- Братья на голубой звезде, пришелец.
- Сколько ж мне извиваться на острие луча?
- Это решат братья на голубой звезде, пришелец.
- Значит, вся надежда на ваших братьев? Н-да...
Ладно. Братья братьями. Но должна же быть приложена и здесь
материальная сила, какая-то энергия. Где взять ее?
- Она в тебе, пришелец.
- Яснее не выразишься, благодарю. Когда могу вернуться на Землю?
- Когда возжелаешь, пришелец.
- Что разрешаете брать с собою?
- Только то, во что облачен, пришелец. Кроме скафандра. Он тебе не
понадобится. Впредь до отлета к башне можешь странствовать и без
скафандра. Ты окружен надежной защитой, пришелец.
- Надо подумать, - сказал я.
- Думай, пришелец. Думай, как сказать Земле то, что ты скажешь Земле.
Если спросят, пришелец.
- Что я должен сказать, если спросят?
- Истинно тяжкой должна быть ноша, чтобы дойти до Сада Прекрасного,
пришелец.
- Осточертел мне ваш сад, - сказал я.
* * *
В ночь перед отлетом к южному полюсу мне привиделся вещий сон. Будто
пытаюсь вскарабкаться на высокую гору, острием проткнувшую купол незнаемых
небес. Никак не могу забраться, блуждаю между скал и даже запамятовал
обратный путь. Замечаю висячую лестницу, она сплетена из птичьих перьев.
Выбиваюсь из сил, взбираясь по ней, и вот вижу унизанный огнями сад. В том
саду множество золотых, серебряных, медных деревьев. Иглы и листья с
отливом червонным, шишки из самоцветных каменьев, на стволах - узоры
затейливые. И доносится голос реки, текущей меж берегов из топазов и яшмы:
"Деревья эти знают прошлое, невозвратное, невозможное и предвещают
грядущее, возвращенье твое стерегущее". Я подхожу к медному дереву над
рекой, спрашиваю мысленно: "Когда ж на Землю вернусь?" И ветви загадочно
шелестят: "Когда на горе небес засеребрятся снега..."
Три километра от вершины холма, где я посадил "челнок", до подножия
башни дались мне нелегко.
Я шел тяжелыми шагами, в невеселых раздумьях...
Неудачник, перечеркнувший надежды человечества. Что станется со мною в
этой башне, вблизи еще больше похожей на исполинское дерево, изуродованное
и забинтованное? Я шагал по нежной траве Индры, как по пуху земных
одуванчиков. Разбрызгивало лучи светило. Паслись в бледно-синем небе
редкие облака. Мерцали звезды, их было 11249. И проворачивалось в мельнице
времени колесо Млечного Пути.
В башне, едва я туда вошел, выкатилась из стены кабина, приплюснутая с
боков. Дверца кабины уползла вверх, я погрузился в подобие кресла из
мягчайшего зеленого мха. Начал меркнуть свет.
Остальное помню смутно. Помнится, вроде со стороны обнаружил вдруг себя
лежащим, как тогда, в операционной, на столе-раковине, и музыка пела, как
далекий океанский прибой, но надвигалась, надвигалась сверху прозрачная
полусфера, и вот на стенах ее хрустальных проступили звезды, крупные, как
роса, а за звездами уже пульсировала нечеловеческая, зловещая,
непреображенная тьма. И ударил свет.
* * *
И ударил свет, а вослед за светом я увидел сквозь серебряную паутину
русокудрого мальчонку и за ним в ослепительной голубизне дрожал и рвался
из его ручонок полосатый воздушный змей.
- Дедушка, ты Черномор? - спросил мальчонка. - Это ты таскал Руслана
над лесами и морями?
Я лежал в полусфере, голова утопала среди серебряных нитей. То были
мои, мои седые волосы до плеч, моя седая, разметавшаяся по груди борода.
- Отменный у тебя змей. Сам смастерил? - проскрипел я.
- Знамо дело, сам. Бумага, клей, ножницы. Но запомни: ножницы маленьким
детям в руки брать нельзя.
Воспитательница не велит, - обстоятельно поясняло дитя.
- Ножницы с собой?
Он закивал головенкой и опасливо вложил их мне в руку. Я сел в
полусфере, кое-как обкорнал седые пряди.
Налетевший ветер подхватил серебряный комок, поволок по лужайке, как
перекати-поле.
- Чериоморья борода! Черноморья борода! - распевал счастливый
повелитель змея.
- Слушай, малец, где здесь поблизости озеро или ручей? Хотя бы лужа...
- сказал я вставая и сошел с того, на чем возвратился домой. На моих
глазах полусфера сжалась до размеров подсолнуха или арбуза.
По мере уменьшения над нею сперва прояснился синеватый купол, но сразу
же затянулся изнутри тума- ном.
- Здорово ты колдуешь, Черномор, - восхитился златокудрый. - Озеро за
теми вон кустиками. Озеренок, озерный детеныш.
- Пошли поглядим, - сказал я и поднял из травы невесомую полусферу. -
Давай, поведу змея.
- Ты страшный. Змей испугается и улетит.
Из синевы озерца на меня воззрился глубокий старик. Так вот что они
имели в виду, намекая на энергию, .
которая во мне. Я расплатился за возвращение временем. Засеребрились
снега на горе небес, потому что небыстро поворачивают зеркало братья на
голубой звезде...
- Гляди, Черномор, на мне такой же костюм, как твой, - потрогал меня за
пояс малец. - Теперь много дядей и тетей носят такие.
- Какие такие?
- В каком улетел на Индру самый великий астронавт. Иван Пересветов. Ты
его случайно не знал?.. Когда дядя Ваня вернется с Индры, я буду старик,
как ты.
И борода такая же будет. А он прилетит молодой.
Не веришь, что ль?
- Когда улетел Пересветов? - быстро спросил я и с трудом проглотил ком
в горле.
- За три лета, как меня принесли аисты. В аистином платке.
Змей трепетал, дрожал, метался в небе, силящемся отделиться и улететь
от Земли.
- Тебя небось дома обыскались, - сказал я.
- У меня нет дома, - вздохнул он. - Живу в детском дворце. В той вон
роще, на бугре. Нас там тридцать восемь мальчишек и девчонок. Вся наша
родня погибла на Плутоне. Целый город погиб в ураган. Но детей спасли.
Я посмотрел в его отчаянно синие глаза и вдруг понял, даже не понял,
как бы вспомнил, что знаю о нем все.
- Алексей, я твой прадедушка. Хочешь со мною жить? С прадедушкой Иваном?
- Хочу, - улыбнулся он. - Жаль, воспитательница не разрешит.
- Таисия Сергеевна? Разрешит, не бойся.
- Если ты взаправду мой прадедушка, а не Черномор, то почему ты не
умер? - засомневался Алексей.
- Потому что прадедушки редко умирают. Хочешь, отпустим змея? И
смастерим другого. В три раза больше. И летать он будет без ниток.
Отпустим?
И змей улетел.
Расплатившись снегами на горе небес, я кое-что приобрел взамен.
Ребенка, которого я учу читать карту звездного неба, собирать травы в
горах, пускать встречь ветра змеев без ниток. Приобрел возможность
предугадывать ход событий - обычно за день, за два, но если
сосредоточиться, то и за больший срок. Одно мне поначалу досаждало:
мгновенно, помимо своей воли, сосчитываю все, что вижу. И даже чего подчас
не вижу, а чувствую или предчувствую, например, опадающие листья в
вечерней роще. И еще кое-что приобрел, но этому я постараюсь выучить
только Алексея, который сейчас спит и видит во сне, как Сивка-Бурка
задевает копытом золотые струны в чудесном саду...
Как жить дальше Колумбу, вернувшемуся ни с чем?
Явиться в Академию наук? Засмеют. Единственное доказательство в моих
руках - это полусфера, где я усилием памяти показываю Алексею живые
картины из любых эпох. Даже если академики не засмеют, то уж полусферы я
лишусь навеки, а что такое волшебник без волшебной палочки?.. И вообще:
никуда идти не хочу, объясняться не собираюсь. Разве когда-нибудь попозже,
когда утихнет боль памяти...
Об одном жалею: никаким усилием воли не удается под хрустальной чашей
вызвать видение Индры.
Как же жить, пришелец? А так вот и жить. Смотреть на листопад, спасать
птиц, зверей и людей. Звонить в полночь Электронному Дозорному на Луну
("Немедленно эвакуируйте лагерь в море Спокойствия!
В 6.43 метеорит разнесет вдребезги купол"). Предупреждать о тайфунах,
столковениях с айсбергами, землетрясениях.
Пусть не раскрылась перед пришельцем Индра, как раскрывается на восходе
цветок, пусть земляне еще не готовы к встрече с братьями в цветущем саду -
что из того. "Есть миры иные, которые постичь нельзя, но тайным касанием к
которым живет человек: если в тебе прервется это касание - возненавидишь и
проклянешь жизнь", - написал, словно собственной кровью, гениальный мой
предок; о себе одном написал вроде, а выходит, о тебе, современник, о
тебе, мой далекий потомок, о всех нас, о земной семье и судьбе.
Что из того, что ты обличьем старик? Цену жизни ты уяснил на Индре и
как никто понимаешь: стариком, китом, оленем, дождевым червем,
трясогузкой, енотом, касаткой, кем бы ни был ты, знай - существует лишь
одно во Вселенной блаженство: дышать, чувствовать, жить.
Кем бы ни был ты, кем бы ни стал, пришелец...
...Но туман растворяется, растворяется в полусфере, и течет меж холмов,
осененных лесами, пречистая Нарарека, и Марина, Марина, Марина качается в
лодке с будущим великим астронавтом, взнуздавшим на виду всей Земли
молниеносного "Перуна". И нескончаемо длится мое, Марина, мученье, и
плещется меж перекатов твоя, Марина, река...
Где же вы, баснословные мельницы, в которых старые и безобразные
перемалывались в молодцов-удальцов? Где ты, легендарный странник, что,
заглянув в кузницу и заметив немощного старика, принялся за мехи, пламя до
звезд раздул, положил старца в горнило, раскалил докрасна, опустил как
положено в воду - и восстал из дымной купели юный Иван-богатырь?
...Ты боялась, Марина, встретить героя беззубой старухой, но вернулся
седобородый ?ерой, а ты - молода' И в моей запоздалой власти сравнять ход
твоих и моих часов - даже без помощи братьев с голубой звезды.
Хочешь сказку на долгую ночь без просвета в обложив ших все небо тучах,
без единой звезды: "Жили-были старик со старухой у самого синего моря..."
Нет, так нельзя. Ни в мыслях, ни наяву нельзя, чтобы ты расплатилась
молодостью, как я. Никогда ни в кого не переноси твое собственное
страданье, даже пусть не твое, пусть насильственно в тебя погруженное.
Не прерви касание тайное, не прокляни, не возненавидь Исцеляй добром н
любовью. Чти мудрый завет:
Одной волной подняться в жизнь иную, Учуять ветр с цветущих берегов...
И лишь тогда, пришелец, сбудется загаданное и невозможное станет
возможным...
* * *
Я легко преломил, чтоб не хрустнула, ветку, испещренную розовыми
цветами, и положил на подоконник.
- Прими, счастливица, свадебный дар. Ты его заслужила.
Робкий стук в невидимую дверь я еле расслышал.
- Марина, может быть, ты отдохнула? - спросил жених.
- Благодарю, стерегущий, - сказала она и закрыла другую створку.
Проскользнуло в глубь комнаты, истаяло сиянье ее фаты. Ключ повернулся
дважды в замке.
- С кем ты там секретничала, шалунья, - спросил жених мягким баритоном.
Таких замечаешь в толпе с первого взгляда. Талия выгнута, как по лекалу,
плеч разворот богатырский, поступь - как по струне переходит бездну, глаза
- ясные-ясные, с напором, с дерзинкой; такому скажи: через час на полгода
в Гималаи или во мрак Тускароры, - не задумываясь, согласится, как на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг