восклицательные знаки, потому что имена эти были вовсе не древесными, а
выражали сокращенные призывы: "Даешь улучшенный бетон!" и "Смело
овладевайте современной научной агротехникой!".
Имена давали не только новорожденным. Взрослые меняли свои имена и
фамилии на благозвучные. Тимофей Какашкин объявлял себя Гарольдом
Первоцветовым, Авдей Пердунов становился Самолетом Комсомольцевым.
Музыкант Карп Гаврилович Хер поменял свое имя и фамилию на скромненькое -
Владимир Ленский. Но и настоящее его имя не кануло в Лету, бывало, возьмет
оркестрант-трубач фальшивую ноту, а ему: "Эх, ты, Карп Гаврилович!".
Сколько редкоименцев дала эпоха, с которыми сложно, как с любыми
бунтарями! Оказалось, что одним из редкоименцев был мой земляк Никандр
Александрович Петровский, врач "Скорой помощи". У него примерно в это
время появилось уникальное хобби - собирать картотеку имен. Он составил
первый советский словарь русских имен, которым мы пользуемся по сию пору.
Что заставило врача заниматься столь экзотическим делом - не совсем ясно.
Может, это произошло потому, что он каждый день встречался бок о бок с
рождением и смертью? Это чем-то напоминало мое рождение в роддоме с окнами
на кладбищенскую сирень. Возможно, его редкое имя с переводом "видящий
победу"
привело его к столь оригинальным изыскам...
Узнала я о Петровском, как ни странно, уже здесь, в Москве. Все дело в
том, что моим московским соседом оказался художник-иллюстратор детских
книг Леонид Викторович Владимирский. Он иллюстрировал "Волшебника
Изумрудного города" и многие другие сказки Александра Мелентьевича
Волкова, который тоже вырос в Усть-Каменогорске и в юности помогал
Петровскому составлять картотеку имен, а потом переехал в Москву и стал
преподавать математику в одном из московских вузов, а уж позднее сделался
сказочником. С математиками это случается. Вот сколько
пространственно-временных совпадений раскрылось вдруг. И все это магически
было связано с ИМЕНЕМ.
В мир имен я стала уходить не только сиреньсенью.
***
Я в мастерской Владимирского. У нас под окнами воркуют одни и те же
голуби: его мастерская находится рядом с нашим домом. Рассматриваю его
репортерские зарисовки. Сидней, с его портовой жизнью и яркими витринами,
худая, стройная фигура женщины, как сигарета, которую она курит. Чилийский
крестьянин с печальными глазами, глядящими внутрь себя, поглаживающий усы.
Арки, башни, стокгольмская устремленность куда-то ввысь...
Вдруг среди этих картинок мне бросилось в глаза игриво улыбающееся лицо
Чарли Чаплина. Этот автопортретик Чарли подарил Владимирскому, когда они
летели в одном самолете из Австралии.
Художник сначала долго соображал: где он мог видеть эту удивительно
знакомую улыбку? Он тихонько спросил у стюардессы - нельзя ли узнать, как
зовут джентльмена в сером костюме из предпоследнего ряда. В ответ
стюардесса назвала имя и фамилию, отчего русский подскочил, как на
пружинке, выхватил из портфеля альбом и карандаш, уселся прямо на ковровую
дорожку напротив мистера и принялся набрасывать его портрет. От волнения у
художника дрожали руки.
Вдруг мистер встал и, положив Владимирскому на плечо руку, попросил
взглянуть, что получилось.
- Нет, опять не похоже. Похожим рисую себя только я сам. Дайте,
пожалуйста, карандаш, - произнес Чарли.
Не успел русский и глазом моргнуть, как на листке появилась та самая
рожица, которая теперь улыбается в мастерской Владимирского, какие бы беды
не обрушивались.
Владимирский всегда много рассказывал о работе над волковскими сказками
и самом Волкове. Когда они начали сотрудничать, оказалось, что живут они
рядом, в соседних переулках, в домах и квартирах с одинаковыми номерами.
Почти как в фильме "С легким паром!". Это о совпадениях. Волков тонко и со
вкусом придумывал имена сказочным персонажам, видимо, не прошла даром
совместная работа со знатоком имен Петровским.
В одной сказочной повести говорилось о том, как ведьма по имени Арахна
напустила на страну ядовитый желтый туман. Надо было ее нарисовать в
нескольких видах.
Владимирский обычно рисовал свои персонажи с натуры. Едет, например, в
метро и набрасывает в блокнотике лица старушек. Так появилась и его Арахна.
Показал ее писателю, - тот недоволен:
- Что за сонная рожа? Моя Арахна должна быть энергичной, свирепой и
зловредной. А ваша тетка мухи не обидит!
Стал Владимирский обходить московские вокзалы, где полно пожилых
пассажиров. Сидят, как изваяния - рисуй, сколько хочешь. Родился другой
набросок Арахны.
А Волков опять сердится:
- Какая же это ведьма? У нее такое выражение лица, словно ей колбасы в
очереди не досталось! Это Клава или Шура. А вы вслушайтесь в имя:
Ар-р-рахна!
Опечаленный художник отправился домой, а навстречу ему по лестнице
спускается с мусорным ведром квартирная соседка Тамара Гнатовна - могучая,
свирепая, сварливая тетка. Художника осенило: "Чего же я мучаюсь? И имя
соседкино созвучно Арахне: Тамара..."
Бросился в свою комнату рисовать.
Соседкин портрет писатель принял.
- Ар-р-рахна! - вскричал довольный Волков, разглядывая рисунки.
Повесть "Желтый туман" вышла в свет, и художник вдруг перепугался: а
если попадется книжка Тамаре Гнатовне и та узнает свое изображение? Как
пить дать устроит тарарам на весь дом!
Решил художник действовать смело и дипломатично. Пошел на кухню, -
Тамара там над щами колдовала.
- Тамарочка, - нежно обратился художник к соседке, - у меня вот новая
книжка вышла. Посмотрите, пожалуйста, рисунки. Нет ли кого похожего на
знакомых?
Не переставая следить за щами, соседка искоса глянула в книжку, увидела
ведьму и возрадовалась:
- Так это же Агнесса Титовна с пятого этажа! Вылитая! Такая, скажу я
вам, скандалистка...
Рассказал мне эту байку Владимирский - и я начала коллекционировать все
истории, которые касались этого таинственного предмета, ИМЕНИ.
Сам Владимирский тоже имел вкус к имени. Дочку, например, свою он
назвал Ая, соединив первую и последнюю букву алфавита. Подобным образом
было составлено всесильное алхимическое слово, содержавшее в себе тайну
мира и возможность его познания.
"Все та же музыка, все та же вишня и та же Катерина..."
Мы с Адрианом возвращались из Тверской губернии, куда отправлялись за
брусникой. Выходим из метро, - танки стоят. В наш переулок не пускают,
документы спрашивают. Вместо паспорта пришлось предъявить бруснику. Это
было перед сиренсенью, в августе.
Всю ночь я варила брусничное варенье и собирала чемодан. У нас давно
были куплены билеты на юг. Перед этим я ткнула пальцем в карту - и попала
в Феодосию, куда мы и устремились в отпуск.
- Может, не поедем? - осторожничал Адриан.
- Наоборот, надо рвать когти. Ты спал, а ночью стреляли, я слышала.
Зазвонил телефон.
- Это "Ку-ку-руку"? Я звоню из Ташкента. Я майку выиграл.
- С чем вас и поздравляю. Вы хотя бы имеете представление, сколько
времени в Москве? Шесть утра! И вообще, о какой майке может идти речь? - У
нас тут танки стоят.
Мы все же попрощались с Москвой.
Очень соскучились по путешествиям, да и Адриан вот-вот скиснет,
начнется снова запойный мрак.
Народ с юга рвался назад, домой.
Месяц мы провели чудный, хотя погода была как перед концом света:
холод, а в последний день августа в Коктебеле, где мы остановились, даже
снег повалил и мороз случился. Потом с гор полились такие потоки талой
воды, что у хозяйки в огороде все с корнем смело.
- Не к добру это, к страшным переменам, - говорили старожилы, которые
никогда ничего не припомнят.
Ничего подобного не припоминали и на этот раз.
Мы вернулись в Москву с сухими коктебельскими букетами и были вполне
счастливы. Однако счастье длилось недолго. Адриан снова запил.
***
Денег нам давно перестало хватать. Адриан уходил в свой виртуальный мир
все чаще и чаще. Над Манежной площадью висел огромный плакат: "Масленица -
широкая боярыня. Всем веселой масленицы!". Но всем было не до веселья. По
радио жалобный детский голос протяжно пел: "Ах, зачем я на свет
появи-и-ился, ах зачем меня мать родила?!".
Голодные люди с протянутой рукой сидели в переходах вместе с голодными
собаками, которым подвывали голодные певцы и подыгрывали бродячие
музыканты. И у нас с Адрианом есть было нечего. Тогда-то я и вспомнила о
ремесле, которому научилась у Сонихи.
Заклинаю огонь и воду и слушаю очередную исповедь молодой девушки:
- Я думала, Олег меня на руках носить будет - слишком большая разница в
возрасте. Я как дочь ему. А он за два месяца даже в больницу ко мне не
пришел. А вроде замуж предлагал. Цветов ни разу не подарил. Только часы.
Да и те сама выпросила - старые сломались.
В поисках заокеанского Грэя пошла Катя в проводники международных
рейсов.
- Думала хоть там кого-нибудь встречу. Да что вы! Ездят совсем дряхлые
старикашки путешествовать. Иногда прямо на платформе умирают. Выйдут на
остановке прогуляться - и все. По вагону - таблетки, флакончики, челюсти -
сплошной подвижной состав. Даже если среди них подходящего возраста
встречаются , мы для них - только обслуживающий персонал. Девчонки
стараются, даже вещи их тяжелые таскают, чтобы хоть что-то на чай
получить, а в награду "thank" и все. В прошлом году один англичанин
засмотрелся, заговорил. А я плохо понимаю по-английски. Нам все время
твердят, чтобы мы язык учили, а зачем он мне нужен?
Лучше их обслужишь или хуже, какая разница? Самая большая благодарность
- губнушка, подводка для глаз или жвачка. Сыта я этой жвачкой да
чулочками. Иной раз домой приезжаешь, снимаешь с натертых ног туфли и
закидываешь их в самый дальний угол. Ненавижу! Босоножки не разрешают
носить даже в жару: никаких голых пяток и колен. Поэтому Джона я не
коленками соблазнила, а сама не знаю чем. Разговорник откуда-то притащил.
Выяснил, как меня зовут, да не замужем ли.
Тетки аж подпрыгнули - быть тебе, Катька, леди! Остановились мы рядом с
русским поселком. Ребятня шумной толпой из школы вывалила. А Джон со своим
другом переговаривается, смотрят на наших детишек-оборванцев, брезгливо
физию скривили: Африка, мол. Уж это без перевода было понятно. Я дверь
захлопнула - и больше до конца рейса с ним не разговаривала. Плох или
хорош, - наш нужен, отечественного производства. Хотя ему не я нужна, а
денежки мои. А нам сейчас столько платят, что только на чулки и хватает.
Где уж тут замуж разбежишься! И уголь разгружать самим, и воду таскать, я
на этом свое здоровье испортила. Безбилетников пускать не разрешают, сразу
с работы вылетишь. А долларов даже во сне не обещают. Родителей жаль. Я
пищевой институт закончила. Технолог. Но сейчас с моей специальностью
работы не найдешь. Особенно отец расстраивается, что дочь - проводник, он
человек старых представлений, а ведь как считается: все проводники -
женщины легкого поведения... Вот и нашла себе чуть ли не
шестидесятилетнего, влюбилась даже. Он мне сначала настоящим мужиком
показался, надежным, не похожим ни на сверстников, ни на иностранцев... А
тут облом. У нас есть проводницкая песня, можно сказать, народная,
старенькая уже:
Что-то ночью мне не спится - Я влюбился в проводницу.
Долго-долго будет сниться Проводница, проводница.
Да какая уж любовь? Мечты одни.
- Не нужен тебе, этот траходонт, Катюша. Сейчас я досчитаю до трех, ты
откроешь глаза - и почувствуешь себя здоровой, красивой и счастливой. Раз,
два, три! Открыли глаза!
А теперь вместе - глубоко вздохнули...
***
Адриан проснулся в слезах.
Привиделся ему Федор Михайлович Достоевский, мой любимый писатель. В
длинном коричневом пальто. Поспешает великий писатель за некоей девушкой в
фиолетовом платье и восклицает: "Вернись, о Фортифлексия!"
- Ужасно мне жаль стало классика, и я тоже подвываю: "Форфута, вернись!
О Форфута!". Такое у меня для нее ласкательное имя придумалось. Но исчезла
девушка, растаяла, как туман.
Повернулся ко мне Федор Михайлович: на бороде, на усах, на ресницах -
слезы.
Тут и я зарыдал. С тем проснулся. И ни одна ворожея не объяснит, - к
чему было видение.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг