папа ещё не вернулся с работы, а я по расписанию уже должен был
готовиться к отбою, я направился в свою комнату.
- Юрий, погоди! - сказала мама, взяла меня за руку и подвела к
телефону. - Я сейчас же соединюсь с твоей учительницей... Подожди
минутку!
- Мама, - ответил я строго, - ты же знаешь, мой сон священный.
- Знаю, знаю, - сказала мама, - но сейчас придёт папа. Нам нужны
будут подробности.
Мой наручный будильник прозвонил отбой.
- Это чудовищно! - сказала мама. - На тебя напал целый кружок!
Я заставлю твоего отца пойти вместе со мной в школу!
Наручный будильник всё ещё продолжал звенеть. Я повернул часы
циферблатом к маме и сказал:
- Завтра!
В прихожей раздался звонок.
- Вот и папа пришёл... - Мама перестала набирать номер телефона
и постучала пальцем по дневнику: - Может, ты всё-таки...
- Завтра! - сказал я и, сделав рукой что-то среднее между
"спокойной ночи" и "до свидания", направился в свою комнату, юркнул
под одеяло и стел расслабляться по системе йогов.
В прихожей раздались папин и мамин голоса.
- "...Родина слышит, Родина знает, где в небесах её сын
пролетает..." - пропел отец. Отец был в хорошем настроении. В хорошем
настроении отец всегда поёт эту песню. Отец прошёл в свою комнату,
и некоторое время там было тихо.
Я услышал, как к двери подошла на цыпочках моя мама и ласково
прошептала:
- Юра... Может быть, ты поужинаешь с нами вместе. Ещё рано...
Папе будет приятно...
Я промолчал, продолжая расслабляться. В комнате отца по-прежнему
было тихо. Видимо, отец ещё не просмотрел мой дневник, поэтому и
молчит. Между прочим, он напрасно медлит. Сейчас я сделаю перед сном
лёгкое расслабление, потом на моих наручных часах "Сигнал" на
двенадцати камнях прозвучит звонок - и окончательный отбой! И уже
никакая сила не заставит меня нарушить железное расписание моего
бортжурнала. В середине моего расслабления из соседней комнаты начали
поступать неясные сигналы, говорящие о том, что мой отец, видимо,
расшифровал запись в моём дневнике и, судя по всему, делится об этом
с мамой, а мама, как всегда, защищает меня, судя по её голосу. Как
раз в это время мои часы просигналили окончательный отбой! Я стал
быстро засыпать. Но здесь я услышал, как распахнулась дверь в мою
комнату и раздался сердитый голос моего отца:
- Ну-ка, вставай с постели и марш в столовую!
Мама стояла рядом и шипела на папу:
- Не буди его! Не буди! Не буди!
А папа повторил свою фразу, наверно, раз пятнадцать. Но вы же,
товарищи потомки, немного знаете мой характер: если уж в моей
программе самообучения никакой разговор с отцом не намечен, то
разговора и не будет.
- Не буди его, - сказал ещё раз мама.
- Как это "не буди"?! Как это "не буди", когда такая запись в
дневнике?!
- Это какое-то недоразумение, - сказала мама, - Пусть он сейчас
спит, а завтра всё выяснится.
- Не завтра, - сказал я из-под одеяла, - а лет через двадцать
пять.
- По-моему, единственный человек на всём земном шаре после такой
записи в дневнике может спать. И этот единственный человек - мой
сын...
"Насчёт "единственного" - это ты, папа, сказал удивительно, можно
сказать, пророчески верно, - подумал я. - Только единственный на всём
земном шаре... Единственным-то... им ветер не сопутствует, - продолжал
думать я дальше, но это уже, вероятно, я думал во сне, не мог же я
наяву думать стихами:
Им ветер не сопутствует,
Земные не зовут огни...
Значит, они чувствуют,
Значит, что-то чувствуют,
Только что же чувствуют они?"
Ещё я услышал, как отец сказал маме:
- Почему мы никогда не сходим вместе в театр или, наконец, в кино?
Почему в доме тихо? Почему никто не смеётся? Почему не звучит музыка?!
Почему никто не поёт?! Почему к моему сыну никто не ходит в гости?
Впрочем, может быть, эти слова, мне просто приснились...
Судя по очень плохо сохранившимся страницам воспоминаний Юрия
Иванова, на следующий день он проснулся в пять часов утра и чем он
занимался до школы, было записано, как всегда, в не дошедшем до нас
бортжурнале. Затем по отдельным фразам можно понять, что он был в
школе. На уроке алгебры он, вероятно, пытался учить чему-то учителя
алгебры - об этом запись сделана в школьном дневнике учительской
рукой. Ещё в дневнике было записано: "Читал учителю естествознания
свою версию о происхождении человека (кстати, очень любопытную), но
на вопрос: "Сколько в среднем живёт человек?" - ответил: "Не знаю!"
Такой ответ считаю издевательством", - и подпись учительницы.
Затем Юрий Иванов, судя по его записям, после окончания уроков
снова обнаружил у себя в кармане неизвестно каким образом туда
попавший листок бумаги с новым стихотворением. Текст стихотворения
сохранился плохо, но разобрать его удалось. Вот оно:
Открыли люди, что от трения
Вспыхивают искорки огня.
Я, как Ньютон,
Открыл закон
Такого тяготения,
Что это просто страшно для меня.
- Постой, постой! Я не могу понять - о чём ты?
Постой, постой! Что ты открыл - не понимаю я...
- А я открыл, что рядом есть девчонки,
И с этим сделать ничего нельзя!
Открыли люди, что в движении
Будет вечно бабушка-Земля.
Я, как Ньютон,
Открыл закон
Такого тяготения,
Что это просто страшно для меня.
- Постой, постой! Я не могу понять - о чём ты?
Постой, постой! Что ты открыл - не понимаю я,
- А я открыл, что рядом есть девчонки...
И с этим сделать ничего нельзя!
Есть атмосферное давление,
Которое всё давит на тебя.
Я, как Ньютон,
Открыл закон
Земного тяготения,
Но только неземного для меня.
- Постой, постой! Я не могу понять - о чём ты!
Постой, постой! Что ты открыл - не понимаю я.
- А я открыл, что рядом есть девчонки,
И с этим сделать ничего нельзя!
На двух следующих страницах, содержавших, скорее всего,
комментарий стихов, слова расплылись до неузнаваемости, зато на
третьей странице удалось разобрать.
"...Заезжал к Пелагее Васильевне за цветами. Она оказалась
больной, поэтому не торгует цветами. Сходил в аптеку за лекарством
для неё, затем она написала мне доверенность на торговлю цветами..."
Затем строк тридцать неразборчиво и затем разборчиво:
"...Я шёл по земле: по большому постоянному магниту, с огромным
букетом гладиолусов для продажи. Перейдя подземный переход у станции
метро "Дзержинская", я выбрал возле магазина "Детский мир" оживленный
угол (как раз напротив памятника первопечатнику Фёдорову) и начал
торговлю. Место для меня было самым счастливым. С этого угла очень
хорошо просматривались проспект и переулок, так что появление
милиционера или дружинника не могло застать меня врасплох, А если
они всё-таки появлялись, то я легко скрывался, смешиваясь с толпой
прохожих.
Должен сказать, что у меня уже накопился некоторый опыт продажи
цветов.
Правда, сегодня мне что-то не везло. Всё время приходилось
закрывать торговлю - то и дело появлялся милиционер, и мне время от
времени нужно было скрываться от него в переулке... Конечно, я бы
ни за что не попался со своими гладиолусами, если бы не..."
На словах "если бы не..." страница закончилась, а на двух
следующих страницах нельзя было разобрать ни одной буквы - всё
расплылось, лишь в конце второй страницы удалось прочитать несколько
фраз:
"...Зря бежал от милиционера! Это же такое счастье, что меня
пригласили в милицию, и как это я сам не догадался зайти туда раньше
и поставить в известность..."
Затем снова ничего не разобрать. Дальше, через две страницы, на
третьей, Юрий вспоминает, как он находился в милиции, в детской
комнате, и женщина-милиционер беседовала с ним.
"- Тебе бы с твоей скоростью бега спортом заниматься, - сказала
она мне, - а ты цветами торгуешь.
- Между прочим, - отчеканил я, - прошу зафиксировать в протоколе,
что до бега и после бега пульс у меня был пятьдесят два, ритмичный
и глубокого наполнения, и никаких вазомоторов и никакой вегетатики!..
- Да, да, - согласилась дежурная по детской комнате, - ты
спекулируешь цветами, и с таким, я бы сказала, нечеловеческим
спокойствием.
- Я не спекулирую, - ответил я. - Я помогаю Пелагее Васильевне
торговать. У неё есть разрешение, а она меня попросила помочь ей,
потому что она болеет, и даже доверенность написала.
- А где у тебя доверенность? - спросила женщина-милиционер.
- Потерял. - Я действительно где-то посеял эту бумажку.
- Ты мне зубы не заговаривай, - сказала женщина-милиционер, -
говори имя, фамилию, где живёшь, почему торгуешь цветами, где взял
гладиолусы.
Я, конечно, на все эти вопросы не ответил. Начнёшь с объяснений,
а кончать придётся тем, что попросит раскрыть мои секреты
чедоземпрских, псиповских и сверкских тренировок. Но, когда
женщина-милиционер настойчиво попросила всё-таки открыть моё имя и
мою фамилию, я сказал как можно дипломатичнее:
- Ну подождите немного - скоро узнаете.
- Это как же скоро?
- Ну лет через тридцать или даже через двадцать.
- Так я уже на пенсию уйду, - сказала женщина, хитро улыбнувшись.
Это она меня хотела разжалобить: молодая, а говорит о пенсии.
Но меня не разжалобишь, не на такого напала.
- Вы знаете что, - посоветовал я, - сейчас, вместо того чтобы
выяснить, кто я, вы меня лучше запомните и когда придёте домой, то
напишите обо мне...
- Что же написать о тебе?
- Ну это... воспоминание...
- Воспоминание? - Женщина даже рассмеялась. - Воспоминание о том,
как ты гладиолусами торгуешь? Между прочим, ты вот цветами торгуешь,
- продолжала она, - а не знаешь, что революционные работницы ещё при
царе лозунг такой носили на демонстрациях: "Хлеба и роз!" Ты слышал
об этом?..
- В оранжерее при университете на сельскохозяйственном факультете
недавно начат необычный эксперимент, - сказал я. -
Электронно-вычислительной машине доверено управлять автоматической
установкой, заменяющей во многом человека в выращивании ирисов,
тюльпанов и гладиолусов. Установка, управляемая компьютером,
передвигается по оранжерее в восемьсот квадратных метров по уложенным
вдоль стен рельсам и выполняет самые разнообразные операции. Вы,
конечно, об этом ничего не слышали?
- Как не слышала, - сказала женщина, - очень даже слышала.
- От кого? - удивился я.
- А от тебя, от тебя слышала!
Я даже на одну, может, миллионную долю секунды растерялся, так
меня ловко поддели с ответом, но женщина в милицейской форме
продолжала:
- Про электронно-вычислительную машину и про её применение ты
кое-что знаешь, но вот о себе ты почти ничего не знаешь.
- Как это не знаю? - обиделся я.
- Ну вот не знаешь твоё имя, твою фамилию, где живёшь, - принялась
она опять за своё.
- Вы лучше скажите мне, кто может быть автором вот этих стихов,
- сказал я, доставая из внутреннего кармана листок со стихами. - Наука
же утверждает, что в почерке отражаются индивидуальные особенности
личности и что каждый имеет свой почерк, я правильно говорю? А то
я, значит, себя зачедоземприваю, а меня хотят во что бы то ни стало
расчедоземприть! - проговорился я.
- Чего, чего? - насторожилась дежурная.
- Да это я... я просто так говорю, - прикусил я свой язык.
- Говоришь ты правильно, - подтвердила женщина, - а поступаешь...
Но я ей не дал договорить.
Вот, товарищи потомки, теперь вы поймёте, почему я сначала
расстроился, а потом сразу обрадовался, что меня пригласили в милицию.
Мне бы давно самому сюда прийти с этими стихотворениями.
Женщина прочла все три стихотворения и сказала:
- А зачем же это по почерку устанавливать автора? Хорошие стихи...
- А затем, что они без подписи, - объяснил я.
- А зачем, чтобы они были с подписью?
- А затем... - сказал я. - Ну, что бы вы сказали, если бы при
расследовании какого-нибудь преступления вашим милиционерам не надо
было иметь никакого суплеса...
- Ты и суплес знаешь?
- Суплес, - отчеканил я, - это гибкость тела. Вырабатывается
специальными тренировочными упражнениями, способствующими увеличению
подвижности позвоночника и эластичности межпозвоночных хрящевых
дисков, всего суставно-связочного аппарата и мышечной системы.
- Значит, не надо никакого суплеса? - переспросила меня дежурная.
- А что же надо?
- А надо, чтобы был псип, которым обладает... то есть будет
обладать скоро один человек, - поправил я сам себя. - Псип - полное
собрание изобретений природы, - пояснил я, не дожидаясь вопроса, и
тут же стал объяснять главное: - Значит, при расследовании
какого-нибудь преступления милиционер выскакивает из отделения, он
человек-ищейка, у него отличное верхнее чутьё, как у ищейки. Что такое
верхнее чутьё? - спросил я дежурную.
- Верхнее чутьё - это способность собаки улавливать запахи по
воздуху, а не по следу, - отчеканила дежурная.
- Правильно, - похвалил я её. - Затем милиционер вглядывается,
словно кошка, в темноту!.. Что вы знаете про кошек? - спросил я
дежурную.
- Что они в восемь раз лучше видят в темноте, чем человек, но
зато кошки видят всё в чёрно-белом изображении! - ответила дежурная
без запинки.
- Очень хорошо! - похвалил я дежурную и продолжил: - Затем
милиционер со скоростью гепарда бросается вдогонку за преступником.
Преступник - в лес, милиционер взмывает соколом в небо и коршуном
пикирует на врага! Что вы знаете про гепарда, сокола и коршуна?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг