- Либо - либо, и, а, но, да, или... - пробормотал я, обдумывая ответ. -
Союзы, союзы, служебные словечки... - Как легко получилось у моего
коллеги: планетой и ее людьми. Людьми - и теми, кто ждал меня сейчас в
лесу, и той, что была в моей каюте, и теми, кто чтил Уровень, и теми, кто
скрывался от него в лесах... Я хотел было вспылить, но вовремя понял, что
это ни к чему, и понял причину: для него, для Уве-Йоргена, и для всех
остальных моих товарищей планета Даль-2 была лишь небесным телом, что
виднелось на экранах, была абстракцией, отвлеченным понятием. Они не
ступали по ее траве, не сидели в тени ее деревьев, не видели голубизны
неба, не слышали, как ветер поет, перекликаясь с птицами, не вдыхали
запаха ее цветов и не преломляли хлеб с ее людьми. И поэтому никто из них
не согласился бы сейчас со мной. Значит, надо было идти в обход. Но гнев в
моей груди стоял на марке, как говорили в мое время кочегары, и неплохо
было бы стравить его, хоть немного, и, кстати, не дать никому понять, что
я замыслил некую хитрость.
- Что ж, Уве-Йорген, - сказал я, - альтернативу ты нашел - лучше
некуда. Узнаю... Ох, эти альтернативы, эти безвыходные положения,
исторические необходимости, эти милые, славные ребята с засученными
рукавами и "Лили Марлен" на губной гармошке...
Мы смотрели друг на друга всепонимающими глазами и усмехались, совсем
не весело, совсем не доброжелательно, а товарищи смотрели на нас, ничего
не понимая, потому что это был разговор не для них, а для нас двоих, и
только для нас; рискованная проба сил, но мне непременно нужно было дать
Рыцарю понять, что вижу его насквозь, пусть не думает, что сможет повести
всех за собой и что мне нечем будет остановить его. - Логичная
альтернатива, безусловно. Здесь вероятность такова, там - меньше, значит,
осуществляется второй вариант. Ох, уж мне эта тевтонская методичность...
Уве-Йорген не остался в долгу.
- Ну, как же! - ответил он, глядя на меня прищуренными глазами. - Куда
предпочтительнее ваше любимое "авось" и "ничего", крик "ура!" в последний
момент и загадочная славянская душа, не так ли? Авось пронесет! Вот
алгоритм ваших рассуждении, дорогой капитан! Но ответственность слишком
велика и, кстати, в свое время вы научились обуздывать это ваше "авось".
Вспомните" капитан!
Я помнил; но, видимо, и он спохватился, потому что то, о чем мы
говорили, не произноси настоящих названий; завершилось вовсе не в его
пользу. Остальные только глядели и моргали - им ничего не говорили ни
тевтоны, ни славяне (даже Иеромонаху - нет), это была для них вместе и
древняя, и новая история, а ни той, ни другой они не знали. И я
почувствовал, что надо переходить в атаку именно сейчас, пока Рыцарь
помнит, чем кончилось наше выяснение отношений в те времена.
- Теперь слушайте, - сказал я, чтобы напомнить всем и каждому, что
капитан здесь я. - Обсуждением этой альтернативы мы еще займемся. Сейчас я
против нее и буду против до тех пор, пока обстоятельства не покажут, что
это - единственный выход. А пока у нас есть немало конкретных задач. Найти
Шувалова, оказать ему помощь, какая потребуется, чтобы он мог осуществить
нужный контакт. Это раз. Во-вторых, разобраться всерьез, каково население.
Сколько, где. И не только разобраться; говорить с ними, растолковывать,
какая им грозит опасность, объяснить, каков может быть путь к спасению -
добиться того, чтобы мысль об эвакуации возникла и развивалась не только
наверху, но и во всем обществе. Работы, как видите, выше головы. И
начинать ее надо немедленно. В лес, к тем людям, о которых я говорил,
пойдет Гибкая Рука...
- Минуту, капитан, - прервал меня Уве-Йорген, хоть так поступать и не
полагалось. - В лес пусть лучше идет Питек.
Я подумал - и не обнаружил никакого подвоха.
- Хорошо. Пусть Питек.
- Тяжело, - сказал Питек, расправляя, плечи. - Ах, как будет тяжело,
Ульдемир. Я думаю о том, как ты пришел бы к нам - тогда, когда я жил среди
своих, - и сказал бы, что мы должны покинуть свои охотничьи места, свои
озера, где мы ловили рыбу, свои леса, полные ягод, и грибов, и вкусных
корней... Тебе пришлось бы плохо, Ульдемир, и ты ничего не смог бы
объяснить нам. За эти места мы сражались с другими и убивали их, и они
убивали нас - иначе я не оказался бы здесь... Нет, это будет очень тяжело,
Ульдемир. Если бы сделать так, чтобы они сами захотели уйти. Но как это
сделать? Мы уходили, когда переводились звери, когда лани съедали и
вытаптывали всю траву. Но я не знаю, как живут здесь люди и много ли зверя
в их степях.
- Наверное, много, - механически пробормотал я, вспомнив то, что мы
видели во время первого полета над планетой.
- Говорю тебе откровенно, Ульдемир: я сделаю все, что надо; сделаю, но
не знаю, что получится. Если бы это были наши, я знал бы: можно поджечь
лес или траву в степях. А тут - кто скажет как?
- Воистину, - подтвердил Иеромонах, покачав бородой и печально глянув
на меня. - Провижу великие тяготы. Как скажешь ты человеку, чтобы он
покинул земли отцов своих, и дедов своих, и прадедов? Кто допустит, чтобы
хищный зверь разрывал родные могилы? Велика печаль человека, оставляющего
дом свой на волю стихий. Что сильнее любви к своему дому? - Иеромонах
оглядел нас всех и поднял палец. - Вера. Но во что верят они? Это ты
знаешь, наш капитан?
- Наверное, в свой Уровень... - подумал я вслух.
- Тогда они не уйдут, ибо не будет у них своего Моисея, который повел
бы их. Мощь Моисеева - от господа, а они в бога, ты говоришь, не верят.
Нет, капитан, трудный ты учиняешь нам искус.
"Пусть уж высказываются все", - подумал я устало и кивнул штурману.
- А ты что думаешь, Георгий?
Спартиот скупо улыбнулся: - Мы делали просто. Когда надо было убедить,
мы шли с мечами. Мечи убеждали за нас, и не оставалось никого, кто мог бы
возразить нам.
- Вот это деловой разговор, - сказал Уве-Йорген, улыбнувшись. Я сердито
покосился на него, а он продолжал: - Интересно только, кому пришло в
голову отправить экспедицию в такую даль с голыми руками?
- Без мечей и копий, Уве? - не удержался я, чтобы не поддразнить его.
- Хотя бы. А ведь у местного населения что-нибудь наверняка есть. Хотя
бы луки со стрелами. Не может быть, чтобы они не охотились на всякую
живность.
- Лук и стрелы, - сказал Гибкая Рука. - Лук и стрелы, о!
- Да, - опять вмешался я. Какой-то бес словно заставлял меня все время
задевать Уве-Йоргена; почему-то мне не нравилось, что он сидел такой
спокойный и уравновешенный, хотя только что я вроде бы одолел его в
разговоре. Не иначе, как у него лежал еще какой-то булыжник за пазухой, и
хорошо еще, если просто булыжник, а не этакая баночка с длинной рукояткой
- ручная граната наступательного действия. - Британские лучники, кажется,
здорово потрепали рыцарство в свое время, а, пилот?
На этот раз он усмехнулся.
- Нечто подобное было, - согласился он. - Рыцари, надо сказать, были
отвратительно информированы о силах противника. Не станем повторять их
ошибок. Спасибо тебе, капитан, за услугу, которую ты нам оказал.
- На здоровье, - ответил я. - Какую именно услугу ты имеешь в виду?
- В твое время это называлось "взять языка", - сказал он, снова
усмехаясь, и эта ухмылка его мне не понравилась. - Я имею в виду эту
девицу, которую ты привез на борт. Видимо, ты с ней нашел общий язык.
Я предпочел понять его буквально.
- Это было несложно, - ответил я. - Люди там, внизу, разговаривают на
том же языке, что и мы.
Для пилота это не было новостью, но остальные члены экипажа не смогли
скрыть удивления.
- Как так? - спросил Георгий.
- Я же говорил вам, что нашел старый корабль. Это потомки людей с
Земли, значит - наши родичи.
- Братья, - сказал Иеромонах и повторил еще раз, весомо и убежденно: -
Братья.
- И чудесно, - перебил его Рыцарь. - Наверное, она сможет рассказать,
как вооружаются наши братья, когда в том возникает нужда. Не хочешь ли,
капитан, пригласить ее сюда?
- Нет, - сказал я, стараясь сохранить спокойствие. - И в голову не
приходит.
Я и в самом деле не собирался позволить, чтобы ее тут подвергали
допросу. И не потому, что не видел в том особого смысла: может быть, она и
могла вспомнить что-нибудь такое, что нам пригодилось бы; и не потому
только, что это было бы, наверное, не очень-то честно по отношению к ней:
я ведь не уговаривался с Анной о чем-то подобном. Мне вообще не хотелось,
чтобы наши дальнейшие отношения с людьми с планеты Даль-2 рассматривались
экипажем как военная кампания.
- Нет, - повторил я как можно категоричнее. - Потому что я не собираюсь
воевать.
Но они, кажется, были иного мнения.
- Что ж, - вздохнул Рыцарь. - А жаль, что нет времени. Мы сколотили бы
неплохие отряды из них самих.
- Свои на своих? - спросил Никодим. - Достойно ли?
- Всегда так было, - невозмутимо заявил Георгий.
- Ладно, - сказал я им. - Нет смысла говорить о том, чего не хватает, -
о луках, стрелах, времени... Задача перед нами огромная, и в нормальных
условиях она была бы по плечу лишь классным дипломатам, а не нам. Но мы
должны с нею справиться. Должны - и этим все сказано.
- А если ничего не выйдет? - негромко спросил Уве-Йорген.
- Выйдет, - упрямо сказал я.
- Не грешите и в помыслах, - посоветовал Иеромонах.
- Значит, расстановка будет такой, - продолжал я, потому что за время
разговора успел уже кое-что продумать. - Сейчас мы все, кроме тех, кто
останется нести вахту на корабле, отправляемся на планету. Туда, где меня
ждут ребята. Там разделимся. Я направлюсь к тем, что укрываются в лесах (я
решил, что туда надо уйти именно мне: Питек был не уверен в своих
возможностях, а Рыцарь и Георгий были уж чересчур воинственно настроены).
Питек и Георгий попытаются установить связь с Шуваловым, потому что они
самые ловкие, выносливые и к тому же следопыты. Уве-Йорген, твою задачу мы
определим там, внизу. Вероятнее всего, ты будешь в резерве. - Уж очень не
хотелось мне оставлять его на корабле. - Ты, Гибкая Рука...
- Он пусть останется на вахте, - сказал Уве-Йорген.
- Хорошо, - согласился я. - Ну и, естественно, доктор Аверов-не покинет
своих приборов.
Аверов кивнул. Умолкнув в начале разговора, он больше не принимал
участия в совещаний.
- Связь с кораблем: ежедневно в восемнадцать часов, в шесть часов и
двенадцать часов по нашему времени, а сверх того - по мере надобности.
Предупреждаю: со связью могут быть помехи, внизу увидите сами.
- Ясно, - ответил за всех Рыцарь.
- У меня все, - сказал я.
- Когда вылет? - спросил пилот.
- Сколько вам нужно времени, чтобы собраться?
- Чтобы собраться - немного. Но я подумал вот о чем: перед тем, как
покинуть корабль, ребята могли бы провести полчаса в Садах памяти.
Зарядить аккумуляторы, так сказать.
Я не нашел в этом ничего плохого.
- Добро, - согласился я. - Все?
- Да.
- Все свободны, - объявил я.
Я так и думал, что Рыцарь задержится. И он остался.
- Капитан... - сказал он негромко, подойдя ко мне вплотную.
- Я слушаю.
- Ты и на самом деле совершенно уверен...
Я взглядом показал, что понял его.
- Совершенно? - переспросил я. - Полной уверенности, ты знаешь, не
бывает. Но не представляю, как мы можем допустить, что не сделаем этого.
- Ну, хотя бы такой вариант: мы сейчас летим на планету, в воздухе
происходит катастрофа - и на поверхность мы прибываем уже в виде обломков
и обрывков. Теоретически допустимо?
- Теоретически... да.
- А гибель Земли ты допускаешь, Ульдемир, хотя бы теоретически?
- Не хочу, - сказал я.
- Значит, страховка нужна?
Я знал, что он имеет в виду. И на этот раз был с ним согласен. Нет, в
этом не было никакого противоречия. Нельзя было обсуждать возможность
неудачи перед всем экипажем: когда люди готовятся выполнить тяжелую
задачу, они не должны допускать и мысли о возможном невезении. Надо
настроиться на игру, как говорили в мои времена. Но в себе я был
достаточно уверен, да и Уве-Йорген, кем бы он ни был, оставался человеком
долга, и я считал, что на него можно положиться.
- Хорошо, - сказал я. - Какую страховку ты предлагаешь?
- Я объясню. В тот момент, когда наблюдения покажут, что вспышка
становится все более вероятной, надо, чтобы корабль все же выполнил свою
задачу - независимо от всего остального. Такой вариант тебя устраивает?
- Да. Если только будет уверенность, что положение действительно
безвыходное.
- Это установит Аверов. Ты согласен?
- Кто же, кроме него? Но на остальное он не решится.
- Поэтому я и хотел, чтобы Рука остался на борту. Ты веришь ему?
- Я всем верю, - сказал я, и это была, в общем, правда.
- Сейчас они в Садах памяти. Через полчаса встретимся у Руки. Согласен?
Я подумал, что Уве-Йорген и тут пытается овладеть инициативой. Но не
было причин осаживать его, и я позволил себе лишь самую малость. ""
- Через сорок минут, Рыцарь, - поправил я, глянув на часы.
Он кивнул:
- Я могу идти?
- Уве...
- Ульдемир?
- Почему ты не спросишь больше ничего о той девушке?
Я сказал так потому, что мне вдруг страшно захотелось поговорить о ней
- с кем угодно.
Он покачал головой:
- У нас не было принято обсуждать с начальниками их личные дела.
Понимать службу - великая вещь, дорогой Ульдемир.
Странные все же существовали между нами отношения, свободные и
напряженные одновременно, дружеские - и в чем-то враждебные. Часто мы в
своих схватках бродили по самому краю пропасти, которую видели только мы
одни; это было только наше - пока, во всяком случае. И, пожалуй, без этого
нам было бы труднее.
- Разве службу кто-нибудь понимает? - улыбнулся я.
- Гм, - сказал Уве-Йорген.
- Прости, Рыцарь. Строй - святое место, не так ли?
- Именно.
- Значит, через... тридцать пять минут, - сказал я, выходя.
Анна спала в моей каюте на широком капитанском диване - она даже
разделась, как дома, и за это я опять мысленно похвалил ее. Я убавил
освещение до сумеречного, сел в кресло и долго смотрел на нее - не как на
желанную женщину, а как смотрят на спящего ребенка. Смотрел, не думая, не
пытаясь ни опуститься в прошлое, ни подняться в будущее. Не думая о том,
не произошло ли час назад в этой самой каюте что-то непоправимое, потому
что для всякого действия есть свое время, мы только не всегда верно
угадываем его - или неверно вычисляем... Я просто смотрел, и мне было
хорошо, как только может быть хорошо человеку. Тут, как и в спасении
людей, нельзя было настраивать себя на возможность неудачи. Только хорошо,
только хорошо могло быть, и никак не могло быть плохо.
Так просидел я полчаса. Потом встал и вышел, стараясь ступать неслышно.
"Такова жизнь, - думал я, шагая по палубам тихого корабля. - Она началась
еще до того, как я родился, такая жизнь, и вот продолжается сейчас, через
тысячелетия. Дела, дела - и любовь в антрактах. Перерыв на обед. Перерыв
на любовь... Когда-то все дела делались в перерывах любви. И, наверное,
это было лучше.
Но слишком серьезные дела у нас сейчас - жизнь и смерть. И если бы еще
только наша... Но ты больше не уйдешь, Анна, милая, у нас теперь все будет
пополам - и жизнь, и смерть. Любая половинка этого, а больше нечего
предложить тебе".
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг