Пока я принимал решение не... не делать на меня никаких
пасквилей-масквилей, ко мне подошёл Кутырев и сказал:
- Слушай, Иванов, мы тут хотим тебя в одной сценке... Ну, у нас
в представлении есть такой раздел: "Кому что снится?" Так вот. Мы
хотим тебя в одной из сценок... ну, что ли, сымитировать, что ли,
спародировать, что ли. Ты, наверное, знаешь, что имитатор схватывает
не только внешние черты образа, он проникает в характер, в самую душу
изображаемого лица. Так вот, мы хотели бы с тобой посоветоваться,
что ли...
- Видишь ли, Кутырев, - сказал я неторопливо, - это, конечно,
правильно, что вы решили со мной посоветоваться. Это даже как-то
мудро, что ли, с вашей стороны. Но, прежде чем со мной посоветоваться,
я должен знать, что же вы хотите на меня сделать, имитацию или
пародию? Конкретнее: вы меня хотите сымитировать или спародировать?
- Видишь ли, Иванов, - сказал Кутырев как-то смущённо, - я думаю,
что для тебя не будет большой разницы, что мы будем делать -
имитировать тебя или пародировать.
- Вот, вот, Кутырев, вот в этом ты и ошибаешься. Для меня очень
даже большая разница, что вы будете делать - имитировать или
пародировать меня. Потому что, раз ты смешиваешь в одну кучу понятия
"сымитировать" и "спародировать", то я тебе должен объяснить,
растолковать, что имитация... Ты правильно говоришь: имитатор
схватывает не только внешние черты образа, он проникает в самый
характер, в самую душу образа иного лица. А пародирование - это
утрированное изображение чего-то, злое или добродушное
передразнивание, Ты, Кутырев, учитываешь разницу или нет?
- Учитываешь...
- Очень хорошо... Уж если ты в пародировании не разбираешься,
но учитываешь, и то хорошо. Имитацию я ещё вам позволю, а никакого
пародирования я вам позволить не могу, тем более всякого там
передразнивания. Дилетанты, ни в чём не разбираются, - сказал я в
сторону.
- Видишь ли, Иванов, - замялся Кутырев, - ты же знаешь, что в
науке, как известно, открытия всё чаще делаются на стыке - на стыке
математики и физики, химии и биологии... Так что, может, и у нас
что-нибудь произойдёт... на этом... - Кутырев на этих словах замолчал.
- На чём на этом? - переспросил я.
- Ну, на стыке, - пояснил Кутырев.
- Чего "на стыке"? - переспросил я.
- Ну... имитации и пародии...
- Ну, ну... - сказал я, - давайте попробуйте... на стыке... Только
имейте в виду, что бывает такой стык, за который можно получить и
втык!..
- Ты, Иванов, - сказал Кутырев, потирая задумчиво макушку, - ты
такой человек, что от тебя можно получить втык и без всякого стыка.
- Ну, это ты уж зря, - сказал я, - потому что человек, которому
будет когда-то... - сказал я многозначительно, - имеет право на то,
чтоб сейчас ему было... - Я многозначительно замолчал.
Кутырев переглянулся с ребятами, словно стараясь понять, что может
означать фраза "что человек, которому будет когда-то, имеет право
на то, чтоб сейчас ему было...". Хотя недоговорённая мной фраза была
очень простой по смыслу, она означала: что человек, которому будет
когда-то труднее всех, имеет право на то, чтобы ему сейчас было не
так уж трудно.
Отойдя от меня на некоторое расстояние, Кутырев стал о чём-то
тихо совещаться с ребятами, а я...
А я уселся на стуле удобнее и стал, как всегда, делать сразу пять
дел: 1) терпеливо сидел и ждал на себя сатиры; 2) правой рукой сжимал
в кармане теннисный мяч для укрепления ладонной мышцы; 3) обдумывал
свои денежные затруднения; 4) вдавливал левой ногой теннисный мяч
в пол; 5) выяснял мысленно, кто же всё-таки подсунул мне это проклятое
стихотворение?
Из всех этих пяти занятий денежная проблема мучила меня больше
других. Вообще-то все несекретные расходы, расходы по моим подготовкам
к выполнению сверхтрудного сверхзадания, моя мама, сама того не зная,
взяла на себя. Ну, во-первых, сверкс должен знать карту звёздного
неба как свои пять пальцев. (Моя мама покупала мне билеты на все
лекции а Планетарий.) Сверкс должен быть по профессии физиком и
геодезистом. (Моя мама накупила мне целую полку книг по физике и
геодезии.) Сверкс должен уметь обращаться с кинокамерой. (Моя мама
купила мне киноаппарат "Ладога".)
Но ведь были ещё расходы и секретные. И какие расходы!
Сандуновская термокамера в бане стоила мне каждый раз 30 копеек,
измайловская центрифуга на аттракционах - один заезд 30 копеек, в
Центральном парке "Мёртвая петля" на самолёте - 30 копеек. И так
каждый день. То одно, то другое, то третье! А в воскресенье - и одно,
и другое, и третье - всё сразу! И по нескольку раз. Хорошо, что я
два года назад организовал Фонд Накоплений, сэкономив на завтраках,
билетах в кино, на мороженом и так далее. Этих накоплений мне ещё
месяца на два хватит. А дальше что? Может, поступить куда-нибудь на
работу? Между прочим, между пятью делами, которыми я занимался, сидя
на стуле, было ещё и шестое: я, правда не очень внимательно, но
прислушивался к разговорам моих одноклассников, - они уже начали
репетировать.
ВОСПОМИНАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Действие равно противодействию
"Так, так, так, - подумал я про себя. - Интересно, что же будет
дальше?.." Интересно! Интересно?! А дальше было вот что.
- Дорогие ребята! У нас в классе, - донеслось до меня, - учится
загадочный ученик Юрий Иванов, он у нас загадочен тем, что учится
всё лучше и лучше. У нас, вернее, у наших учителей уже отметок не
хватает. Один учитель ему уже ставит не только пятёрки, но шестёрки,
и семёрки, и восьмёрки и даже один раз поставил ему десятку. Это,
конечно, удивительно! Но ещё удивительнее: чем лучше Юрий Иванов
учится, тем больше он знает, тем хуже себя он ведёт. И становится
агрессивнее и агрессивнее! А если его ещё вдобавок шлёпнуть, то что
из этого получится, просто представить страшно. Но мы этого
представлять не будем, так как в последнее время Юрий Иванов не только
учится сам, но и стал учить учителей. Мы предлагаем вам посмотреть
сценку под названием: "Что снится Юрию Иванову, а может, и не снится".
Между прочим, всё это сказал Виктор Сметанин, он у нас с
физкультурным уклоном, поэтому ему, вероятно, и доверили сказать так
обо мне. Он самый сильный у нас в классе, ну, не считая меня, конечно.
- Роли исполняют, - сказал Сметанин, - Юрия Иванова будет
имитировать Маслов, а учителей - ученики нашего класса. Кто из них
кто - у каждого написано на транспаранте.
Что произошло дальше, дорогие товарищи потомки, мне, собственно
говоря, и рассказывать-то особенно не хочется. Не очень интересно
произошло всё это, по-моему.
Драмкружок во главе с Масловым дальше показывал, как будто я
экзаменовал учителей и задавал им вопросе!. Причём перед тем как я
начал задавать вопросы, якобы сказал, что при ответах учителям можно
пользоваться шпаргалками, учебниками, журналами, можно звонить по
телефону знакомым профессорам, можно звонить в Академию наук, в любую
академию на земном шаре. А вопросы, которые задавал я, были, по-моему,
не очень-то умные и тем более не очень то остроумные. Ну, во-первых,
я будто бы спросил учителей, как спят рыбы - с открытыми глазами или
с закрытыми?.. Затем я будто бы спросил учителей, как они считают
- молекула воды сухая или мокрая?.. И третий, самый главный вопрос,
который я задал учителям, был такой: почему в малахите мало хита?..
При этом Маслов, который играл меня, задал этот вопрос голосом,
настолько похожим на мой, что все стоящие и все сидящие за партами
расхохотались и не только расхохотались, но даже зашлись от смеха.
Хотя каждый по своей роли, вероятно, должен был делать что-то другое.
Пока они хохотали, Маслов - Иванов сделал шаг в сторону и молчал с
самым страшным выражением лица, как, бывало, делал и я. После "моего"
вопроса, почему в малахите мало хита, все учителя устроили мне
какую-то немую сцену. Мне учителя часто устраивают какие-то немые
сцены, как в спектакле "Ревизор". Маслов от моего имени тоже закатил
учителям такую же немую сцену. И так похоже на меня, что все ребята
и девчонки вскочили и стали этого Маслова - Иванова чуть ли не качать,
- А сейчас вашему вниманию предлагаю посмотреть сатирическую
сцену, написанную Борисом Кутыревым, под названием "Симпозиум Юрия
Иваслова", - сказал Виктор Сметанин.
Послышался смех. "Значит, то был пасквиль, а теперь... Не иначе,
как сатира на меня начинается", - спокойно подумал я.
- Роли исполняют, - повторил Сметанин, - Маслов играет Иваслова,
учительницу истории - Глебова. Все остальные играют самих себя...
Итак, представьте себе, что вы находитесь в классе на уроке истории...
Сметанин ещё раз почему-то фыркнул и отошёл в сторону, Я
насторожился. Мне сразу не понравилось, что действие происходит как
бы во сне и что Маслов играет какого-то Иваслова. Уж не из этой ли
интермедии стихи... Началась репетиция.
Я отыскал глазами Маслова, который должен был играть Иваслова,
но, к своему удивлению, вместо Маслова - Иваслова я увидел у классной
доски самого себя... Как будто я фантастически раздвоился и
одновременно находился и у доски, и сидел за партой.
В жизни между мною и Масловым не было ничего общего. Я хочу
сказать, что мы с ним совсем не походили друг на друга. Я в жизни
чёрный-пречёрный брюнет, а Маслов - блондин. Всё равно как мой
негатив. В общем, мы с ним совсем не похожи друг на друга. А здесь
я смотрел на Маслова, будто на своё отражение в зеркале. Сначала я
даже не сообразил, что произошло. Потом догадался. Я понял, что это
меня Маслов копирует. Он у нас в классе вообще всех копировал. Всех,
кроме меня, конечно. Потому что со мной шутки плохи. Я ему не Шадрин!
И не Василянский! И не Орлов! И не Брендер! Может, он за глаза меня
и копировал. А на глазах боялся. Попробовал бы не побояться! Хотя
чего же "попробовал бы", когда он уже без всякого "бы" попробовал.
Вон он сидит за столом с моим выражением лица. Сидит в моей позе.
Даже делает сразу, как и я, три дела... Конечно, три. Читает - раз!
Левой рукой жмёт теннисный мяч. А правой записывает что-то в тетрадь.
"Ну, Иванов, - налетел я сам на себя, - ну и распустил ты этих
лириков. Тебя, по словам Кутырева, имитируют, а ты сидишь и спокойно
смотришь!"
Первый раз в жизни я увидел со стороны, глядя на Маслова -
Иваслова, как я стою у доски. И как я при этом смотрю на учителей.
Кто-то из них на педсовете сказал, что каждый раз, когда я вылезаю
из-за парты, ей или ему становится просто страшно. Теперь я понимаю,
почему они боятся часто вызывать меня к доске. А я не могу на них
иначе смотреть. И пусть хоть совсем не вызывают. И пусть не отнимают
у меня время.
- Ну-с, голубчики, - сказал я, то есть не я, а Маслов от моего
имени, молча бросил на учителей такой взгляд, что у них затряслись
поджилки.
Маслов - Иваслов молча и в моей манере так среагировал на второй
вопрос, что Глебова и все остальные, кто находился вместе со мной
в классе, стали опять смеяться. Хотя по своим ролям они должны были
делать что-то другое. В это время я положил правую руку на пульс левой
и стал считать... Пульс у меня был самый что ни на есть
сверхчеловеческий и сверхкосмонавтский. Глубокого наполнения.
Ритмичный, как сигналы точного времени из обсерватории имени
Штернберга. Пятьдесят два удара в минуту. В это же время мой мозг
чётко анализировал всё, что увидели мои глаза, и всё, что услышали
мои уши.
"Ну, во-первых, это не имитация, как тебе обещали, - говорил мне
мой мозг, - а пародия, и довольно злая, и, во-вторых, какую это задачу
мы с тобой задали учителям?.. Мы, конечно, можем задать такой вопрос,
ответ на который знаем только я, да ты, да мы с тобой. Но не такой
же глупый вопрос мы бы задали учителям... И это у них называется
стык?.. За такой стык, - поддержали мой сверхинформационный мозг мои
крепкие и сильные руки, - можно сделать и втык!"
Тем временем Маслов сказал:
- Подождите, ребята, я хочу повторить финал сцены, что-то у меня
в конце не получается, что-то я себя не совсем хорошо чувствую.
"Сейчас, Маслов, ты себя совсем нехорошо будешь чувствовать!"
- подумал я.
Потом я сжал кулаки, сказал про себя: "Действие равно
противодействию" - и, преобразив умственную энергию в механическую,
зашагал к Маслову. К этому презренному скомороху. К этому самому
жалкому ченеземпру из ченеземпров... А ещё в кружке юных космонавтов
тренируется...
ВОСПОМИНАНИЕ ПЯТОЕ
Пульс глубокого наполнения
Люди обычно судят друг о друге по поступкам, а не по мотивам этих
поступков, и это очень плохо. И очень неправильно. Сами посудите:
примерно через полминуты я подойду к Маслову и задам ему трёпку. Если
рассудить этот поступок, не вникая в его мотивы, то это неправильный
поступок. Просто какая-то хулиганская выходка. А раз выходка
хулиганская, и если судить обо мне по этому поступку, я, значит, сами
понимаете кто. Это, если обо мне судить по поступку. Если же начать
разбираться не в поступке, а в его мотивах, то получается совсем
другая картина. В классе сидит человек, первый на Земле псип,
чедоземпр и сверкс. Он весь день тренировался на центрифуге и в
термокамере, а вечером ещё занимался в школе. У человека ноют все
мышцы, а от занятий болит голова. Вместо того чтобы отдыхать, он и
сейчас продолжает трудиться: он решает сразу несколько очень серьёзных
задач - как же ему всё-таки быть с денежными затруднениями и так далее
и тому подобное. Да ещё накачивает мышцу левой руки и правой ноги.
Да ещё решает космический кроссворд.
В это время в класс врываются во главе с Масловым презренные
лирики и начинают над ним строить всякие шаржики-маржики. Да ещё дают
всякие прозвища. Справедливо это? Несправедливо! А если это
несправедливо, то дать за это по первое число справедливо?
Справедливо! Я стал грозно и неторопливо приближаться к драмкружковцам
со словами:
- Удар, его воздействие на тела изучал ещё Леонардо да Винчи,
но он, понятно, не располагал техникой наблюдения быстро протекающих
процессов, и он, и Исаак Ньютон, живший на два столетия позднее,
исследовали движение, предшествующее удару, и его результат:
деформацию, изменение структуры тела, - продолжал я сыпать
скороговоркой, - но постичь процесс распространения ударной волны
в теле, а тем более измерить его они, конечно, были не в состоянии.
Как раз на этой мысли я успел подойти к Маслову и со словами:
"И знание! И сила!" - стукнул его как следует, чтобы он в следующий
раз знал, как меня передразнивать. Я в то же время громко развивал
идею удара:
- Со временем необходимость измерений этого процесса становилась
всё более настоятельной, вырастала в проблему: ведь удар -
одновременно созидающая и разрушающая сила, и его способность
разрушения нужно контролировать.
Думаю, что больше от разрушительной силы моих ударов, чем от
созидательной, все девчонки сразу с визгом разбежались, конечно, в
разные стороны. Только одна девчонка, которую кто-то называл,
по-моему, Таней и, по-моему, Тополевой, почему-то осталась бесстрашно
стоять на месте. Я думал, что весь драмкружок распадётся после первого
же распространения моей ударной волны в их телах, но Бегунов, Ломакин,
Кашин и Дудасов сплотились, словно хоккейная команда. И бросились
как один, на выручку Маслову, издавал жалкие выкрики:
- Ах ты, Угрюм-башка!
- Кроссворд!
- Дух изгнания!
На что я им осветил:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг