- Да кто их разберет, д-друидов, мать их за ногу, - бросил Юкки. - Пиво
у них шикарное, а сами они народ - как бы так сказать, чтоб не матом...
В это время зазвучала первая песня - и глаза Кильдас изумленно
расширились.
- Какие бы они ни были, но шикарное у них не только пиво! - выдохнула
она. - Знаешь, ты тут посиди, а я сбегаю еще потанцую - не могу я под
такую музыку на месте сидеть! Ты потом эту ленту отложи в сторонку, чтобы
переписать, ладно?
Сбегая вниз по лестнице со стороны радиорубки, он огляделся - нет,
никого, коридор пуст. Все или в зале, или в правом крыле фойе, где буфет...
От всего этого праздника за лигу разило провинцией. Впрочем, кто
сказал, что в Дверисе или Руте это выглядело бы сильно по-иному?
Камень...
Он усмехнулся, вспомнив сначала Зимние балы в Башне, а потом самое
изысканное зрелище, до которого только додумалась изощренная человеческая
мысль - Хэллоуин в Городе Огня и Снега. Это удовольствие на грани изврата
он позволял себе далеко не каждый год, как правило, на пару с лордом
Деррилином, верным другом еще с незапамятных времен... Там, в Городе Огня
и Снега, он переставал ощущать проклятием свой дар притягивать к себе все
взгляды. В другое время и в другом месте это тактично именовалось "не
вполне дозволенной магией" - но в Хэллоуин не существовало запретов, и
любая женщина, какую бы он ни пожелал, делалась на эту ночь его...
Мари, Маруте, девочка моя, прости меня за то, что мы с самого начала
играли не на равных... Ты даже не подозреваешь, что была отравлена тогда,
в самый первый вечер в кафе. Моими губами отравлена, так, как во всем
мироздании умеют только Лорд и Леди Жизнь, и как против моей воли научила
меня полубезумная Нездешняя по прозвищу Лань... Прости меня, ибо не вечен
праздник, а в обычной жизни Тихой Пристани отрава эта разъест твою кровь,
и ты будешь плакать по ночам, а потом, когда вся отрава выйдет гноем
сквозь поры, будешь смертельно бояться всего, на чем почуешь огненную
мету. В том числе и своей дочери...
Я обманывал тебя все эти дни, девочка моя - ты жаждала воды, которой
так много в этом безрадостном мире вокруг тебя, но ты хотела ее именно от
меня - а я давал тебе всего лишь иллюзию, ибо и сквозь мои пальцы вода
протекает, оставляя лишь капли. Но ты пила это и верила, что пьешь воду...
как легко обманывать того, кто сам жаждет быть обманутым - особенно
такому, как я...
Но сегодня я больше не обманщик, ибо сегодня ты жаждешь уже не Воды, но
Огня! И ты получишь этот огонь - это для меня так же просто, как быть
собой. Сегодня любая "не вполне дозволенная магия" - дозволена!..
Проходя мимо зеркала, он задержался возле него на несколько секунд...
Тот, кто отошел от него и легким шагом выбежал на лестницу, ведущую в зал,
уже был совсем другим человеком.
Кончился "Ночной город", одна из самых популярных песен "Хлекк", и
танцующие пары замерли, положив руки на плечи друг другу, в ожидании новой
мелодии. Замерла и Мара вместе со своим партнером в морской форме.
"Еще один танец - и пусть убирается ко всем чертям!" - подумала Мара
все так же зло. А почему зло, она и сама объяснить не могла. Глупо же
считать человека исчадием ада только за то, что он - не тот...
Партнер же ее, даже не подозревая о том, какая кара вот-вот обрушится
на его голову, перебрасывался репликами со своим приятелем, одетым в такую
же форму:
- ...Нет, с тех пор, как Пауль нацепил этот плащ с крестом, я не стал
бы поворачиваться к нему спиной. Хоть и был он мне другом, а не подойду я
к нему сегодня, даже здороваться не хочу...
Невольно Мара бросила взгляд в ту сторону, куда указал приятель ее
партнера - и задохнулась.
У левого входа в зал, опираясь на гитару, стоял юноша в средневековом
одеянии, с небрежно наброшенным на одно плечо золотисто-коричневым плащом.
Такого же цвета берет прикрывал копну сильно вьющихся волос... и лишь по
медовому отливу этих волос Мара осознала, кого видит перед собой, ибо лицо
его было скрыто маской, а вся фигура приобрела какую-то странную легкость,
словно он лишь на секунду прервал свой полет над зимним городом, чтобы
взглянуть на то, что творится в зале.
И в этот миг на зал обрушилось ТАКОЕ, что замершие пары еще не меньше
полуминуты стояли, как громом пораженные, и только потом начался танец, да
такой, что сердце замирало в груди...
- Прошу прощения, капитан, но эта дама - моя!
- голос его тоже изменился - словно затаенная радость звенела в нем
серебряной струной. Он, едва кивнув партнеру Мары, низко склонился перед
ней - и она, позабыв от счастья все на свете, буквально кинулась ему на
шею. И необыкновенная, никогда раньше не слыханная мелодия понесла их по
залу - казалось, все смотрят только на них... Коричнево-золотое рядом с ее
розово-серебряным - словно солнце и луна.
- Я знала! - выдохнула Мара в упоении. - Я так и знала, что ты все
равно вырвешься ко мне, Лазор...
Близко-близко - темные чувственные губы и ослепительный взгляд из-под
маски...
- Серраис, прекрасная моя госпожа. Сегодня вечером ты можешь звать меня
этим именем.
Она не поняла, что он имеет в виду. Может, какую-то книгу, которую она
не читала, или исторический эпизод, о котором она ничего не знает? Ах, да
какое это имеет значение? Он - со мной, и все остальное никакой роли не
играет!
На руках, обнимавших ее, были наборные янтарные браслеты, которыми
стягивались рукава рубашки - и почему-то именно эта деталь приводила ее в
неописуемое, доселе неведомое состояние, от которого сладко замирало в
груди... Не та стандартная желто-прозрачная смола, которой завалены все
туристские магазинчики Гинтары и которую все время хочется считать
искусственной - нет, камень на его запястьях был красноватый, оттенка
жженого сахара, и словно подернутый изнутри облачной дымкой... камень
страсти...
- Как тебе эта мелодия, госпожа моя?
- О, это... - она просто задохнулась. - Я даже не умею сказать,
насколько это прекрасно!
- Слушай, слушай... Это знаменитый "Снежный танец" Люка Роуби из Города
Огня и Снега.
Сегодня он звучит для тебя одной - слушай...
Музыка, чарующая, как сон, как кружение снежинок в лучах вечерних
фонарей, завораживающая, как пламя, и пьянящая, как терпкое вино... И хотя
это был лишь оркестр, без голоса - ниоткуда сами собой явились слова, и
Мара начала тихонько напевать их в лад мелодии... "Над песней белых
ветров, над снежным маревом крыш взлети, как будто ты спишь, освободись от
оков - и забирайся на небо..."
- Что это, Ла... Серраис? Неужели это я сама придумала? Над вечной
пляской огней, над каруселью коней, над ночью Города - ввысь, ладонью
ветра коснись - и забирайся на небо...
- Это магия, госпожа моя. Магия Люка. Никто не знает, как ему это
удалось, но каждый слышит в этой музыке СВОИ слова.
- Разбился отблеск в стекле...
- Но ты, как птица, паришь...
- Растаял Город во мгле...
- По белой лестнице крыш...
- МЫ ЗАБЕРЕМСЯ НА НЕБО... - на этих словах губы их соприкоснулись, и
Мара почувствовала себя так, словно ее обмахнули изнутри огненной кистью.
Почти теряя сознание, она закинула голову вверх, к стеклянному потолку
зала - и увидела подсвеченный снег, что, казалось, летел прямо ей в
лицо... Словно звездное небо в этот вечер решило обрушиться на землю.
- Я уже на небе... - прошептала Мара под последние тающие звуки
"Снежного танца". - На земле не бывает так... - помедлила и, собравшись с
силами, докончила: - ...любимый мой!
В ответ он скользнул губами по ее шее - дерзко и дразняще, как не делал
никогда раньше.
- Пойдем, госпожа моя - теперь оператор не менее получаса будет
приходить в себя, прежде чем решится дальше крутить эту запись... Так что
у тебя есть время передохнуть.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю, Мариллия. Пойдем отсюда...
После "Снежного танца" народ прямо-таки валом повалил в буфет -
воистину это требовалось запить. У прилавка сразу же выросла непристойно
длинная очередь, но он и тут успел - усадил Мару в легкое креслице у
дальней стены и через пару минут уже стоял перед нею с двумя бокалами в
руках.
Первую минуту Мара действительно приходила в себя - обмахивалась
веером, выданным напрокат все той же Генной, потягивала из бокала "Осенний
сад", да смотрела во все глаза на того, кто в этот вечер велел называть
его - Серраисом...
Впоследствии она много раз пыталась отдать себе отчет в том, что
случилось дальше. Но видимо, для того, чтобы назвать вещи своими именами,
в ее языке не было каких-то самых важных слов... В общем, он допил свой
бокал - и взял в руки гитару.
(Господи!!! Зачем я все это пишу?! Я же прекрасно понимаю, что если и
дальше буду продолжать в том же духе, то этот роман НИКОГДА не напечатают!
Янтарные браслеты, "мы заберемся на небо"... да я уже и так сказала
столько лишнего, что текст может вытянуть только как можно скорейшее
поимение героем героини! А, черт... Напишу все, как было, потом посмотрим,
сколько из этого удастся спасти...)
"Так вот для чего созданы его руки!" - отрешенно подумала Мара, глядя,
как он касается струн. "Какая я была глупая, что не догадалась раньше!"
Тихий перебор, звенящий, как трава под ветром - но все, кто был в фойе,
немедленно обернулись.
В небе звездные россыпи, Тихий шепот в ночи...
Не голос - сияние серебра в полумраке...
Заслышав его, Генна немедленно поперхнулась "Лавандой" - и была далеко
не единственной, с кем это произошло.
Пощади, пощади меня, Господи - От любви отлучи, отлучи!
Шум медленно стих, только как отдельные шальные всплески на глади
спокойного моря, взлетали удивленные реплики: "Кто это, что это?" Все
взгляды потянулись к нему и к ней, а потом вслед за взглядами потянулись и
люди...
А он словно не замечал этого, склонившись над гитарой и лишь изредка
бросая на Мару тот самый ослепительный взор...
Наша сказка вечерняя
Завершает свой круг...
Отлучи, отлучи от мучения
Предстоящих разлук!
"Потрясающе..." - Мара уже была в каком-то трансе, сознание словно
раздвоилось - эта молодая женщина с эффектным макияжем была уже не она, а
принцесса из сказки, слушающая своего придворного барда с таким видом,
будто петь ТАК - что-то вполне обыденное, хотя и несомненно прекрасное. А
сама Мара парила где-то под потолком и почти с ужасом смотрела на... на
него - ибо тот, кто пел сейчас, так же отличался от ее Лазора, как вид
через годы не мытое пыльное стекло отличается от того же вида, но в
распахнутом настежь окне...
Когда он закончил, раздались аплодисменты - он чуть склонил голову,
принимая восхищение публики как нечто привычное.
- Дайте-ка взглянуть... - два парня в плащах с оранжево- черными
крестами, раздвигая публику, пробились к парочке. Мара узнала их - те
самые ребята-каскадеры из клуба "Наследие", что в памятный день экскурсии
театрально рубились на стенах Плескавской крепости с другими - в алых
плащах и островерхих шлемах. "Интересно, кто из них Пауль?" - мимолетно
подумала она, вспомнив разговор двух моряков.
- О, какая неожиданность - бродячий бард! Эй, певец, не споешь ли чего
рыцарям для поднятия боевого духа?
- Рыцарям?! - маска отчасти скрыла выражение его лица, но взгляд в
прорезях полыхнул таким огнем, что оба "крестоносца" на секунду пожалели,
что вообще затеяли эту игру. - У вас хватает смелости называть себя
рыцарями?!
- А ты нахал, парень, - слегка ошеломленно ответил один из каскадеров.
- Редкостный нахал!
Но уж больно классно поешь...
В ответ он усмехнулся еще более нагло, и Мара неожиданно осознала,
насколько обманчива была его обычная мягкость - вот он настоящий, как бы
его ни звали, человек из той породы, у которой по определению не бывает
иных паспортов, кроме зеленых...
- Слушайте, и не говорите, что не слышали! - с этими словами он дважды
ударил по струнам, словно в созывающий народ колокол. А затем его пальцы
снова начали плести затейливую вязь непривычно волнующей мелодии... Голос
его взлетел над шумом и торопливыми шепотками, как птица - словно
разверзлись небеса, и хлынул оттуда поток ослепительного света....
Живем без схваток и потерь - Надежнее и легче, И Ланселотов нет теперь,
И Дон Кихотов лечат.
Волшебный меч Эскалибур Скрыл от людей король Артур - Знал, видно, что
не вечен...
...толпу разом будто выключили, как звук у телевизора. Если первая песня,
с простыми и понятными словами, была на грани допустимого, то ЭТО - далеко
за ее пределами. Слушатели, потрясенные такой вспышкой прямо в лицо, в
отчаянии прибегли к старому спасительному выходу, лихорадочно зашарив в
памяти - господи, из какого же это фильма?..
Знал, что меж смыслом дел и слов Поставит время стену, Что слово
"честь" пойдет на слом, А лесть придет на смену, И что любой простит себя
За все, и скажет: "Я лишь свят", - Забыв свою измену...
...и никто даже не допускал в сознание мысли, что ЭТО - им, что "фильм"
этот творится прямо здесь и сейчас - ради одной-единственной
зрительницы... Ради Мары - но нет, сказать так значит сказать лишь часть
правды, ибо и она была плоть от плоти тех, что собрались в фойе...
Готовы дьявола простить И палачей не судят, В своем уверены пути
Умеренные люди, А доброта свой гасит свет - Ведь королевства логров нет, И
вряд ли скоро будет!
- И вряд ли скоро будет!!! - вторя, не то взвыла, не то взвизгнула Генна,
которая больше не хотела, да и не могла сдерживаться - и никому это не
показалось диссонансом. Даже ему.
Впрочем, когда свет столь ярок, что слепит глаза, кто в силах различить
тонкие оттенки его спектра?
И кто откажется из нас
Занять чужое ложе, И честь за деньги не продаст,
Коль дорого предложат?
Кто не подпишет кровью лист,
Кто в гения не кинет свист -
Лишь дайте подороже!
А может, есть, кто не таков,
Кто чести годен в слуги,
Кто от бесчестия оков
Сберег язык и руки?
Тогда из этой темноты -
Хочу, чтоб руку поднял ты!..
- в этом месте мелодия резко оборвалась, и в наступившей тишине он бросил
в толпу спокойно и холодно:
- Ну где же ваши руки?! - и последний удар по струнам, как лязг
захлопнувшейся за приговоренным двери камеры.
Люди, завороженные, глядели на него прямо-таки со страхом, и
чувствовалось, что это доставляет ему какое-то непонятное удовольствие. А
Генна уселась у ног Мары и теперь смотрела ему в лицо снизу вверх,
действительно кошачьими глазами.
Он бросил на нее внимательный взгляд и чуть выждав, снова заиграл среди
длящегося молчания...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг