоточьтесь, идиоты! - крикнул я им. - Цепью! Перебежками! Кто
же атакует колонной, когда у нас автома...
Но окончания они не услышали, потому что грянул залп и на меня
посыпалась хвоя. Тут же последовал второй - точно так же, над головами, -
и они, не вняв доброму совету, двинулись вперед, а в их тьму даже
засвистела какая-то пронзительная дудка.
Я вздохнул; мне было тяжело.
- Иди в корабль, ребенок, - сказал я Анне. - Это не для тебя.
- Нет, - сказала она. - Я хочу посмотреть.
- Если ты увидишь, ты меня больше никогда не...
- Что ж ты не стреляешь? - возбужденно подтолкнула она меня. - Они
стреляли уже два раза, а вы молчите. Надо и вам стрелять!
Я покосился на нее. Глаза ее горели, ей было весело.
"Вот так, - подумал я. - Мы, значит, спасаем это бедное, маленькое,
неразумное человечество. Своеобразным способом спасаем мы его! С нами
приходит страх! - вспомнил я "Маугли". - Вот он, страх, страх добротной
земной выделки - вот он, в моих руках. Вот прорезь, вот мушка. Длинными
очередями, с рассеиванием по фронту..."
Я целился не в макушку деревьев. Я целил в пояс, как и полагается на
войне. Но перед тем, как мягко, плавно нажать спуск, я все-таки поднял
ствол чуть ли не к самому небу, словно хотел обстрелять проклятую звезду,
из-за которой все и заварилось.
Нет, нельзя, нельзя стрелять в людей, которые смыслят в военном деле
столько же, сколько и малые дети, - а то и куда меньше, если говорить о
детях моего времени, - и к тому же совсем не собираются убивать, меня.
Мы играли на чужой площадке, и надо было - если мы хотели и впредь
считать себя порядочными людьми - играть по их правилам.
И я крикнул Монаху и всем остальным:
- Только не вздумайте стрелять по людям!
Они удивленно оглянулись; Уве-Йорген скривился, но Никодим улыбнулся.
- Нет, - сказал он. - Я их только переполошу.
Он прицелился в макушки деревьев и дал очередь.
Шишки так и посыпались на них. Но шишки не убивают.
Как только мы приняли их правила, стало ясно, что это будет игра в одни
ворота: их было слишком много, а мы играли все время одним составом, и
патронов у нас было не так уж много. К тому же, - я заранее знал, что так
и получится, - наступавшие стали постепенно входить в азарт, и пули
жужжали все ближе к нам, глухо стукаясь в стволы или плюхаясь в песок.
Сдуру они могли и ранить - случайно, конечно, но нас было слишком мало,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг