Америка! Обращаетесь в Интернэйшнл Банк оф... - он привёл замысловатое
название какого-то солидного банка, - и получаете свой миллион долларз...
Как! Вы не знаете, что в Москве открыт филиал этот банк? Вы меня просто
удивляете, господа!.. На чеке указан адрес филиала.
Адрес, действительно, был - по-английски. И вообще, всё, казалось бы,
было в порядке. Но что-то свербило мою душу, не давало покоя, тревожило,
слишком уж фантастической казалась сама мысль, что у нас в стране, да ещё в
самом её сердце - в Москве - открыт филиал какого-то буржуйского банка,
этого рассадника чуждой нам идеологии и образа жизни. Нет, этот факт
требовал проверки. Я включил свой "детектор лжи" и слегка прошёлся по
лабиринтам сознания мистера Иваноффа. Нет, он не врал: банк, действительно,
существовал и имел своё представительство в СССР. Я мысленно пожал плечами
и, пряча чек в карман, сказал:
- Всё в порядке, господин Иванофф, я вполне удовлетворён. Будем
считать, что деловая часть разговора закончена.
- О, я рад, сэр Николай! Вы настоящий деловой человек!
У самого своего уха я услышал страстный предостерегающий шёпот
Василия:
- Отец! Не доверяй этому франту, требуй с него наличными...
- Отстань! - цыкнул я на него и снова обратился к гостю. - Надеюсь,
господин Иванофф, вы не откажетесь отведать нашего кофе. Моя супруга
великолепно готовит его... Маша, кофе готов?
- Готов, - буркнула она ворчливо откуда-то из коридора, и я сразу
уловил перемену в её голосе.
- О нет, господа, я должен ехать, - возразил новый обладатель
уникального букета. - Нужно позаботиться о цветах - они стоят того.
Прощайте, господа, гуд бай, сэр Николай!..
Он быстро пересёк гостиную, на ходу фамильярно потрепал злого
Василия, нагловато подмигнул моей жене и, торжественно неся перед собой на
вытянутой руке букет голубые роз, исчез за входной дверью.
Мы смотрели ему вслед и не шевелились. Молчание было долгим,
тягостным и неловким. На душе отчаянно скребли кошки, муторно выли бродячие
псы и тоскливо скрипели ржавые петли садовой калитки - словом, было так,
будто кто-то вилкой карябает по пустой тарелке. Словно какой-то кусок
оторвали от сердца, растоптали и выбросили в мусорпровод. Хотелось выть и
биться головой о дверной косяк, стихийное раздражение поднималось откуда-то
изнутри и грязной мыльной пеной готово было выплеснуться наружу. Комната
сразу уменьшилась, сжалась, потускнела, стала неуютной и серой, что-то
погасло в ней, умерло, улетело... Недовольная физиономия жены выплыла из
кухни.
- Ну что, доволен? - проворчала она. - Заработал свой миллион? И
всегда ты так, ничего у меня не спросишь - всё по-своему!
- Ну что завелась? - раздражённо ответил я. - Ты ж сама хотела!
- Я? А ты спросил? Может и хотела - так ты узнай сперва, спроси,
посоветуйся... Ну-ка, дай сюда миллион!
Вот так просто возьми и выложи ей миллион! Здорово, да?
- Как же, держи карман шире! - огрызнулся я, еле сдерживаясь, чтобы
не добавить что-нибудь похлеще.
Сын Василий тоже кипел от обуревавших его чувств.
- Ну ты, отец, и лопухнулся! Вот уж не ожидал! Я ж тебя пихал - а ты
ноль эмоций. Миллион! Как же! Продинамил тебя этот фраер, этот аферист
заморский, а ты лишь уши подставлял под его лапшу. Э-эх!..
- Заткнись, - зло бросил я ему и приготовился защищать свой карман от
жены, которая грозно двинулась на меня с весьма серьёзным намерением
вырвать из него злополучный чек. Мы все трое набычились и, похоже, решили,
что от слов пора переходить к делу. Кулаки, по-моему, чесались у всех.
Сейчас, сейчас мы вцепимся друг другу в волосья и изольём друг на друга
гнев, ярость и желчь...
Грозно и настойчиво прозвенел дверной звонок. Васька метнулся в
прихожую, и в ту же минуту в комнату, грохоча и не вписываясь в повороты
нашей малогабаритной квартиры, влетел пунцово-красный сэр Роберт Иванофф и,
изрыгая слюну, шипение и американизированную нецензурщину, жестом
оскорблённого короля Лира бросил на стол некое подобие веника.
- Вы есть жулики, господа! Да, да, жулики, все русские есть жулики!
Верните мне мой чек и заберите этот ваш розы!
И тут до меня дошло. Боже! Ведь этот веник, небрежно брошенный им на
стол, и есть тот самый уникальный букет голубых космических роз, ещё пять
минут назад лучащийся неземным фосфоресцирующим светом и благоухающий так,
что хотелось обнять весь мир - теперь он безнадёжно завял, засох, умер. Вот
почему в наши души вселился бес гнева и противоречия - розы охраняли нас от
всего дурного, от всего того, что порой накипью оседает в наших сердцах и
рвётся наружу в виде необузданной злости, раздражительности и плохого
настроения. Розы облагораживали нас, создавали атмосферу добра, веры,
терпимости, любви и понимания. Насчёт Василия я точно сказать не мог - я
его вообще мало видел в последние дни - а вот на Машу и на меня розы
оказали воздействие неизгладимое и поистине феноменальное. Да, розы спасали
нас в критических ситуациях - впрочем, таковых просто не возникало. Теперь
они мертвы. И виной тому - я, продавший их этому типу, словно Фауст
Мефистофилю свою душу. Поделом мне. Несчастный Арнольд! Бедная Маша,
бедный, бедный я...
Сэр Роберт то багровел, то зеленел, то покрывался обильной испариной
- и всё вился вокруг меня, сшибая стулья и некоторые другие лёгкие предметы
мебели, всё шипел и требовал свой кровно нажитый миллион. А мы с Машей
стояли и широко раскрытыми глазами смотрели друг на друга. Она тоже всё
поняла.
- Прости, - чуть слышно сказала она.
- Прости, - чуть слышно ответил я.
Она бережно, словно боясь сломать, взяла умерший букет и унесла его
на кухню. Я вынул злополучный чек и положил его на стол.
- Возьмите ваш чек, господин Иванофф, - обратился я к ненавистному
визитёру, - и соблаговолите, пожалуйста, покинуть мой дом. Наша сделка
расторгнута.
Резким движением сэр Роберт Иванофф смахнул чек к себе в карман и
кинул на меня исподлобья неприязненный взгляд.
- Мошенники, - процедил он сквозь зубы, но злости в его словах уже не
было: возвращённый миллион, видимо, сделал своё дело. - Гуд бай, май
френдз! Не поминайте лихом.
Он торопливо ринулся к выходу и исчез за входной дверью - теперь уже
навсегда. А я тяжело опустился на стул и задумался. Как всё гадко, мерзко,
некрасиво! Как, оказывается, хрупко человеческое счастье и как легко можно
разбить его одним лишь мановением руки, необдуманным поступком, дурным
словом, жестом, взглядом, мыслью. И весь ужас в том, что процесс-то этот
необратим: разбитое не склеишь...
- Коля! Коля, скорее! - вдруг донёсся до меня испуганный,
взволнованный и в то же время радостный голос Маши с кухни. - Скорее сюда!
Опять что-то стряслось! Я бросился на выручку. Влетев на кухню, я
остановился как вкопанный. Моему взору представилась следующая картина.
На табуретке у стола сидела Маша с заплаканными щеками и завороженным
взглядом смотрела на бывший некогда прекрасный, а теперь превращённый в
облезлый веник, букет, который лежал у неё на коленях. Но что это? Нет, это
уже не веник, это уже далеко не веник... На моих глазах происходило чудо:
засохшие, сморщенные лепестки роз распрямлялись, разглаживались, голубели,
оживали и - или мне это только показалось? - улыбались. Сухие листочки
становились зелёными, колючие стебли наливались соком, весь букет оживал,
дышал, благоухал, самопроизвольно шелестел лепестками и - всё-таки кажется
мне это или нет? - весело звенел, словно бубенчики. Или это звенит
радостный, по-детски чистый и счастливый смех Маши? Она действительно
смеялась, лучась веером морщинок вокруг глаз, и слёзы облегчения падали на
букет - не веник, заметьте, а самый настоящий, самый прекрасный в мире
букет голубых роз!
- Как в сказке! - шептала она. - Помнишь - про Аленький цветочек? Я
заплакала - и он ожил. Слеза что ль капнула...
Я был уверен, что это не мистификация, а самое настоящее чудо. По
крайней мере, я очень, очень хотел на это надеяться.
На этом бы и закончился этот удивительный, насыщенный событиями и
треволнениями и всё-таки чудесный день, если бы под занавес его не омрачил
этот стервец Васька. Он внезапно появился за моей спиной и басом прогудел:
- Может, вернуть американца? Ведь букет-то целёхонек. Только теперь
не за миллион, а за десять - ведь за чудеса платить надо...
- Пошёл вон! - рявкнул я, зверея.
Глава восьмая
На следующий день я наметил встречу с Козлятиным-Боцманом. Была
пятница, накрапывал мелкий колючий дождь, и ехать после работы в другой
конец Москвы очень не хотелось - но дело требовало моей жертвы. И я поехал.
Винный магазин на улице Конёнкова я нашёл быстро. Несмотря на дождь,
вход в него атаковала голодная разношерстная толпа, преимущественно
мужского пола, а вдоль очереди, которая то и дело теряла свои контуры и
сбивалась в кучу, патрулировали два милиционера. Ещё два стояли у входа в
магазин в полной боевой готовности. Невдалеке дежурила милицейская машина,
в которой сидел милиционер с рацией, готовый в любой момент вызвать
усиленное техникой подкрепление.
Я не долго думал, прежде чем отдал предпочтение винному магазину,
нежели законному обиталищу Козлятина, обозначенному в его паспорте в графе
"прописка". Зная повадки своих, кузьминских, алкашей, я мог почти
безошибочно указать, в каких точках микрорайона обитает их основная масса в
то или иное время суток. Этими точками могли быть либо винные магазины,
либо пивнушки. В этой же местности концентратором мужского населения служил
вышеозначенный винный магазин, который мне посоветовал посетить сержант
Стоеросов. Затаившись несколько поодаль, я стал скрупулёзно и с
пристрастием просеивать сквозь зрительное сито страждущую толпу, выискивая
в ней нужного мне человека. Как и следовало ожидать, в хвосте очереди его
не оказалось. Не оказалось его и в первых рядах, где было заметно
наибольшее оживление и где страсти накалились до предела. Ага, значит он
внутри! - догадался я и стал ждать, когда находящиеся в недрах магазина
счастливчики прорвутся сквозь кордон таких же, как они, но ещё не
отоваренных спиртным, и вырвутся на оперативный простор предмагазинного
пространства.
Бежали минуты. Я уже порядком продрог и в душе клял всю эту затею,
когда внезапно встретился взглядом с патрульным милиционером, сидевшим в
машине у рации. Ба, да это же мой старый знакомый, сержант Стоеросов! Он
улыбнулся одними углами рта, чуть заметно подмигнул и кивнул в сторону
магазина, давая понять, что клиент на месте. Ответным кивком я поблагодарил
его, собрал всю свою волю в кулак и приготовился ждать дальше. Наконец
ожидания мои увенчались успехом: на пороге магазина, расталкивая страждущих
и жаждущих, вырос человек в тельняшке и джинсах с четырьмя или пятью
бутылками водки в обеих руках. Да, это был Козлятин, именно его образ
остался в памяти тех нескольких бабулек, которых я "просветил" вчера.
Случайный взгляд, брошенный много на Стоеросова, подтвердил мои догадки: он
снова кивнул в сторону магазина.
А Козлятин тем временем, злой, довольный и красный, спускался со
ступенек и, высоко подняв руки с огненной жидкостью над головой, победно
взирал на толпу. Толпа шумно глотала слюну и урчала пустыми желудками. К
счастливчику тут же ринулись его дружки и знакомые - те, с кем ему
надлежало раздавить эти несколько поллитровок. (Надо заметить, что в такую
погоду я и сам бы не прочь... впрочем, это к делу не относится.)
- Ну ты, Боцман, молоток! - гоготнул один из дружков. - Ведь больше
двух на рыло не дают.
- Это тебе, Француз, не дают, а мне меньше пяти не положено. Как
бывшему моряку. Усёк?
Кто-то визгливо заржал.
- Слышь, Боцман, вскрой одну здесь, пустим её по кругу, а остальное -
где всегда, а? - заканючил какой-то щуплый потёртый мужичок, вертясь у ног
Козлятина. - А то не дойти мне...
- Вот-вот, на глазах у ментов, чтоб всех повязали, - зло отозвался
Козлятин. - Потерпишь, не сдохнешь.
Оставив этих молодцов самим решать их собственные проблемы, я
принялся за решение своих. Предполагаемый убийца стоял в десяти метрах от
меня, и ничто не мешало мне прозондировать его мозг и докопаться до истины.
Что я и не замедлил сделать.
Чего там только не было наворочено! Я чувствовал себя так, словно
меня окунули в бочку с помоями, и на дне этой бочки я должен был найти
маленькую невидимую иголку. Я ныряю в помои с головой, шарю вслепую рукой
по дну, меня тошнит от этой мерзости, но я всё ищу, ищу, ищу чего-то, потом
выныриваю, хватаю ртом воздух - и снова на дно. Можете мне поверить -
сравнение наиточнейшее, по крайней мере, вряд ли я испытал ощущения более
острые и гадкие, если бы меня действительно окатили помоями - причём,
несколько раз. Но игра стоила свеч, и я добился своего. Я откопал в памяти
Козлятина-Боцмана, которая то тут, то там зияла глубокими и обширными
провалами, нужную мне информацию - ту самую, которая пролила свет на
участие этого типа в убийстве Паукова. И хотя мне пришлось порядком
попотеть, собирая воедино разрозненные куски памяти Боцмана, я в конце
концов получил довольно-таки цельную картину происшедших две недели назад
событий. Моя версия подтвердилась: именно Козлятин стал причиной смерти
Паукова. События в тот роковой день развивались следующим образом.
Около двух часов дня Боцман, слегка опохмелившийся после вчерашнего,
стукнул пару раз в дверь квартиры Паукова. Тот долго не открывал, а когда
всё же открыл, то Боцман увидел, что Пауков находится под приличной мухой.
- Наклюкался уже, Паук? - со злостью произнёс Боцман, входя в
квартиру. - Налей полстакашка.
- Н-нету, - заикаясь, ответил Пауков и смачно рыгнул.
- Врёшь, гад! - не поверил Боцман и прошёл прямо в комнату. В комнате
воняло так, что даже видавший виды Боцман поморщился. На столе стояли две
пустые бутылки из-под водки и два грязных стакана.
- С кем жрал-то?
- С Носом, - ответил Пауков, еле ворочая языком.
- А, с этим шизанутым. На какие шиши-то?
- Да наскребли малость... Посуду пустую снесли.
- Посуду, говоришь? - сощурился Боцман, меряя Паукова взглядом. -
Ну-ну...
- А ты чего заявился?
- Должок гони. Помнишь, как проспорил мне?
- Че-во-о? Какой ещё должок?
Боцман нахмурился.
- Ты, Паук, шлангом не прикидывайся, а то я ведь не посмотрю, что ты
инвалид, - враз напомню. - Боцман поднял свой увесистый кулак и сунул его
под нос Паукову. - Ну, вспомнил?
Пауков тупо кивнул, и от этого кивка его шатнуло так, что он не
удержался и упал на стол. Со стола свалилась пустая бутылка и разбилась.
- Болван, - сплюнул прямо на пол Боцман.
Пауков поднялся и исподлобья уставился на гостя. Мотало его всё
сильнее и сильнее.
- Чего надо-то? - проговорил он сквозь внезапно одолевшую его икоту.
- Бабки гони. Имеешь возможность отделаться трояком. Ну!
- Гол как сокол, - выдавил из себя Пауков между двумя приступами
икоты. - На, обыщи. - Он вывернул карманы.
- Ладно, - тихо, но с нескрываемой угрозой произнёс Боцман. -
Поговорим иначе. - Он вынул из сумки некую металлоконструкцию и бросил её
на стол. - Пятёрка. Почти даром отдаю. Покупай, Паук, не пожалеешь!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг