графина, вылитой на голову, пришел в себя. Довольно твердым голосом герр
комендант объяснил двум прибежавшим на шум автоматчикам, в чьих руках его
жизнь, хотя все было ясно и без объяснений.
- Пусть автоматы положат на кресло, а сами в угол, к окну! -
скомандовал он коменданту. Все было исполнено без осложнений. Автоматчиков
он запер в огромный сейф, автоматы закинул на плечо и повел коменданта в
подвал, где в одной из трех камер юноша-немчик, почти еще мальчик, с
помощью двух трясущихся от страха и отвращения итальяшек-карабинеров и
школьной динамо-машины неумело пытался выведать у обнаженного и связанного
Баскакова сведения про партизан. Наверно, лицо незнакомца, кровоточащее от
игл ежевики и битого стекла, вывело юношу из равновесия, он не смог трезво
оценить ситуацию, рухнур с пулей в голове на чистый кафельный пол, а дуло
вальтера снова уперлось в податливый комендантов бок.
- Развязать! Одеть! - цедил он'сквозь зубы,-ощущая железом вальтера
содрогание этого тестообразного жирного бока. - Где семья Беллоке? В
соседней камере? Шагай туда, борсз, это тебе пе альбомчики разглядывать!
Из соседней камеры вышло восемь человек, из них пятеро малолеток и одна
девушка с черными кругами под глазами.
- Не надо Стефанию трогать, синьоры, - сказала плачущая мать девушки.
- - Умоляю, ей нет еще и шестнадцати...
- Бери автоматы, Петр, сажай их в грузовик, он во дворе, и чеши сам
знаешь, куда, - сказал он по-русски. - Прикрытие обеспечу.
- Я без тебя, Миха, ни шагу. Пусть хоть снова пытают, - отвечал
Баскаков тоже по-русски, потому как никаких других языков в отличие от
нагрянувшего друга с окровавленным лицом он не знал, и щека у него
задергалась.
- А об этой куче мале кто позаботится, Баскаков?
Я тебе приказываю как старший по званию: уезжай.
Да не забудь потом машину столкнуть в пропасть. А я как-нибудь
выкручусь. Где наше не пропадало!.. Времени у тебя в обрез. Того и гляди
вернется с охоты вся их разношерстная команда. Давай! Бог не выдаст,
свинья не съест. Проверь бак с бензином, понял?
- Да я без тебя... - начал было опять тянуть резину Баскаков, но тут
его спаситель так посмотрел, что Петр лишь махнул рукою с досады. Семья
Беллоне быстро погрузилась в грузовик, и вскоре шум мотора затих за
холмом...
Дальше в моих рассказах друзьям был пропуск.
Сколько ни пытался я узнать у отца, чей кончился тот вечер, как он
умудрился задержать возвратившихся с облавы фашистов на несколько часов, -
отец молчал.
Одно известно: в партизанский отряд его через неделю принесли на
самодельных носилках два пастуха. Обезображенного. В беспамятстве. В
бреду. Уже и война окончилась, и друзья подались кто куда - от Испании до
России, а он все в сознание не приходил. А когда пришел - увидел над собою
единственным глазом прекрасное и заплаканное лицо девушки. Той, что вышла
тогда из камеры и вскоре растворилась с Баскаковым Петром в спасительной
тьме ущелий...
Мама моя Стефания, Стеша Беллоне, самолет проносит меня над твоей и
моей землей, и бородатый пилот в фуражке с кокардой, наклоняясь ко мне,
говорит:
"Вон, взгляните, синьор, будто розовые раковины в синеве и зелени волн.
Это карьеры Каррары, не будь этого мрамора - сам божественный Микеланджело
не создал бы ни "Давида", ни "Оплакивания Христа"...
Как? Вы родились в Карраре? 0-ля-ля, а акцент у вас неаполитанский, и
за это стоит выпить ламбрусского, лучшего в мире вина... Убедились? О, да
вы на Сицилию! Археолог? Браво, синьор!.." Мама Стеша, как нашла ты его
над ручьем, как укрыла от предателей и ищеек, как вдохнула в него память,
волю к жизни, саму жизнь. Самолет проносит меня над моей и твоей землей, и
я чувствую, как две крови сплелись во мне и слились, как сплелись вы с
отцом в то утро, когда твои волосы стекали ему на грудь. Как сумела ты без
единого крика и вздоха прожить с ним и со мною сперва в деревушке за
Уралом, на поселенье, потом в Джезказгане и наконец в доме дедовом, в
Алма-Ате. Даже я не решался, когда подрос, целовать его, как в детстве,
туда, где было когда-то лицо, но ведь ты вообще никогда его не видала
вблизи, отцово лицо, разве что на фотографиях довоенной поры... Ты
накладывала мне примочки на рассеченную бровь после того, как третьегодник
Бусыга обозвал отца моего уродом, и мои ручонки на его горле расцепляли
четверо учителей; ты говорила: "Будь спартанцем, не хнычь, сын героя, твой
отецпрекраснее всех". Мама Стеша, сквозь рев исполинской трубы самолета я
слышу нежное пенье каррарских розовых раковин: "Всех прекрасней Стефания -
ты..."
* * *
Лишь дважды удивил меня отец. Сначала, когда получил большую
министерскую премию, не помню, тысячи полторы или две и, закупив на все
эти деньги коньяка, водки и разной провизии, укатил на служебном грузовике
в горы, где в пансионате для инвалидов войны доживали жизнь существа без
рук и без ног, не пришедшие в память, слепоглухонемые. Через неделю мы
поехали за ним с дедом. Он легко дал себя увезти домой, где встал перед
матерью на колени и сказал поитальянски, чтоб, наверно, не понял дед:
"Прости меня, пса поганого, Стефания. Повинную голову меч не сечет.
Клянусь Каррарой - больше ни капли зелья в рот не возьму". И слово свое
сдержал.
Потом, года через три, приехал из Москвы Баскаков. Кудрявый,
быстроглазый, в генеральской форме, он, как ребенок, изумлялся нашей
библиотеке; грушам и яблокам в саду, георгинам вровень с крышей сарайчика,
которые выращивала мама.
- Отпусти шофера, Петр, - сказал отец. - Воскресенье, а ты полдня
машину держишь. У него тоже ведь семья.
- А для чего мы воевали, кровь проливали? - весело спросил генерал, но
машину отпустил. Он прожил на ведомственной даче в горах целый месяц,
изредка наведывался к нам. Перед отъездом в Москву он положил отцу на стол
зеленый конверт.
- Скажу тебе как фронтовому другу, Миха, только не обижайся, браток:
живешь ты неважнецки. Книжки старинные - хорошо, грушки-яблочки - тоже. А
вот второй этаж в доме не мешало бы надстроить. И дачку в горах заиметь.
Ежели пожелаешь, я об участке похлопочу.
Отец хмурился, потирал ладонью ту, багровую, с зелеными пороховыми
вкраплениями, половину лица.
А Баскаков ничего не замечал, все больше распаляясь.
- Мой тебе совет, Никифорыч, для начала обзаведись хотя бы гарнитуром,
а?.. В конверте деньжата и телефон завмага из округа, понял? Да не
дергайся, я ж тебе жизнью обязан, Михаил. Ну, давай обнимемся на прощанье.
- Обнимал медведь барана, - глухо отозвался отец, не вставая. - Значит,
живу неважнецки, да? Гарнитурчиков не нажил, да? А ты забыл, к каким
местам тебе хозяева поместий на Рейне провода прикладывали? Владельцы
дачек! Любители венской мебели!..
Не ожидал от тебя, Петр Борисович! Перед бойцами, чьи кости точат в
земле черви, не стыдно?
С отцом случился сердечный приступ, и мама, как всегда, сама ему
впрыснула камфару.
Баскаков всю ночь просидел возле отца. Беспрестанно пил, почти не
закусывая, но хмель его, видно, не брал.
Всю ночь он просил у отца прощения, говорил, что его сгубила
расчетливая нелюбимая жена, что он, Петр Баскаков, отца моего сегодня
предал, но, что случись снова война, он за него в огонь кинется и в воду.
- Ох и любишь ты, Баскаков, воду в ступе толочь,- подал наконец голос
отходчивый отец. Видимо, друга он простил, но тот у нас больше не
появлялся.
* * *
Мальчишки ждали меня у мельницы. Мы двинулись вверх по косогору через
грязный подсыхающий сад с обрывками прошлогодней листвы и кое-где
торчащими на ветках бурыми яблоками. На вкус они немного отдавали гнилью,
но зато пахли прошлогодним летом.
Нас было шестеро, все из одной школы. Наш вожак Чава поигрывал на поясе
настоящим финским ножом в чехле. Мы страшно ему завидовали еще и потому,
что на прошлой неделе он обнаружил на Ласточкином озере тайник времен
гражданской войны. Он гнался с собакой за лисой и провалился в яму, где
под истлевшим брезентом и трухлявыми досками стояли вплотную друг к другу
четыре ящика. В одном лежали промасленные винтовки, но без патронов.
Другие Чава не открывал.
Мы должны это сделать вместе, заодно оценив, какой он всем верный друг.
Мы долго искали тайник, замаскированный пожухлыми стеблями курая, но
наконец нашли. Радости не было предела. Решили положить несколько довольно
тяжелых снарядов в вырытую ямку и развести сверху большой костер, чтоб
жахнуло как на войне. В углу снарядного ящика я заметил гранату, похожую
на зеленый апельсин, только с рифлеными стенками, и побежал похвастаться к
Чаве.
- Давай сюда, - сказал он, - все тайниковое мое.
- Не получишь, не получишь, 'только зря себя помучишь! - смеялся я,
прыгая на одной ножке. Он обиделся, навалился на меня, мы начали возиться.
Не знаю, как оказалось в его руке стальное колечко с усиками, но хорошо
помню его белое ватное лицо, когда он начал пятиться к большому камню,
повторяя беспрестанно:
- Только не разжимай руки! Только не разжимай руки!
Когда он юркнул за камень, я услышал над ухом голос отца:
- Он прав, Олег, не надо разжимать, а не то она взорвется.
Человек, разительно похожий на отца, но с тем, не обезображенным,
довоенным, лицом крепко обхватил мои руки.
- Давай-ка спустимся к воде, - говорил негромко он. - Ты ведь знаешь,
Олег, почему озеро называют Ласточкиным?
- Потому что они на зиму никуда отсюда не улетают, а ложатся на дно...
Сцепятся лапками и спят в озере до весны, - сказал я похожему на отца.
- Верно, Олег. Некоторых же ласточек уносят на юг журавли под крылом.
Или аисты на спине... Ты осторожней, ставь сапоги боком, чтоб не
скользили. Видишь, вода совсем близко... Теперь чуть ослабь руки, эту
штуку я попробую сам ухватить. Разжимай, разжимай, не бойся. Даже после
щелчка есть еще время от нее избавиться. Разожми, тебе говорят, ну!
- Не м-могу. Р-руки скр-рючило! - стучал я зубами и не мог, не мог их
разнять, как на Бусыгином горле. Тогда таинственный человек в легкой
диковинной рубахе не по сезону и в синих шелестящих штанах так сжал мне
запястья, что я закричал. Граната начала падать в траву, но он перехватил,
ее на лету, коротким броском метнул в озеро, успев еще повалить меня и
накрыть своим телом. Ударил взрыв. Столб воды и тонкого льда восстал из
воды, преломляя солнечные лучи.
- Ура, ура! - наперебой кричали ребята. - Рыбешки-то сколько! И выдра
дохлая!
- Братва, сооружай плот, карасей на костре печь будем! - поддержал всех
Чава.
Рыбы раздобыли порядочно, не меньше ведра. А вот незнакомец, похожий на
отца, исчез, будто его вовсе не бывало. Вместе с ним исчезли и тайник, и
два снаряда, уже положенные в будущее кострище. Даже в десятом классе мы
время от времени выбирались на Ласточкино озеро, продолжали поиски
тайника. Безуспешно. Как в воду все кануло.
В конце концов я и сам начал сомневаться в реальности случившегося. Да,
был тайник, был, да, ели печеную рыбу, даже домой я принес несколько
карасей.
Но никого из взрослых - тем более в синих штанах и летней рубахе -у
озера не было. Так утверждала вся наша ватага, включая и Чаву.
И только Белый, когда уже уезжал в летное училище, признался мне: он
видел тогда синештанного. И как мы к воде с ним осторожно сползали, и как
гранату он плюхнул - все видел Белый. Но похож был незнакомец, как две
капли воды, на его, Юркиного, отца. Хотя и выглядел помоложе.
5. Эпидемия
- ЗОНА, ДО СИХ ПОР Я НЕ ВЕРИЛ В СУЩЕСТВОВАНИЕ ИНОПЛАНЕТЯН. МЫСЛЯЩИЕ
ОБЛАКА, ЧЕЛОВЕКО-ГРИБЫ, ЛЮДИ-ОСЬМИНОГИ, ОДУШЕВЛЕННЫЕ СГУСТКИ СВЕТА - ВСЕ
ЭТО.
ПО-МОЕМУ, ВЫДУМКИ, ВРАКИ. УЧИТЕЛЬ ЖЕ СЧИТАЕТ, ЧТО ДРУГИЕ МИРЫ
ПОВСЕМЕСТНО НАСЕЛЕНЫ, НО ИХ ОБИТАТЕЛИ - ТОЧНАЯ КОПИЯ ЧЕЛОВЕКА. ПОДОБНО
ТОМУ КАК ОДИНАКОВЫ АТОМЫ ВО ВСЕЙ ВСЕЛЕННОЙ ИЛИ СПИРАЛИ ГАЛАКТИК...
- НО ПОЧЕМУ АТОМ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ РАЗМЕРОМ С КОЛИЗЕЙ, А ГАЛАКТИЧЕСКАЯ
СПИРАЛЬ СОТКАНА ИЗ СЕРЕБРИСТЫХ ВЕТОК ДЖИДЫ? РАЗУМ МНОГОЛИК, МНОГОМЕРЕН.
ЧЕЛОВЕК СТАЛ ЦАРЕМ ПРИРОДЫ СЛУЧАЙНО. И КОСМИЧЕСКИЕ КОРАБЛИ, И
СИНХРОФАЗОТРОНЫ, И ЛОДКИ ПОДВОДНЫЕ, И ТЕЛЕБАШНИ МОГЛИ БЫТЬ СОЗДАНЫ,
НАПРИМЕР, ПОТОМКАМИ ДИНОЗАВРОВ, ЕСЛИ БЫ ДИНОЗАВРЫ НЕ ВЫМЕРЛИ 65 МИЛЛИОНОВ
ЛЕТ НАЗАД ПРИ ЗАГАДОЧНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ.
- ДОПУСКАЮ, ЧТО ТЫ ПРАВА, ЗОНА. НО, ГОВОРЯТ, НЕТ НИ ОДНОГО ДОСТОВЕРНОГО
ФАКТА ПОЯВЛЕНИЯ ИНОПЛАНЕТЯН НА ЗЕМЛЕ.
- ТВОИ МОЗГ МОЖЕТ ВМЕСТИТЬ ДВАДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ ТОМОВ УБОРИСТОГО ТЕКСТА.
ЭТО ПОЧТИ ВСЕ КНИГИ ЗЕМЛИ. КАК ЖЕ ТЫ ЗАБЫЛ СТАТЬЮ, КОТОРОЙ ПОТРЯСАЛ
КОГДА-ТО ПЕРЕД ВСЕМ УНИВЕРСИТЕТОМ? ВСПОМНИ: МИЛАНСКИЙ ЖУРНАЛ "ПАНОРАМА"...
- К СТЫДУ СВОЕМУ, ЗОНА, ЗАБЫЛ.
- Я НАПОМНЮ ТЕБЕ, ЗАБЫВЧИВЫЙ. ТАМ ГОВОРИЛОСЬ О НИЗКОРОСЛОМ СУЩЕСТВЕ С
ЗЕЛЕНОЙ КРОВЬЮ, НАИДЕННОМ 7 ИЮЛЯ 1948 ГОДА ВОЗЛЕ ОСКОЛКОВ НЕВЕДОМОГО
ЛЕТАТЕЛЬНОГО АППАРАТА. В МЕКСИКЕ, В 45 КИЛОМЕТРАХ ОТ ГОРОДА ЛАРЕДО.
СУЩЕСТВО БЫЛО ЧЕТЫРЕХПАЛЫМ, БЕЗ ЯЗЫКА И ЗУБОВ, БЕЗ УШНЫХ И НОСОВЫХ
ОТВЕРСТИИ. НАПРЯГИ ПАМЯТЬ: ДВЕ ФОТОГРАФИИ НА РАЗВОРОТЕ.
- ВСПОМНИЛ, ЗОНА! А НА МЕСТЕ УШЕЙ - ГЛАЗНЫЕ ВПАДИНЫ... ЛЕТ ПЯТЬСОТ НАЗАД
ТОЖЕ НАХОДИЛИСЬ ОХОТНИКИ ОПИСЫВАТЬ ЛЮДЕЙ, У КОТОРЫХ РТЫ "МЕЖИ ПЛЕЧМИ", А
ГЛАЗА - "ВО ГРУДЕХ".
- ПРЕЖДЕ ЧЕМ СГОРЕТЬ И РАЗВАЛИТЬСЯ, АППАРАТ ПРОЛЕТЕЛ НАД ЗЕМЛЕЙ ЧЕТЫРЕ
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг