один, и очень строгий: в то время когда не проводились какие-либо
эксперименты, предусмотренные программой, на полигон никто не допускался.
Под утро, когда особенно тянет ко сну, мне вдруг показалось, что на
одном из телеэкранов мелькнуло темное пятно. Я быстро осмотрел пульт.
Скорее, по привычке. Приборы были настроены на родбариды, система
наблюдения не предусматривала контроля за людьми, которые могли неожиданно
появиться поблизости от силицитов. Я перевел одну из телекамер на большое
увеличение. Сомнения отпали: на площадке был человек. Медленно, но твердо,
засунув руки в карманы, чуть сутулясь, он пересекал поросший бурьяном
участок, приближаясь к крайнему слева родбариду. Я уже собрался включить
сигнал тревоги, но в этот момент мне показалась очень знакомой фигура,
передвигавшаяся вразвалочку, и я дал максимальное увеличение. Это был
профессор Асквит.
Он не дошел шагов двадцать до родбарида и остановился. В это время я
заметил, что родбарид пошел на него. Асквит отступил; родбарид продолжал
наступление. Остальные лежали неподвижно. Я включил кинокамеру, включил,
не глядя на кнопку, не отрывая глаз от экрана, на котором достаточно четко
видел нашего отчаянного профессора, а он... не убегал. Мне хотелось
крикнуть, инстинктивно предостеречь его, но я не крикнул. И вероятно,
вовсе не потому, что Асквит во всех случаях не услышал бы моего голоса. Я
просто не смог. А через несколько секунд я вспомнил собачку, на которой
никак не отразилось близкое знакомство с силициевым существом. Пес,
подвешенный к манипулятору подъемного крана, даже непочтительно облаял
чудовище, но и за эту дерзость наказан не был. Впрочем, это успокаивало
мало. На собаку родбарид и не думал наступать, а вот на человека он
наступает. Опять стало тревожно, рука снова потянулась к кнопке тревоги и
бессильно повисла в воздухе: Асквит выделывал на полигоне ошеломившие меня
номера. Он держал что-то в руке и поддразнивал родбарида, то приближаясь к
нему, то удаляясь. Создавалось впечатление, что родбарид, как голодный и
плохо воспитанный пес, тянется за подачкой, а профессор, словно шаловливый
мальчишка, дразнит, не отдавая лакомый кусок. Асквит ускорил шаги, и
родбарид, как послушный щенок, пошел за ним. Асквит сворачивал вправо,
влево, прошел по кругу, ведя за собой родбарида, и наконец вернулся к тому
месту, где в ряду своих собратьев вот уже несколько дней преспокойно
сидело поддразниваемое им существо. Водворив таким образом его на место,
Асквит запрятал непонятный для меня предмет в карман, быстро отбежал от
родбарида, погрозил ему пальцем и ушел.
Первая пробная дрессировка была закончена. Дрессировщик уцелел.
Я протер глаза, тряхнул головой, все еще не веря случившемуся. Асквит
исчез из поля зрения телекамеры, переведенной на большое увеличение. Я
переключил камеры и смотрел, как профессор преспокойно направлялся к
бункеру наблюдения.
- Не спите? То-то же.
- Асквит, что вы проделывали сейчас с родбаридами?
- Я? Да вы что? Я не подходил к площадке. Вы все же вздремнули,
наверное, мой друг. Ай, ай, ай! Это на дежурстве-то?
Я обругал его, невольно перейдя на русский язык, и бросился к
кинокамере. Кассета была пуста, съемку, оказывается, я вел вхолостую.
Только тогда я сообразил, что дежурство принимал от Асквита, и мне,
конечно, в голову не могла прийти мысль проверить, заряжена ли пленкой
камера. Тогда я обругал его по-английски, выискивая ругательства
позабористее.
Асквит мило улыбался.
А мне было не до смеха: мне чертовски хотелось узнать, чем он
поддразнивал родбарида.
18. ЮСГОРИДЫ
Восемьдесят дней на полигоне-заповеднике продолжалось затишье:
силициевые создания ничем себя не проявляли. Сотрудники института, немного
придя в себя после бурно развивавшихся событий, занялись разработкой
программы исследований, составлением проектов овладения биосилицитами и
просто осмысливали случившееся. Все чаще возникали диспуты на тему "Кто
они или что они?". Мнения и в этом случае разделились, и, хотя теперь уже
большинство ученых склонны были считать силициты своеобразными
кибернетическими устройствами, созданными какими-то разумными существами,
находились сторонники гипотезы их естественного происхождения. Разумеется,
всех интересовало, каков же тот мир, где они развивались или были созданы.
Как только несколько ослабло опасение, что родбариды активно вмешаются в
земные дела, сразу же нашлись люди, пространно рассуждавшие о
несправедливости уничтожения силицитов. Им, естественно, возражали те
ученые, которые считали недопустимым появление в нашей биосфере существ с
чуждой нам и вместе с тем совершенной структурой и энергетикой. Словом,
нерешенных вопросов с каждым днем становилось больше, чувство
ответственности за происходящее не утихало и только сознание, что
биосилициты собраны в одном месте и как будто не собираются разбредаться
по Земле, несколько успокаивало. Однако и это относительное спокойствие
продолжалось недолго.
Силициевая плазма с момента получения ее на Паутоо была распространена
по миру настолько, что вопрос о запрещении применять ее, хотя и ставился в
международных организациях, уже не мог быть решен положительно.
Противников этого запрещения оказалось слишком много, никакой
непосредственной угрозы человечеству она, видимо, не представляла, так как
ее уже научились держать в руках, а приносимая силициевой плазмой польза
была настолько велика, что вынести решение о запрете стало невозможно.
Хуже дело обстояло с родбаридами.
Не прошло и месяца со дня их увода на полигон близ Лонара, как
появились слухи о том, что кто-то тайно поторговывает родбаридами.
Возникали подозрения, что кем-то организован заповедник, не контролируемый
Силицитовым комитетом ООН, и это вызвало немалую тревогу. Никто не знал,
чем кончится сидение родбаридов на полигоне, находящемся под наблюдением
ученых Объединенного института, и тем более никто не мог себе представить,
что может случиться, если эти существа при помощи каких-то дельцов
распространятся по Земле. На заседаниях Силицитового комитета неоднократно
поднимался вопрос о тайной торговле родбаридами, но ни разу не получал
какого-либо разрешения по той простой причине, что официально об этих
заповедниках ничего не было известно.
Пуно Тавур взялся узнать об этом неофициально. Я довольно часто
встречался с этим ловким, беспокойным и очень порядочным человеком,
никогда не оставлявшим намерения кое-кого вывести на чистую воду. Чем
больше я узнавал Тавура, тем непонятнее мне становилось, зачем ему нужна
хлопотливая и неблагодарная роль разоблачителя. Помню, я как-то спросил
Тавура:
- Зачем вам все это нужно?
- Не знаю, наверное, потому, что не могу иначе. Как бы вам это
объяснить? Вот есть, например, собаки, которые довольно легко привыкают к
положению цепной, но есть и такие, которые никак не могут смириться с этой
участью и до конца своих коротких собачьих дней скулят, рвутся и тяготятся
цепью. Я тоже не могу сидеть на цепочке и прилежно подвывать, когда это
угодно хозяину. Знаю, что моя строптивость и нетерпеливое стремление
разоблачать прохвостов часто мешают мне самому, но не успокаиваюсь.
Никогда не забуду, как я ловко провел этих дельцов, запретивших
журналистам проникнуть в Пропилеи. Бедняга Ферран, правда, поплатился за
эту проделку, но ничего, награда, полученная им от министра, несколько
смягчила дело. Ферран молодчина. Он всегда готов вместе со мной
позабавиться и накрыть какого-нибудь нечистоплотного делягу. Разведать,
все узнать о тайне такого прохвоста - что может быть увлекательнее? И
поверьте, это не так просто. Не легко бывает найти нужный ход, и если
удается, то, как правило, потому, что никто не может действовать в
одиночку.
Пуно Тавур умудрился преодолеть эти трудности. Он не только узнал, кто
организовал заповедники, но и установил, что между организаторами возникли
серьезные распри. Это, собственно говоря, и помогло Тавуру.
Дело начало принимать серьезный оборот. В Силицитовом комитете с
обстоятельной речью выступил Юсгор, добиваясь порядка и справедливости,
ратуя за безопасность человечества, призывая не допустить чреватого
опасностями расселения родбаридов, которых слишком уж предприимчивые
дельцы стремятся использовать для обогащения. Дебаты в комитете были
бурными. Далеко не все члены комитета соглашались на требования нашей
делегации учредить действенный международный контроль. Однако угроза
силициевой опасности в то время была очень реальна, продолжала
настораживать, и решение все же было принято: Специальной комиссии
поручалось обследовать объекты, где использовались родбариды.
Решение мудрое, что и говорить, вот только осуществить его оказалось
далеко не просто. Трудность заключалась в том, чтобы узнать, где же именно
находились эти предполагаемые объекты, которые надлежало обследовать.
В этих записках я расскажу об одном таком "обследовании", показавшем,
как иногда мало значат постановления высоких международных организаций,
если такое постановление бывает неугодно людям, не желающим упустить
сверхприбыльное дело.
В Специальной комиссии разговоры о необходимости каким-то образом
установить, где именно могут находиться заповедники родбаридов, шли до тех
пор, пока не был получен материал от Пуно Тавура, утверждавшего, что ему
известно такое место. В комиссии действовали оперативно, и через несколько
дней было решено предпринять инспекционную поездку. Пуно Тавур согласился
сопровождать членов комиссии, и вскоре мы вылетели из столицы метрополии.
Часа через два самолет совершил посадку вблизи небольшого поселка, где нас
уже ждали заказанные по телефону автомобили. Покончив наскоро с завтраком,
мы уселись в машины и тронулись в путь. Было жарко, воздух был пропитан
тончайшей, как еле видимый туман, пылью, дорога тянулась далеко на восток,
а на западе, подернутые дымкой, виднелись вершины кряжа Монор.
- Там! - многозначительно изрек Тавур. Мы удовлетворенно переглянулись
и приготовились преодолеть нелегкую горную дорогу, предвкушая впечатление,
которое произведем, явившись нежданно в подпольный силицитовый заповедник.
Дорога шла на северо-запад. По мере приближения к горному кряжу Монор
воздух становился прозрачнее, исчезла пыльная пелена, стало прохладнее.
Машины прошли по новому стальному мосту и въехали в долину Ирга.
Начался подъем в горы. Долина Ирга сузилась, дорога извивалась по
левому берегу горной реки, то приближаясь к крутым склонам, то подходя к
самому берегу. С каждым поворотом дороги менялась картина мрачного ущелья.
Оно то расширялось, и тогда виднелись вдалеке четко вырисованные на фоне
неба вершины гор, то сжималось настолько, что становилось темнее вокруг, и
тогда виднелись только быстро мелькавшие справа скалы да бушующая слева
река.
- Местечко выбрано диковатое, - заметил Юсгор, зябко поеживаясь от
горного холодка, так внезапно сменившего жару, царившую в долине. -
Надеюсь, нам не придется взбираться на самую верхушку?
- О, нет, - быстро успокоил Тавур, - еще несколько поворотов - и мы у
цели!
Машины ползли по крутому подъему, дорога прижалась к склону, а
пенистая, дико скачущая по камням Ирга осталась далеко внизу.
Реже на склонах стали встречаться пихты, ели, местность становилась
скалистой, кое-где покрытой невзрачным кустарником. Сближались склоны гор,
стискивая все больше и больше стремительный поток, становилось темнее.
Машины замедлили ход и вскоре остановились.
Дорога уперлась в высокую скалистую стену.
Оба склона ущелья в этом месте были почти отвесными, они сошлись совсем
близко у преградивших нам путь скал, из которых дугой изливался плотный
поток. Вода вырывалась огромной струей, летела вниз и там, в глубине
ущелья, ударяясь о камни, вздымалась белоснежным веером, снова собиралась
в поток и уходила в долину.
Бедняга Тавур был обескуражен настолько, что в первые минуты не мог
произнести ни слова. Его рыжеватый чуб выглядывал из-под кепки не так
задорно, как обычно. Веселья и самодовольства как не бывало. Он беспокойно
шарил по прихваченной с собой какой-то самодельной карте и наконец
смущенно заговорил:
- Здесь, определенно должно быть здесь! У меня совершенно достоверные
сведения. Ильт не мог соврать, мне он мог сказать только правду. Он сам
работал в этом чертовом ущелье и дал мне этот план.
- Господин Тавур, - остановил его Юсгор, - на востоке говорят: будь
осторожен, когда лжешь, но еще больше остерегайся, когда говоришь правду.
Прикажете поворачивать назад?
Тавур молча кивнул.
Заповедники, если они существовали, были упрятаны надежно. Неудача при
поездке к истокам Ирга подзадорила многих членов Специальной комиссии.
Пуно Тавур, обозленный неудавшейся ролью проводника, клялся во что бы то
ни стало разоблачить преступников (он уже иначе не называл подпольных
владельцев родбаридов) и с каждым днем находил все больше сторонников.
Признаться, и я поддался соблазну попробовать свои силы в роли детектива.
Начал я с логических рассуждений. Прежде всего надо было решить главное -
действительно ли существуют места, где используют для каких-то целей
родбаридов. Прямыми доказательствами никто из нас не располагал, но
косвенные были и считались довольно серьезными. Собранный Тавуром
статистический материал убедительно показывал, как за последние два месяца
увеличилось предложение германия, иридия, осмия и даже полония. Стало
известно об усиленной деятельности вновь организованной фирмы
"Люкс-металл", рекламировавшей поставки редких, необычайно ценных металлов
в таком количестве, о котором до появления на Земле родбаридов не могло
быть и речи. Имелись предположения, что фирма эта связана с концернами
Ченснеппа и Карта. Таким образом, возникала уверенность: родбариды кем-то
взнузданы и эксплуатируются. Но кем? Кто мог это сделать? Я считал, что
это дело рук Асквита, и только Асквита.
Все уцелевшие после бомбежки родбариды вместе с их "голубой принцессой"
продолжали преспокойно сидеть на полигоне Объединенного института, ничем
нас не обременяя. Опыты показали, что они стали мирными, их уже можно было
изучать более обстоятельно. Откуда же могли взяться родбариды,
эксплуатируемые столь расторопными предпринимателями? Вопрос этот можно
было решить, только зная, сколько зародышей находилось в тайнике Вудрума.
Пришлось вернуться к изучению материалов, добытых нами в Ленинграде. До
сих пор не могу понять, как такой пунктуальный, даже педантичный, и,
несомненно, обстоятельный человек, как Иван Александрович Вудрум, нигде не
упомянул о количестве найденных в метеорите зародышей. Не исключено,
конечно, что какой-то документ просто не дошел до нас, был где-то утерян.
Как бы то ни было, мы не смогли узнать, сколько всего было зародышей.
Я решился на лобовую атаку и поехал к Асквиту на его виллу Беньюз.
Профессор Асквит питал особое пристрастие к островам Паутоо, любил все
паутоанское и даже половину своего загородного дома, именовавшегося виллой
Беньюз, оформил в паутоанском стиле. Например, веранда этой половины дома
выходила в огромную оранжерею, устроенную таким образом, что сидящие на
веранде чувствовали себя окруженными тропической природой.
Юсгор рассказывал, что в Западном Паутоо у Асквита точно такой же дом,
с той только разницей, что его "паутоанская" часть там, естественно, не
окружена изощренно сделанной оранжереей, зато европейская выполнена так,
чтобы посещающие ее чувствовали себя как в северных широтах.
Первое посещение Беньюза поразило меня не столько имитацией тропиков,
сколько реакцией хозяина виллы на мою "лобовую атаку". Когда мы уселись на
веранде и отхлебнули по глотку душистого холодного имшеу, я спросил
Асквита:
- Как вы относитесь к разговорам о подпольных заповедниках родбаридов?
- Считаю, что эти разговоры ведут люди, ни черта толком не знающие.
- Вот как? Вы хотите сказать, что таких заповедников не существует?
- Предположим.
- А хотите, я вам докажу обратное?
- Чисто логически?
- Хотя бы.
- Пробуйте.
- В тайнике было тридцать шесть зародышей, из них...
- В тайнике было тридцать восемь. Дальше.
Я несколько замялся, не ожидая такого уж слишком легкого успеха.
Называя цифру наобум, я никак не рассчитывал, что Асквит уточнит ее.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг