сыростью, тленом и чем-то очень странным - как будто бы паленой шерстью.
Когда глаза привыкли к темноте, Вася разглядел в стенах пещеры прослойки
льда, следы кирки, пятна сажи. Видно, золотоискатели жгли здесь костры,
стараясь растопить вечную мерзлоту. Но порода оказалась неподходящей -
бедной золотом, и они бросили эту глубокую яму-шурф. Яму занесло снегом, и
вот Вася провалился в нее, как в западню.
Вверху зашуршали лыжи и раздался сдавленный от волнения Сашин голос.
- Вася! Вася Голубев! - кричал Саша, как будто на этой заснеженной сопке
бегало с десяток Вась и среди них только один - Голубев.
- Здесь я, - нехотя откликнулся Вася, но, подумав, что Саша не услышит его
и уедет дальше, испугался и закричал: - Саша! Саша! Я здесь! Я
провалился...
Серенькое небо загородила Сашина голова. Когда Саша убедился, что Вася жив
и почти невредим, он рассердился:
- Обязательно с каким-нибудь приключением! Ну как тебя угораздило?
- Ладно, брось, - мрачно ответил Вася. - Помоги лучше выбраться.
Обсудив положение, решили, что двух связанных за ремни лыжных палок будет
вполне достаточно, для того чтобы с их помощью выкарабкаться из ямы. Но
при первой же попытке ремни оборвались, и Вася грохнулся на больную ногу.
Саша связал палки поясным ремнем. Дело пошло лучше. Вася поднялся на
полметра, но дело застопорилось. Саша решил помочь и потащил палки на
себя, поскользнулся и, сам чуть не угодив в яму, обрушил кучи снега. Вася
долго отряхивался, а когда поднял голову, то увидел, что отверстие вверху
стало побольше.
Палки связали снова, и Вася дотянулся почти до половины ямы. Саша кряхтел,
сопел и помогал сам себе, приговаривая:
- Так... Еще разочек... Еще... Так...
Оставалось всего несколько сантиметров - и одна палка оказалась бы на
поверхности, а половина Васиного пути пройдена. Но Саша слишком увлекся,
перехватил палку и приналег на нее, как на рычаг. Палка не выдержала.
Раздался треск, и Вася опять кубарем полетел вниз.
Неудача и усталость подействовали на обоих удручающе. Они сидели молча -
один наверху, другой внизу - и ничего не могли придумать.
- Остается одно, - несмело сказал Саша: - идти за помощью.
- Нет! Ни в коем случае! - испугался Вася.
Это значило, что все узнают о его тайне, о его неудаче. Но это еще куда
ни шло... А вот если узнает мама... Нет, надо попробовать еще раз. Они
пробовали несколько раз, пока Вася в сердцах не крикнул:
- Чего ты все время снег сыплешь? И так за воротом полно.
- Ты знаешь, Вася... знаешь, - дрогнувшим голосом ответил Саша, -
кажется, начинается метель.
Они опять замолчали. Вася посмотрел вверх. Над ним неслись снежинки. Края
ямы как будто сблизились, отверстие стало меньше - снег заметал ее. Дело
принимало серьезный оборот, и он решил:
- Ладно, спеши домой. Успеешь?
- Постараюсь, - несмело ответил Саша. - Мы слишком долго возились.
- Все равно нужно спешить.
- Хорошо... Но у меня всего одна палка. Ты это учитывай.
- Ладно. Но ты спеши! И, слушай, оставь мне консервы.
- Да. И топорик. Ты пока что подруби стенки ступеньками. Будет легче
вылезать.
- Об этом нужно было думать раньше - вскипел Вася - Пятерочник несчастный!
Тебе бы только стишки писать... А я вот сиди! Если бы мы сразу подрубили
стенки, я бы уже выкарабкался.
- Почему же ты об этом не подумал?
- Ведь топорик-то у тебя?
Саша вздохнул и извиняющимся, примирительным тоном сказал:
- Ну, я пойду... Ты тут не очень волнуйся. Хорошо?
Вася не ответил. Хотя будущее не обещало ему ничего приятного, он решил
быть твердым, смелым и стойким.
В яме было холодно и пахло чем-то паленым. Вася поел мороженого хлеба с
мороженой колбасой - бутерброды уже успели промерзнуть, консервы он
поленился открыть - и заел обед сыпучим, колющимся снегом.
- Рассуждая логически, - вздохнул Вася, - на Северном полюсе и то живут
лучше. Там у них и палатки, и радио, даже артисты в гости приезжают. И,
потом, спальные мешки. Залезешь в них - и спи при любом морозе.
Он выбрал местечко в уголке, свернулся клубочком, подложил под голову
рюкзак и решил немного отдохнуть.
Метель завывала сильней, а дыра темнела и темнела. Снег через нее сыпался
реже, и наконец все стихло - метель снова затянула сугробом яму-шурф. Но
Вася этого не заметил, как и не вспомнил, что не посоветовал Саше отметить
яму снаружи - ведь метель могла замести лыжню. Он не думал об этом, потому
что спал.
Очень плохо ложиться спать поздно, даже готовясь к поискам мамонтового
зуба.
Глава четвертая
ТУЗИК
Первое, что услышал Вася Голубев, был рев. То жалобный, то злобный, то
умоляющий. Трубный, необычайно громкий рев.
Потом Вася почувствовал, что земля колышется и на лицо сыплются влажные
комочки и что вокруг очень тепло, даже жарко; вспотевшее тело сковано
такой удивительной слабостью и истомой, что, кажется, не то что
пошевелиться, а даже открыть глаза и то не хватит сил. Оценив все эти
ощущения, вспомнив, что там, наверху, над ямой началась метель, он с
ужасом подумал: "Замерзаю". Ведь все замерзающие обязательно согревались
перед смертью, страшно хотели спать и не могли даже открыть глаза. Об этом
он читал много раз.
Но Вася не хотел замерзать. Он собрал все свое мужество, всю силу воли и,
стиснув зубы так, что один, коренной, зуб с дуплом даже заныл, заставил
себя открыть глаза и попытался подняться.
Глаза открылись с трудом, как будто ресницы были склеены чем-то липким,
тягучим. А когда он все-таки открыл их, то прежде всего удивился. Над ним
было подернутое дымкой высокое небо. Края ямы-шурфа осели. Она казалась
теперь не такой уж глубокой. И нигде - ни в небе, ни на краях ямы, ни в
самой яме - никаких признаков снега, или изморози, или хотя бы спутников
вечной мерзлоты - ледяных прожилок в стенах.
Стены ямы высохли, на краях росла трава, кусты багульника, и вниз
заглядывали пушистые, как гусята, сероватые цветы - махровики. В яму все
время врывался сухой, будто от утюга горячий воздух. С каждым дуновением
этого необычайного ветерка Вася ощущал, что в нем крепнут силы.
В это время над ним опять раздался отчаянный рев, и та стена, к которой он
лежал, прислонившись головой, закачалась. На лицо упала оттаявшая земля.
Вася оглянулся и увидел, что справа, в самом углу, топчется огромная, как
бревно, волосатая, с костяными наростами на ступне, определенно живая
нога. Не помня себя Вася вскочил и отпрыгнул в противоположный конец ямы.
Это спасло его, потому что почти сейчас же над ним метнулась темная змея.
Прыжок отнял последние силы. Ноги подкашивались, в горле пересохло, сердце
стучало медленно и глухо. Вася не выдержал и присел.
Он рассматривал стену, у которой ложился спать, и удивлялся все больше и
больше.
Перед ним стоял удивительный, мохнатый слон. Вернее, не весь слон, а
только одна его половинка, как у расклеившегося картонного елочного
слоненка. Вторая половина и спина скрывались в толще еще не оттаявшей
вечной мерзлоты, которая открылась после того, как со стены ямы-шурфа
отвалился слой влажной, холодной земли.
Живая половинка слона, которую Вася сначала принял за стену, была не
только огромна, но еще и беспокойна. Задняя нога все время ворочалась,
бок, поросший густой бурой шерстью, от которой и сейчас все еще пахло
паленым, тяжко вздымался. Черный морщинистый хобот то взлетал вверх и
становился торчком, то бессильно падал на желтоватый сломанный бивень.
Даже четырехклассник мог бы сразу определить, что перед Васей стоял
оживший, но все еще скованный вечной мерзлотой доисторический житель
ледникового периода - мохнатый мамонт.
Разглядывая своего соседа, Вася увидел маленький, свирепо ворочающийся
сизовато-карий глаз. Он неотрывно следил за Васей, но вдруг померк, и из
него скатилась большая желтая слеза. Она скользнула по ресничкам и повисла
на грубых волосах. Мамонт плакал. Он опять поднял хобот и затрубил -
жалобно, призывно, точно жалуясь на свою удивительную судьбу или
выпрашивая помощи и защиты. Васе стало очень жалко этого оттаявшего,
ожившего гиганта, который, оказывается, делил с ним все беды плена в
холодной яме-шурфе.
Мальчик хотел было подойти к мамонту, погладить его, успокоить, но потом
решил, что спешить с этим не следует. В школе © 3 еще не проходили
мамонтов и правил обращения с ними. Можно было ошибиться.
Слабость постепенно исчезала. Захотелось есть. Да так, что даже под
ложечкой засосало. Вася осмотрелся и увидел сломанные лыжи и палки, свою
лопатку и Сашин топорик, тускло поблескивающую банку консервов. Осторожно,
чтобы не попасть под мамонтов хобот, мальчик собрал свое имущество и
сломанной лыжей подтащил рюкзак: в нем должен быть хлеб.
Но вместо хлеба в рюкзаке были какие-то мокрые, серые крошки, слегка
попахивающие керосином, потому что, хотя бутылка была цела, пробка в ней
испортилась.
Все еще ничего не понимая, но уже догадываясь, что с ним произошло что-то
невероятное, Вася покорно вздохнул, вскрыл покрытую пятнышками ржавчины
консервную банку и стал есть. Консервы были вкусные, слегка солоноватые, и
пахло от них так, словно их только что принесли из магазина. Это успокоило
Васю, но он все-таки с горечью вспомнил:
"На Новой Земле нашли консервы, которые пролежали на зимовке почти
пятьдесят лет..."
Мысль эта не только не успокоила его, а наоборот - ему стало грустно, и он
пожалел себя. Почему именно с ним вечно случаются самые неприятные вещи?
То переведут в женскую школу, то никуда не пускают, то вот попал в такую
неприятность, что и сам не разберешь, что же все-таки случилось. Вася
вздохнул еще горше, печальней и понял, что даже хорошие консервы без хлеба
- не очень приятное кушанье. Удивительное дело, когда он обедал дома, мама
вечно покрикивала на него:
"Опять без хлеба? Возьми же хлеба, Вася. Ну как можно есть без хлеба?"
Тогда Вася обижался, и хлеб для него был одной сплошной неприятностью. А
сейчас... Дорого бы он дал за кусочек хлеба! Да что там - хлеба! Просто за
сухарь.
Притихший мамонт шумно вздохнул и пошевелил хоботом. Его диковатый глаз
неотрывно следил за жующим Васей. По толстым, как щетина, волосам опять
поползла желтоватая слеза. И потому что Васе было очень жалко самого себя,
он пожалел и мамонта.
- Бедный... Тузик, - невольно сказал он и даже улыбнулся: собачья кличка
так не шла к этому волосатому великану, попавшему в плен вечной мерзлоты.
- А ведь и ты, наверно, есть хочешь!
Консервы придали Васе силы, и он, разыскав топорик и лопатку, без труда
сделал в оплывшей, мягкой стене ямы ступеньки и вылез на поверхность.
Мамонт проводил его взглядом, поднял хобот и затрубил - кажется, из
последних сил - жалобно и призывно.
Глава пятая
НЕБЛАГОДАРНАЯ СКОТИНА
По всем правилам, нужно было немедленно возвращаться домой, чтобы узнать,
что же с ним случилось. Пусть будет нагоняй, даже наказание, но зато он
узнает, что же с ним произошло. Да и мама перестанет волноваться. Но
мамонт трубил так жалобно, что оставлять его в беде показалось Васе
нечестным, непионерским поступком. Нужно было помочь ему вырваться из
плена. Вспоминая о доме, о товарищах и, конечно, о теперешней своей 3-й
школе и о своей бывшей 21-й, Вася подумал, что было бы очень здорово
вытащить мамонта и привести его в теперешнюю свою школу. Это не то что
зуб. Это живой мамонт! Вот уж тогда в 3-ю школу повалят экскурсии,
пожалуй, не только со всего города! Вот уж тогда 3-я школа прогремит!..
Пока Вася мечтал, он все-таки осматривался по сторонам, и его мечты
постепенно потухали. Кусты багульника уже явно отцвели - на них вовсю
разрослись листья. Травы стояли густые, темно-зеленые. В хмуром небе
чирикали пичужки и даже как будто звенел жаворонок, хотя Вася твердо знал,
что вокруг их городка никогда не бывало жаворонков. Внизу, у самого
подножия сопки, на которой стоял Вася, подпрыгивала на камнях река, а вся
долина переливалась на теплом ветру, как зеленая вода: он был засеян
пшеницей.
На далеких сопках, на тех самых, на которых был обнаружен мамонтов зуб,
высились какие-то строения, и не то их крыши, не то огромные зеркала на
них все время поблескивали. Именно оттуда непрерывным потоком, ровным и
спокойным, тек теплый, сухой воздух, но с таким привкусом, какой бывает
только после грозы.
"Почему же теплый ветер дует с севера?" - удивился Вася, но сейчас же
подумал о другом: сколько же времени он спал в яме?
Понятно, что сейчас начало лета или конец весны. А он ходил на лыжах в
марте. Значит... значит, он проспал не менее трех месяцев! Это смутило
Васю, но он подумал, что бывали же случаи, когда люди спали летаргическим
сном даже несколько лет, а не то что месяцев.
"Вот и будут меня дразнить теперь: спящая красавица из женской школы!"
Но он отмахнулся от этой мысли.
- Надо рассуждать логически, - сказал он вслух. - Когда я провалился,
началась метель. Саша мог заблудиться, или меня занесло снегом. Поискали,
поискали и решили, что я замерз. Значит, дома меня не ждут. А если Саша
заблудился и не вернулся домой? Значит, нас обоих считают погибшими?
Значит, я мертвый?! Но если я спал столько времени на морозе, я должен был
замерзнуть. Я не мог не замерзнуть. Но как же я оттаял? Странно! Как это
могло случиться?
Конечно, он знал, что, например, лягушку можно оживить даже через
несколько лет после того, как она была заморожена. Он читал, что в
медицинских клиниках научились оживлять людей через несколько часов после
того, как они умерли. Да что там - в клиниках! Взять утопленников. Ведь их
оживляют уже после того, как они и посинеют, и похолодеют, и сердце у них
вовсе не бьется. А замерзших людей? Всякий житель Севера обязательно
расскажет, как приводили в чувство людей, которые провели в сугробах по
нескольку дней без всякого сознания.
Все было правильно, все говорило о том, что Вася вышел из ямы на вполне
законных, строго научных основаниях, и все-таки...
Все-таки человек оживал через несколько часов... ну дней, но уж не
месяцев. Оставалась только лягушка. Она одна оживлялась и через несколько
лет. Вот и будут дразнить так:
Лягушонок в тине
Болен скарлатиной
Прилетел к нему грач
И сказал: "Я врач.
Полезай ко мне в рот -
И все пройдет".
В сущности, очень глупые стишки, но когда Сашка появился в школе,
переболев скарлатиной, то Вася долгое время дразнил его этими стишками, а
Сашка очень сердился. Да и неизвестно еще, какие ехидные стишки сочинит
Сашка про Васю, когда он возвратится домой...
Нужно было как следует подумать, прежде чем бежать домой. Кто и как его
встретит?
Отец и мать, конечно, обрадуются, что он остался жив, и если будут ругать,
так только через некоторое время. Беда в том, что уж теперь его, конечно,
не будут отпускать на лыжные прогулки по крайней мере года два или три.
Это неприятно, но в конце концов можно будет что-нибудь придумать. А вот
ребята... Они вначале будут удивляться и даже, может быть, позавидуют, а
потом обязательно припомнят ему, как он не то замерз, не то заснул. Этого
не забудут. В этом случае выручить могло только что-то особое, поражающее.
И этим особым, поражающим, конечно, был мамонт, который уже не трубил, а
только сипел своим бессильно опущенным хоботом.
В спасении мамонта Вася увидел и собственное спасение. Он испугался, что
мамонт так и не выберется из вечной мерзлоты, в которую вмерз его правый
бок и большая часть туловища.
"А вдруг мамонт возьмет и умрет?" - заволновался Вася.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг