вовсе присушилась к нему. Вероятно, он сделал приворот раньше меня.
***
Он уехал. Я закончила игры с бабками, которые, конечно же, все доложили
музейному начальству и Адриановой жене, уже приготовившей для меня три
литра кобрячьего яду, и вернулась домой, в Усть-Каменогорск, под проклятия
Константина:
- Старик спятил. Что ты с ним сделала? Вместо Усть-Каменогорска он
почему-то в Алма-Ату отправился, сказал, что ему сценарий какого-то фильма
там нужно написать на Казахской киностудии, а тебе просил передать
записку. Ты осторожнее: у него жена, дети старше тебя, внуки уже есть! Ты
посмотри на себя-то! К чему тебе этот старый черт? Вон, какая ты прелесть!
Прелесть, какая гадость! Жена Вера. Дети старше меня. Внуки. Люди
нехорошее думают. Да пусть себе думают! Я не для них живу, а для себя. И
жизнь у меня одна. Уйду в сиреньсень.
Совсем распоясалась!
Я проводила экскурсию для группы китайцев. Мы были в зале, где
находилась коллекция опоясков и рушников.
- Опояски ткали при помощи трепальца. Они охраняли от молнии, дурного
глаза, придавали мужскую силу. Их дарили на рождение младенца как оберег,
невесты - своим женихам, уходившим на войну и в походы. Из разноцветного
мелкого бисера на опоясках выкладывали надписи-заклинания,
надписи-пожелания, обратите внимание: "Помни, люби вечно", "Помни, носи,
на другую не гляди", "Здравие береги, храни память о мене".
- Наталья, к телефону! - кричит билетерша.
- Тихо. У нее экскурсия.
Экскурсовод Зера подошла ко мне осторожненько и прошептала:
- Тебе там твой Адриан звонит.
Из Москвы. Что ему передать? Когда закончишь экскурсию?
Хлоп! У меня лопается пряжка от пояса на платье. Китайцы непробиваемы:
ни улыбки, ни смущенья, как будто и не заметили. Вежливые люди.
- Зера, передай: через час свободна буду.
Вот те на!
- Если жених заглядывался на другую девушку, считалось, что он изменил
своей невесте. Тогда невеста отбирала у него пояс, - и такой мужчина ходил
по деревне "распоясанным".
"Распоясанным" был и тот, который потерял опоясок, такой парень
считался лишенным мужества. Я сейчас перед вами "распоясалась".
Китайцы моего русского каламбура не поняли, а потому рассмеялся один
переводчик.
Я небрежно и немного картинно подняла поясок и кокетливо повязала его
вокруг талии. Поистине Венерин поясок.
Хороша, чертовка!
Телефонные звонки от Адриана повторялись и повторялись. Письмо шло за
письмом. Иногда бывало несколько писем и звонков в день.
"Маленькая, миленькая, На-ту-ля!
Прочитал твое письмо и понял, что ты действительно меня ждешь. Это
ужасно. Это прекрасно. Почему ужасно мы уже знаем: связался черт с
младенцем (правда, неясно - кто из нас чертик, а кто младенчик). А
прекрасно, потому что прекрасно. Помню и тот накрапывающий дождик, и ту
скамеечку под кедром, и как мне вдруг стало восемнадцать, и как я подумал:
"За что мне такая радость?"
Помню, конечно, и все остальное - то, что от восемнадцати до меня -
целая вечность. Но как не поверить в некую силу, управляющую нами,
землянами, если вглядываться в бесконечную, черную глубину неба,
пронизанную искорками звезд?!!
Ничего тут до конца не постигнешь, и ты, занимаясь теорией
относительности, наверное, много об этом думала. Вот есть на свете ты да
я, две маленькие крошки тепла, которые взаимно притянулись. Как? Почему?
Сия тайна велика есть, но будут благословенны эти скалистые холмы, эти
маленькие сильные сосны, дробящие гранит, эти заливы Бухтарминского моря и
грибные россыпи...
Все-таки не случайно именно здесь мы увидели друг друга... Но мы должны
побывать еще во многих-многих местах вдвоем, дорогой Зяблинька...".
Я тоже писала, однако писем писать не любила. Одни не любят писать
писем потому, что боятся показаться несовершенными, ошибиться, написать
что-нибудь не так, большинство из нас не любит слишком откровенничать, ну
а для третьих - это внутренний бунт, они восстают против навязанной им
необходимости отвечать. Я отношусь к последней категории.
"Подави в себе льва"
Я предложила открыть отдел народной медицины. Директор музея Алексей
Никифорович оказался на редкость прогрессивным и поддержал мое
предложение. Я тут же погрузилась в новую затею.
Познакомилась с сибирским колдуном, который перебрался в Москву. В
Усть-Каменогорск он приехал по своим ведьмаческим делам. Он меня принял за
"коллегу" и сделал комплимент, что рыжая ведьма черного колдуна побивает.
Внешне Дорогомилов напоминает Дон-Кихота с добрыми сильными карими
глазами. В его бороде, заостренной клинышком, собрано, должно быть,
колоссальное количество биоэнергетического заряда, если такой существует,
подобно тому, как собирается электрический заряд на острие металлического
шпиля. Этот заряд он усиливает, расчесываясь деревянным гребнем своей
работы. Ими этот кудесник исцеляет людей. Делает он гребни из разных пород
дерева. Причем, что интересно, ручка гребня у него сделана из одной породы
дерева, а зубцы - из другой. Для усиления колдовского воздействия
Дорогомилов вставляет в гребни кости и природные камни. В зубцах гребня он
предусмотрел специальные "карманчики".
Пипеткой заливает туда исцеляющее зелье, заговаривая его. Жидкость
проникает в капилляры дерева и эффект в самом деле волшебный.
Мастер, который монтировал в музее выставку, порезал себе палец.
Дорогомилов поводил вдоль пальца гребнем, на котором китайскими
иероглифами было написано заклинание для остановки кровотечения и
залечивания ран.
У парня все мигом исчезло, тем более что Дорогомилов устроил еще
психотерапевтический концерт на гребне.
***
Я миновала Поляну Бабы-Яги с избушкой на курьих ножках, кривую, с
провалившейся крышей, с растрескавшейся ступой под оконцем, и тропа
музейного сада вывела меня к Огородному Театру.
Чучела ухмылялись из подсолнухов, одни из них танцевали вокруг стога
сена. Тропа вела вверх на холм. С него низвергался поток, вращающий внизу
скрипящее колесо Чертовой Мельницы. Картину довершило громовое дерево с
Царь-дуплом, которое на ветру гудело, ему вторила эолова арфа из тонкой
щепы, вращались флюгеры-трещотки. Это была Музыкальная рощица на берегу
небольшого озерка.
Единый ритм пронизывал путаницу листьев, трав, цветов. Мне вспомнилась,
почти послышалась, французская песенка про фею, которая сидела у воды и
расчесывала свои золотые кудри золотым гребнем. Я последовала ее примеру,
ибо "золотой"
гребень с надписью: "Подави в себе льва" мне подарил Дорогомилов. Не
знаю, почему он решил, что мне необходимо подавлять в себе хищника, но
агрессия и депрессия от расчесывания у меня, в самом деле, исчезали, ведь
наши волосы - самые настоящие антенны и способны воспринимать заложенную в
гребне информацию.
В той же французской песенке поется, что покой феи нарушил принц. Она
обращается к нему примерно с такими словами: "Ты очень дерзок, парниша, а
потому должен на мне жениться, иначе ты семь лет будешь сохнуть, а потом
умрешь через три года".
И я не буду подавлять в себе льва, - лучше заставлю Адриана жениться,
иначе... На волосы можно наколдовать такого! Моя бабушка Тала мне всегда
наказывала: расческу никому не давай и волосы не разбрасывай, птицы гнездо
совьют и ноги запутают. Чтобы поссорить супругов, злые ведьмы подкладывали
им клок шерсти двух дерущихся кошек и собак. Я провела гребнем вдоль ветки
дерева, - на нем появилось знамя Наташиной планеты с двуглавой кошкой на
рыжем фоне и с бахромой в виде седых кудрей. Они напоминали кудри Адриана.
Была сиреньсень.
Лирика неравного брака
Мрачное болото Водяного, окруженного темными елями и пихтами, заросшее
лесными лилиями, место перерождения душ праведников, неожиданно
закончилось у бугра, взобравшись на который, Тропа вывела меня к Дому
Робинзона со столбом-календарем у входа и какими-то самодельными
инструментами. От Пятницы остались одни следы на песке. Я вошла в ограду
из кольев, на ней сушились козьи шкуры, уселась на край перевернутой вверх
дном лодки, которую недавно закончили выдалбливать, и стала готовить
лекцию о брачных обычаях и свадебных обрядах на Алтае.
С лекцией я собиралась в самую первую русскую деревню, которую
образовали искатели Беловодья, в Фыкалку.
Первыми среди них были несколько бродяг-разбойничков. Пока эти бедолаги
отыскали подходящее место для селения, им пришлось здорово "пофыкать".
"Фыкать" пришлось и дальше: условия жизни были суровые - зимние морозы,
летняя жара, бурные реки, высокие горы, густые леса - и вести быт
приходилось трудно. К тому же, была всего одна баба на семерых. Как только
бабий мужик уходил на охоту, к ней являлся то один, то другой из
разбойничков и была меж ними любовь. Вскоре все открылось хозяину. Он
угостил своих друзей фирменной алтайской медовой брагой - медовухой, а
потом пьяных и сонных перерезал. Вот такая трагедия, говорят, случилась.
Быть может, благодаря этим алтайским Адаму и Еве, Фыкалка стала центром
расселения русских по всему Беловодью.
А поскольку среди искателей Беловодья были разные люди, то и свадебные
обычаи были у всех разными. У поляков девушек выдавали замуж в 16-18 лет.
У кержаков (бежавших из керженских лесов, из Нижегородской губернии, где
они первоначально скрывались во времена раскола) - в 20-25 лет, а то и
позже. При этом жених был, как правило, лет на пять-шесть, а то и на
десять-двенадцать моложе невесты.
Однажды произошел забавный случай, который старики до сих пор
рассказывают. Пятилетний мальчишка остался сиротою, а наследство ему
досталось немалое. На собрании общины решили его женить, чтобы не уплыло
богатство из деревни. Взяла его в мужья тридцатилетняя вдова, ибо женщин в
вольницах было мало. Приехали из волости описывать имущество, а молодая
жена вынесла своего мужа на руках, как Лягушку-царевну. Так и вырастила
его как мать, что делать, сама согласилась. А молодость - недостаток,
который быстро прошел, главный недостаток ее мужа спокойно искупился
богатством.
Вообще-то в деле заключения брака материальная выгода не имела
первостепенного значения, да и жители вольных поселений были зажиточны,
поэтому "женихались" по любви, по собственному выбору. В этих местах не
было венчания, закрепляющего брак, и брак волей-неволей принимал вид
полюбовного сожительства. Обычным считалось похищение женщин, что
называлось "взять девушку убегом".
Бабы завязывали платок узлом сзади, что означало: девичество, а значит
и жизнь, уже позади.
***
"Зайчик ты мой солнечный! Что ты там поделываешь в эти минуты? Может
быть, уже спать ложишься - у вас уже почти полночь, у нас около девяти. Я
сижу, пишу рассказ "С пятнадцатого на шестнадцатое" - об октябрьских днях
1941 года, когда объявили, что Москва - открытый город, и я, по примеру
Пьера Безухова, хотел застрелить Гитлера. Об этом я, восемнадцатилетний,
сочинил наивные стихи:
Сегодня снилось мне:
Я - Пьер Безухий.
Охваченный и гневом, и тоской, Я прохожу оставленной Москвой - Как все
обезображено разрухой!
Под рев солдат, отравленных сивухой, Пожар вздымает чадный факел свой,
В бульварах с майским солнцем и листвой Теперь миазмы разложенья нюхай.
Мне браунинг нежит влажную ладонь, Он плюнет ненавидящий огонь В того,
кто из подъезда появился.
Под прядь волос я выпущу заряд, Все девять пуль без жалости подряд,
Чтоб коготь в камень Судорожно впился.
В это время я уже числился в армии, меня от линии фронта, от
Звенигорода, вели в офицерское училище, но туда не приняли из-за плохой
анкеты (родители в лагерях), и я - еще в штатском, формы не дали, смылся
домой, где квартиру караулила нянька Анна Егоровна. По поводу немца она
была абсолютно спокойна, - не придет немец - и все... Не буду всего
рассказывать, чтобы не сглазить рассказа, а он должен быть интересным.
В третий раз послал бумаги в Усть-Каменогорск на развод с Верой
Федоровной. Она свирепа, как Александр Матросов и Зоя Космодемьянская
вместе взятые...".
Адрианово письмо заканчивалось автопортретом: левой рукой он водил по
лицу, а правой рисовал. Приписка гласила: "Если тебе такой не нравится,
скорей пиши письмо". Нравится. Даже очень. Куда больше, чем все вместе
ухаживающие за мной сверстники. Написала.
Сониха спортила Какаву, ядрена вошь!
- Где тут у вас клуб? - спросила я, приехав в Фыкалку маленькую
сухонькую старушонку, которая еле плелась, прихрамывая, с каким-то тяжелым
узлом.
- Кого надоть? - не расслышала бабка.
- Клуб.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг