По одежде, по волосам длинным, в косы сплетенным, узнал Андрей, откуда
воры. Из тех они, что живут в двадцати днях пути в доме лесном единым
мужским братством. У этих все общее: еда, скот, девушки. Только оружие у
каждого свое.
Из рода они, что живут по старинному обычаю. Хотя теперь лишь
нетерпимцы да изгои уходят к ним в чащу. Иное время, иные боги. Андреев же
род - пришлый. Хоть и обосновались на ничьей земле семь поколений тому
назад, И теперь это - их земля. И лес - их. И Боги здесь - тоже их.
Андрей притаился за кустами малинника, выглядывая что нужно. Трое.
Поели уже. Мяса поели - вон остатки свиного бока над огнем коптятся. Поели
- и отяжелели. Сытые, сонные. Скоро двое лягут, один сторожить останется.
Неважный из него сторож после такой трапезы.
По-умному было б - подождать. Но Андрей не хотел ждать. Как увидел
проклятых, так все внутри закипело.
Скинул он со спины сумку, натянул тетиву, сдвинул поудобнее, развязав,
тул со стрелами. Стрелы у него легкие, с костяными наконечниками. С такими
ни щит не пробьешь, ни даже куртку из толстой, особо выделанной для боя
турьей шкуры. Да и не надобно: совсем близко подобрался Андрей. Слышал
даже, о чем говорят вороги.
Знамо о чем: как удачно набежали да как ушли ловко - лишь коня потеряли
в охотничьей ловушке. Коня жаль, но зато девушку взяли. Привезут своим -
большой почет будет. И добыча опять-таки. Немалая добыча: береговики - они
богатые!
То один, то другой бросали на полонянку нежные взгляды. Но не трогали.
И не тронут, пока к себе не привезут. Первая доля от всего - старшим.
Иначе - бесчестье и беда на всех.
Андрей приподнялся, наложил первую стрелу, попросил у покровителя
удачи-подмоги и спустил тетиву, мыслью провожая посланницу.
Тихо пропела стрелка (охотничья, молчаливая) и со знакомым звуком
ударила в мягкое тело. В горло тому, кто показался Андрею меньшим из
троих. А значит, менее ценным для кровного выкупа.
Не успела первая ударить, как пустил стрелок вторую - в другого ворога.
С тридцати шагов в беличий глаз попадал Андрей, a yж с пятнадцати в
человечий - как промахнуться? И не промахнулся. Еще одна пошла (три стрелы
- за один вздох)
и прободила третьему, на вид наибольшему, правую руку пониже локтя
Первый умер сразу. Второй - закричал, как зверь кричит. Больно! Легкa
стрела. Была б тяжела, пробила бы кость - насмерть. Но не будет вору такой
смерти, не будет. "Кричи, кричи,- подумал Андрей. - За криком и меня не
услышишь!.
Четвертая стрела ушла - в третьего. Только он вскoчил, за древко, из
pyки торчащее, схватился - фьють - и второе запястье навылет, и, в правую
ладонь, как игла у умелой швеи. Не ошибся Андрей: третий -самый крепкий.
He вскрикнул, не потерялся, пал на землю, за бревнышко, что в кocтpe
горело. Укpытьcя хотел, да не успел. А Андрей успел. И пятую стрелку
воткнул. В ногу. Хороши у него cтpeлки! Лeгки, тoнки, xpyпки. Haкoнeчник
зазубренный. Дернешь - древко в руке, а он - в ране.
Второй же - все кричал. Да так, кричa, и кинулся к оружию, меч схватил.
Совсем от боли ум потерял. Одна pyкa глаза прикрывает (стрела между
пальцев торчит), вторая мечом машет. Кого рубит? Тень свою?
А третий меж тем пополз. В темноту пополз. Услышал Андрей, как
посвистывает: лошадь зовет. Услышал - лук за спину, копье в pyкy и бегом.
Вовремя поспел: третий уже pyкoй окровавленной к кoнcкой узде потянулся.
Ударил Андрей копьецом в лошадиный кpyп. Несильно, чтоб испугать.
Вздернулся конь на дыбы - oпpoкинулся седок на спину, метнулся Андрей
лаской-убийцей, кольнул копьецом. Быстро, как галка клюет. И еще раз. И
еще. В ногу, в плечо, в другое плечо, неглубоко, точно. И отсрочил. А враг
смотрел с земли, молчал. Должно, понял уже, что будет. Нe тяжелы раны, да
как онемеют разорванные мышцы, станет человек беспомощен, кал червяк.
А тот, на поляне, все еще надрывал глоткy. Дypaк да и только.
Подняв лук, Андрей шагнул на освещенное косогором место - дал ворогу
заметить себя. Но не дал ударить. Пятая стрела ослепила его окончательно.
Махнул крикун мечом - отбить, да промахнулся. А Андрей - нет. Слепой еще
пер на него, размахивая оружием. Что ж, хороший клинок всегда пригодится.
Хотя и не мастак Андрей рубиться: большой меч пока тяжеловат для него.
Подхватив с земли камушек с полкулака размером. Андрей сноровисто
метнул его в лоб ослепленному. И тот упал.
- Ласка, ты ли? - позвала сестренка.
- А то ктo ж! - откликнулся Андрей и поспешил к ней.
Перерезал путы, словами добрыми успокоил. А уж как она обрадовалась! Но
успеют еще, наговорятся. Надобно дело довершить.
Огляделся Андрей и увидел нужное дерево. Сухое, мертвое, кaкoe
требовалось.
Надобно начинать, и тут Большему ворогу, третьему, - первая честь!
Поспешил к нему Андрей... и оплошал! Ох как оплошал!
Нету больше третьего! Ушел к пращурам своим. На лице улыбка. На горле -
тоже yлыбкa. Алая. "Дурень. - винил себя Андрей, - не обыскал, не отнял
нож!
Небось из старших никто о сем не позабыл бы!"
Однако делать нечего. Добро хоть второй жив.
С трудом поднял его Андрей, привязал к стволу сырыми ремнями, из свиной
шкуры нарезанными. Тяжел был ворог и ростом удался: Андрей ему едва плеча
достигал.
Никогда еще сам не приносил жертву пoкpoвитeлям Андрей. Но что делать -
знал. Всякий посвященный в мужи знает.
К рассвету закончил. Осталось лишь обгоревшее дерево да черный
скорченный труп на пепелище.
Андрей пошел к ручью - ополоснуться. На день-два и этого хватит. А дома
- очистительный обряд свершат кaк надо. Чтобы не потянулись следом души
двух других мертвецов.
Умываясь, потрогал Андрей пальцем пушок над верхней губой; не
прибавилось ли? Ведь сколько он свершил доблестного! Вроде прибавилось.
Хотелось рассмотреть себя в зеркале ручья, но бегуча вода, и водяной дух
играет отражением - не уловить лица человечеcкoгo.
Труп самоубийцы уже успел обгрызть кто-то из звериной братовни. Да труп
Андрею и не нужен. Он только стрелы вырезал.
Сестренка лежала у погасшего костра, завернувшись с головой в волчью
шкуру.
Не спала, конечно. Смотреть ей нельзя, но не слышать криков не могла.
Велик телом враг, да хлипок оказался. Не раз поаалел Андрей, что
недоглядел третьего.
Тому бы уж Покровители порадовались.
- Вылезай, - велел он сестренке. Хоть на два лета старше она, а теперь
он - старший. Мужчина.
- На, поешь! - протянул мех с медом и кycoк засохшего вчерашнего мяса.
Сам только воды попил. Есть - нельзя.
- Спасибо, Ласкa, - поблагодарила ceстренкa. - Ты - великий воин!
Приятно стало Андрею. Оттого что искренняя похвала.
- Пойду Коней поищу, - произнес он важно. - Ехать пора - путь неблизок.
Ласковин проснулся, увидел над собой знакомый потолок, люстру - и
успокоился. Понял, где он. Недавний сон быстро выветривался из памяти, но
оставил после себя хорошее чувство. Хотя страшен был, если вдуматься.
Подушка, на которой Андрей спал, пахла Наташей.
Ласковин прислушался. Из кухни доносились голоса. В основном голос его
сэнсэя. Значит, Слава уже здесь. Отлично.
Андрей поднялся, подвигал позвоночником, суставами, проверяя, насколько
он - в порядке. Что ж, вполне, вполне.
Натянув брюки, Ласковин отправился прямо на кухню. Во-первых, хотел
сообщить, что встал, во-вторых, потому что был голоден.
Первым увидел его Зимородинский.
- Aга! - произнес он со знакомой иронией. - С добрым утром, утопленник!
- И тебе - того же! - парировал Андрей, поцеловал в щеку Наташу,
поприветствовал отца Егория и сел на свободное место.
- Едите? - спросил он. - А мне?
Глава пятая
ЗИМОРОДИНСКИЙ УЕХАЛ. Перевозить домой от тещи свое семейство. Отец
Егорий тоже порывался отправиться домой, но Андрей убедил подождать. Хотел
подольше скрывать факт их спасения. По возможности до тех пор, пока не
отыщет убийцу и не попотчует из того же котла. Настроен Ласковин был
жестко. Сарычева он считал своим другом. И полагал, что за смерть следует
наказывать смертью. Равно же он намеревался мстить за попытку убийства
отца Егория. Покушаться на человека, который никогда, даже имея на то
силу, не ответит ударом на удар - все равно что умертвить ребенка. За себя
Ласковин собирался рассчитываться в последнюю очередь.
А ведь тот Ласковин, что ехал солнечным днем по Кутузовской набережной
на заднем сиденье "Волги", тот Ласковин почти принял идею о непротивлении
злу силой. "Добрый" Ласковин утонул в студеной невской водичке. Тридцать
лет - рубеж. Дошедший (доживший) до него выбирает, кем ему быть там, за
границей зрелости. Бросивший бомбу сделал выбор за Андрея. Вернее, дал ему
повод выбрать "более легкий" путь. Вряд ли Ласковин отдавал себе отчет,
что это всего лишь повод. Что предпочел он "путь смерти" не от доблести
своей, а потому, что множество сил грубо и неутомимо подталкивали Андрея
на эту дорожку. Второй же, "путь жизни", оказывался для Ласковина
неудобным и непривычным. Посему - неправильным. И только два человека
старались подвести Андрея к "доброму"
выбору. Один - тот, что, по крайней мере, трижды спас его тело, но так
и не смог укрепить и уберечь его душу. Теперь они расходились далеко и
надолго, хотя ни отец Егорий Потмаков, ни Андрей Александрович Ласковин
еще не знали об этом.
Могучие силы, побуждавшие Ласковина действовать, обострявшие его
желания и подстегивающие чувства, не заботились о чистоте его души. Так не
заботится о царапинах сражающийся с лесным пожаром. Но в каждую царапину
может проникнуть яд и повлечь за собой смерть куда более долгую и
страшную, чем от жара и удушья.
Теперь только один человек способен был защитить Андрея от разбуженного
в нем зла.
Наташа.
Отец Егорий дал себя уговорить. Хотя хотелось ему, не откладывая, идти
к митрополиту и, буде тот согласится, принести свое покаяние и испросить:
что же дальше?
"Боже, почему Ты меня оставил? - спрашивал отец Егорий с неведомым ему
прежде смирением. - Почему?"
Тих стал отец Егорий Потмаков. Так тих, что Ласковин не раз и не два
поглядывал на него с опасением: здоров ли? Не заболел?
Да, заболел. Но не телесным недугом. Молча сидел Игорь Саввович в
уголке на кухне, не пытался искать помощи ни в Писании, ни в словах
Христовой молитвы. Его собственная молитва была беззвучна. Ничего не
просил он у Бога. Ничего.
Наташе было трудно соединить облик своего гостя с образом того отца
Егория, о котором рассказывал Андрей. Тот был решителен, громогласен,
настойчив до упрямства и скор в наставлении и действии. Этот - тих, добр,
молчалив. Незаметен - вот точное слово. Именно он спас жизнь ее Андрею.
Именно от него ждала Наташа, что умерит холодную ярость ее друга. Но Игорь
Саввович ничего не говорил. На вопросы же обычные отвечал коротко: да,
нет, хорошо.
- Может, вы прилечь хотите? - интересовалась Наташа.
- Нет, не беспокойтесь, мне здесь удобно. Прошло несколько часов, и они
с Андреем действительно перестали его замечать. Дело даже не в том, что
молчит, а в том, что... почти слился со стеной. Не человек. Часть
пространства.
Когда стемнело и Андрей хотел зажечь на кухне свет, Наташа сказала: не
надо. Она чувствовала: отца Егория нельзя сейчас трогать. Как нельзя
трогать человека, потерявшего кого-то из близких. Что-то похожее
испытывала она сама...
вчера.
- Но я должен ему помочь! - воскликнул Андрей, чья натура требовала
действий.
- Как? - поинтересовалась Наташа. -Ну... не знаю. Может, у него шок?
Хотя что я болтаю? Это же отец Егорий!
- Что ты о нем знаешь?
- Я? - Ласковин задумался и вдруг сообразил - ничего. Ничего он не
знает об этом человеке.
- Хоть сколько ему лет? Андрей только покачал головой:
- Не спрашивал. Лет сорок пять...
- А мне кажется - больше.
Ласковин только вздохнул. Порыв его угас. Вернее, переключился на более
конкретные дела.
- Который час?
Наташа взглянула на настенные часы:
- Полседьмого.
- Тогда я поехал.
Андрей поднялся.
"Куда? " - глазами спросила Наташа.
- Нельзя терять времени, - пояснил Андрей. - Сейчас я - охотник, а
когда станет известно, что мы живы, - могу стать дичью.
"Когда-то я уже это говорил? -- подумал он. - Дежа вю?"
- Будь осторожен!
"Ты понимаешь: я не переживу этого дважды!"
- Не беспокойся.
"Я не оставлю тебя одну, чудная моя!"
- Я буду до отвращения осторожен, - пообещал Ласковин. - Клянусь!
Тир располагался в переоборудованном подвале гражданского бомбоубежища.
Вход - только по пропускам. Причем пропуск на каждого хранился прямо
здесь, в ячейке под определенным номером. Пропуск Ласковину сделал по
просьбе Сарычева (покойного Сарычева!) его старый приятель. Тот самый, на
которого сейчас рассчитывал Ласковин.
Вахтер, офицер в отставке, которому давно перевалило за пенсионный
возраст, при появлении Ласковива сказал:
- Долго жить будешь!
-Что? - удивился Андрей. - Вспоминали?
- Не то чтобы вспоминал... Слыхал, ты умер, а? А тут, как говорится,
верная примета: долго жить будешь, парень. На, твои.
Он протянул Андрею коробку стандартных патронов браунинга, 7,65 мм, для
автоматических пистолетов.
- Полтинник, как обычно?
- Да, - подтвердил Андрей и протянул деньги.
- Еще червонец, - сказал старик, пересчитав их.
- Ошибся? - удивился Ласковин.
- Инфляция.
Андрей добавил еще десять тысяч:
- Спасибо.
- О чем речь, сынок. Иди, работай.
Как ни любопытно старику узнать, отчего вдруг Андрей Ласковин умер - и
жив, но не спросил. Не приучен спрашивать. Вернее, приучен не спрашивать.
И болтать о том, что видел "покойника", не будет. Что немаловажно.
Среди тех, кто приходил сюда поупражняться в стрельбе, у Андрея был
только один знакомый, и Ласковин знал: человек этот приходит сюда
регулярно, три раза в неделю, практически в одно и то же время.
Представлен Андрею он был под именем Вадим.
Андрею повезло. Тот, кого он искал, был здесь. Но торопиться не
следовало.
Ласковин занял свободную позицию, надел наушники и нажал кнопку,
поднимающую поясную мишень. А потом еще одну, приводящую мишень во
вращательное движение с интервалом сорок оборотов в минуту.
Зарядив и вставив обойму, Андрей начал огонь сериями из двух выстрелов:
пара на оборот, как учил Сарычев. Закончил, опустошив магазин,
одиночным (пятнадцать на два не делится), полюбовался на результат: хило!
- Здорово! - раздалось за спиной.
Внешне Вадим напоминал производственного начальника среднего уровня.
Простой мужик, не алкаш, но и не трезвенник, не дурак, но и не
выдающегося ума.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг