она - новенькая, а вы...
- Какая еще Ира? - перебил Гужма. У него даже костистый нос зашевелился
от подозрений. - Черненькая?
- Да нет, почему черненькая? - очень искренне удивилась Наташа. - У нее
русые волосы. Ну Ира, ну с такими вот, - неопределенный жест,- глазами!
Она теперь сама к вам не ходит, ей муж запретил. Ну Ира, такая пухленькая!
Кеша сделал невероятное мыслительное усилие, пытаясь припомнить "Иру,
которая пухленькая, русая, с "такими глазами" и вдобавок уже не ходит".
- А, - сказал он,, поразмышляв. - Вроде, знаю я твою Иру.
- Так вы нам расскажете о нем?
- Чего рассказывать? - буркнул Гужма. - На лекцию приходите. Вход
бесплатный.
- Нет, - покачала головой Наташа. - Нам нужно лично поговорить.
Понимаете, у моего мужа, ну как бы это сказать, ну болезнь такая...
мужская, понимаете?
Гужма зыркнул на Ласковина. Тот постарался придать лицу подобающее
выражение.
"Наташка, вредное существо!" - сдерживая улыбку, подумал он, Но
импровизация была удачная. Сразу становилась понятной и его, Андрея,
"подавленная" роль.
Гужма усмехнулся. Омерзительная такая улыбочка.
- Как вы думаете, сможет святой отец Константин нам помочь? - деловито
спросила Наташа.
- Святой отец Константин может все! - безапелляционно ответил Гужма. -
Но не просто так.
- Я заплачу, - впервые подал голос Ласковин. - Сколько?
- Вс°! - важно произнес бывший наркоман. - Вс°, что у тебя есть.
Болезни - от грехов. Святой отец Константин открывает вам Бога. Он примет
на себя вашу карму и даст вам защиту от чужих!
"Бог", "карма" и "чужие" неприятно резанули слух Андрея. То были слова
из разных учений. Вспомнилось, как говорил отец Егорий: где к истинной
вере примешивают язычество, там и сатана.
- Покаяние, терпение и биокоррекция!- вещал Иннокентий с пафосом. -
Святой отец Константин даст вам все, что нужно!
Ласковин скептически оглядел комнату бывшего наркомана. Если "все, что
нужно", - это вот такая комната, то у Лешинова довольно скромные
представления о необходимом. Или на самого пастыря не распространяется?
Впрочем, легко проверить.
- Вот, - сказал он, доставая бумажник, - первая моя жертва! - и
протянул сотенную бумажку.
- Молодец! - одобрил Гужма, беря деньги. - Щедрость - истинная
добродетель.
- Для хорошего дела - не жалко! - совершенно искренне произнес Андрей.
Гужма спрятал деньги в карман, порылся в кучке бумаг на столе, извлек
листок с текстом.
- Вот, - сказал он, вручая листок Наташе. - Почитаете на ночь. А завтра
приходите в наш ДК. На лекцию. Там и адрес есть. - Он указал на листок. -
А потом я отведу вас к святому отцу Константину.
-Спасибо, - поблагодарила Наташа. - Ну мы, наверно, пойдем?
От пристального взгляда Гужмы у нее возникало ощущение чего-то
липко-холодного. Взгляд бывшего наркомана был не то чтобы похотливый...
скорее - плотоядный. Гужма смотрел на Наташу не как на женщину, а как
на... еду.
- Идите, - кивнул Иннокентий. - Теперь мы будем часто встречаться.
- Может, спустимся вниз, - предложил Ласковин, - выпьем по стаканчику
за знакомство?
На первом этаже дома разместилась рюмочная как раз по рангу Иннокентия.
- Не пью, - строго сказал бывший наркоман. - И ты не будешь. Наши никто
не пьет.
- Ну как? - спросила Наташа, когда они вышли. - Ты узнал, что хотел?
Это не он, да?
- Бомбу бросил не он, - ответил Ласковин. - Но на "святого отца" стоит
взглянуть. И взглянем.
Даже если Лешинов и не имеет отношения к взрыву, все равно от его
ученичка на пять метров несет бесовщиной.
"Неужели у меня появился нюх на зло?" - с надеждой подумал Андрей.
Очень может быть.
У его машины возились двое парней, пытаясь взломать дверь.
Но не успел Ласковин что-то предпринять, как слева раздался свист, и
взломщики порскнули в разные стороны.
Ласковин мог догнать хотя бы одного, но не видел в этом смысла. Сам
виноват - забыл, выходя, включить "антиугон".
Поворачивая ключ, вспомнил об аккумуляторе. Ладно, завтра.
День прошел с пользой.
Глава четвертая
ЕХАТЬ К НАЧАЛУ лекции Ласковин счел излишеством, поэтому прибыли они с
Наташей через час после указанного в рекламке времени.
В фойе было холодно и пусто. Пустые фанерные стенды, какие-то
некроманиакальные картины в черных, зеленых и багровых пятнах расплывшейся
краски. Запах мокрой штукатурки и возбужденной толпы, такой беспокоящий в
пустом и холодном холле. Словно толпа призраков теснится вокруг и, потея
призрачным потом, вынюхивает живую кровь.
Ласковин встряхнул головой, и наваждение рассеялось. Обычный обветшалый
сарай для масс времен развитого социализма.
В гардеробе никого не было. То ли из-за холода внутри никто не хотел
раздеваться, то ли администрация решила сэкономить на зарплате.
По когда-то красной, а теперь серойст пыли дорожке, прикрывающей
высокие неудобные ступени, Ласковин и Наташа поднялись на второй этаж.
Здесь было то же, что и внизу: ни игровых автоматов, ни развеселой музыки
из бара, которого тоже не наблюдалось. Стеклянные с занавесками двери
буфета украшал амбарный замок.
Вдоль окон - наполненные землей глиняные горшки. Без признака
растительности.
Скудное освещение и подсвеченный "лягушкой" стенд с цветной глянцевой
фотографией святого отца и т. д. Константина Лешинова. "Луч света в темном
царстве". Не обремененный, впрочем, склонностью к самоубийству.
Андрей приоткрыл дверь зала и обнаружил полный контраст с безлюдным
фойе.
Аншлаг. При том, что рассчитана прямоугольная коробка человек на
тысячу, не меньше. Ни единого свободного места. Еще сотни две стояли в
проходах, подпирали колонны, обсели подоконники.
"Тысячи полторы", - прикинул Ласковин, оглядывая головы зрителей.
Верней, слушателей, потому что зрелища как такового не было. Если не
считать зрелищем одинокого человечка, расхаживающего по авансцене с
радиомикрофоном в руке.
Человечек, крохотный издали (лица толком не разглядеть даже зоркому
Ласковину), сыпал в пространство гладкие, уверенные слова. О здоровье, о
правильной жизни, о том, какая вокруг неправильная жизнь, - и
обличительные выпады против некоего политика, без упоминания, впрочем,
имен. Мол, сами знаете, о ком идет речь. Бог упоминался через слово: "Бог,
Заветы, Библия, Серафим Саровский и Сергий Радонежский..." Но в контексте:
"Я толкую, я подсказываю, какие книги читать, какие молитвы, с какими
намерениями..." - и для подкрепления авторитета: "Я лечу, я творю чудеса
(но это так, детские шалости), я наставляю всех, и (вскользь) предки мои
были такими же". Смысл не был главным. Главным было то, что собравшиеся
здесь - это одно, а остальные там, снаружи. Исподволь: там - враги. Но их
не нужно бояться. Пусть они боятся нас, потому что мы знаем их козни.
Вернее, "я знаю и научу вас". Еще о траве, которую топчут, а она все равно
растет - "мы - эта трава", еще о том, что "делай, что скажу, - и будешь
здоров, счастлив и благостен". И через слово "Бог", "к Богу" "для Бога".
Ласковину стало смешно. Маленький человек в черной рясе казался
пародией на какого-нибудь манихея-пророка. Воплощением тезиса: "Мир есть
ложь". Добавь один слог, кукушечье "ку", и вот она- упрятанная под "душой"
и "Богом" истина!
Ку-мир! Есть! Ложь! Неужели кого-то можно купить на такое? Кого-то не
из бывших торчков?
Ласковин взглянул на соседа, и его затошнило. Дергающаяся щека,
приоткрытый рот... Сосед напоминал загипнотизированную крысу.
Лешинов сделал паузу, и зал дружно вздохнул, зашевелился.
Андрей оглянулся, увидел рядом Наташу, улыбнулся ей, и она улыбнулась
ему - словно глоток жизни.
Ласковин снова обратился к залу. Примерно девяносто процентов
присутствующих - женщины. Половина за пенсионным рубежом. Но хватало и
молодых.
Особенно в первых рядах.
"Святой отец" кашлянул, и тут же воцарилась тишина.
Лешинов заговорил. Другим, обыденным тоном. Практические вещи. Что
говорить, что есть, что сделать, чтобы уберечь себя от недругов, что из
биозаряженных "средств" использовать, если пьет муж, если обижает сосед по
квартире, если дети не слушаются. Как себя вести завтра, послезавтра,
какой день - плохой, какой - хороший, как уберечься от сглаза, как
каяться, как какать...
Сосед Ласковина, сопя, скреб по бумаге шариковой ручкой. Лешинов
диктовал медленно, то и дело отсылая слушателей к собственным литературным
трудам, указывая страницы, от и до каких пор следует прочитать.
Завершив "инструкцию", Лешинов напомнил, что каждый его сеанс является
исцеляющим и что через неделю здесь состоится очередная встреча. А если
кому невтерпеж увидеть "святого отца" раньше, то завтра... и послезавтра...
- А теперь, - объявил отец Константин, - если у кого-то есть личные...
Половина зала немедленно ломанулась к сцене.
Ласковин кивнул Наташе, и они вышли в фойе.
Теперь здесь уже не было пустынно. Сновали улыбчивые энергичные тетки,
стояли лотки с лешиновскими "лекарствами": травками, иконками, книжечками,
зачарованными кулончиками и прочим.
Ласковин мягко "футболил" наиболее настырных торговок.
- Мы здоровы, у нас все хорошо, - повторял он и улыбался еще более
энергично, чем продавщицы брошюр и благовоний.
Натиск ослабел. Из зала повалил народ, и у теток появились более легкие
жертвы для наделения счастьем.
- Ну как? - спросила Наташа. - Проникся?
- До самой поджелудочной железы, - ответил Ласковин. - К счастью, у
меня пониженный рвотный рефлекс.
- Тес! - Наташа приложила палец к губам. - Как ты можешь? Вдруг кто
услышит? Нас же на кусочки разорвут!
Андрей усмехнулся.
- Нет такой травы, - сказал он, - чтобы прирастила обратно выбитые
хорошим гияку-цки зубы. Хоть ты ее трижды заряди!
Наташа сделала гримаску.
- Ну грубый я, грубый! - сказал Ласковив. - После этой "проповеди" мне
больше всего хочется дать кому-нибудь по роже!
- Нет, значит, в тебе положительной информационной энергии? -
улыбнулась Наташа.
- Нет, - согласился Андрей. - Ни положительной, ни информационной.
- Надо вам батюшку слушать, - вмещалась ухватившая конец их разговора
бабулька с нарумяненными щеками. - Батюшка поможет. Вы вот - крещены,
молодой человек? Да? Вот и хорошо! Вот и подите в батюшке Константину,
исповедуйтесь во грехах, покайтесь, да и очиститесь душой. Я вот сколь
батюшек знаю, а ни один, чтобы с таким пониманием, не был. Вот что значит,
когда православную веру в гору поднимают!
- Бабуля, - перебил Ласковин не слишком вежливо. - А какое отношение
Лешинов к православной вере имеет?
- Ну как? - искренне удивилась бабка. - Или ты слепой, не видишь, в
каком он облачении? Или не знаешь, что он - протоиерей? - Покачала головой
укоризненно. - Это, молодой человек, большой чин церковный, знать должен,
раз крещеный!
И отплыла, обиженная.
Ласковин в полной растерянности посмотрел на Наташу. Та засмеялась.
Ласковин, не выдержав, тоже улыбнулся.
- Да ладно, - махнул он рукой. - Бабка есть бабка: от мудрости до
маразма - один шаг.
- Что будем делать? - спросила Наташа. - Где наш Вергилий?
-Кто?
- Проводник. Гужма.
Андрей пожал плечами.
- Вот что, - предложил он. - Посиди-ка ты в машине, музыку послушай, а
я попробую сам к этому "церковному чину" пробиться. Лады?
- Обещал с собой брать? - напомнила Наташа. - Раз я экзамен выдержала.
- На три с минусом, - в свою очередь напомнил Ласковин. - Ладно, Наташ,
пожалуйста, подожди меня в машине. Мне так проще будет! Не обижайся!
- Ладно, подожду. Только и ты старушек не обижай, договорились?
- Договорились.
Андрей отдал ей ключи и проводил к выходу. А сам снова отправился
наверх.
- Вот ты где! - Гужма схватил его за рукав (Ласковин с трудом
удержался, чтобы скользящим блоком не смахнуть эту руку). - Я тебя ищу,
ищу! А где твоя жена?
- Дома, - сдержанно ответил Ласковин. - А что? Без нее - никак?
- Да все равно! Пошли! - Сейчас Иннокентий Гужма был совсем не похож на
того бомжеватого угрюмца, каким показался Ласковину в первую встречу.
Экс-наркоман был возбужденно весел, активно жестикулировал, говорил
быстро и громко.
Глядя на него, Ласковин усомнился в том, что Гужма - бывший наркоман.
Уж очень смахивал сейчас Иннокентий на торчка после недавней вмазки.
Но зрачки у Гужмы были в норме и прочие реакции - тоже. Тут Ласковин
ошибиться не мог.
- Я говорил про тебя отцу Константину! - сообщил Иннокентий. - Он
сказал:
веди. Так что пойдем, давай не отставай!
И ринулся прямо в толпу почитателей Лешивова, топчущуюся вокруг сцены.
Андрей последовал за ним.
Гужма впиливался в массу, как утюг - в шмат масла. Но на него никто не
обижался. Более того, многие из жаждущих здоровья и благолепия здоровались
с подчеркнутым подобострастием. И Кеша воспринимал это как должное, кивал
с важностью. Часть почтения распространилась и на Ласковина - тетки
сторонились, пропуская.
Гужма весело помахал какой-то женщине, окруженной благодарными
слушательницами. Женщина помахала в ответ.
- Матушка Поляновна, - пояснил Гужма Ласко-вину. - С батей в большой
дружбе.
"Ей бы еще батюшку Дубиныча для комплекта!" - мысленно сострил
Ласковин, оглядев дебелую тетку с широким властным лицом.
- Сюда, - позвал Иннокентий, раскрывая дверь, ведущую за кулисы.
Ласковин шагнул внутрь... и остановился. До сих пор он воспринимал
"святого отца Константина" как обычного мошенника вроде липовых "лам" и
"пророчиц-целительниц". Он уже почти уверился, что покоритель старушечьих
сердец не может быть связан с взрывом на Синопской. Сатанизм - это слишком
громко для болтуна-мошенника, а, как верно заметил Вадим, мошенники не
меняют свое амплуа.
Так рассуждал Андрей, пока не шагнул в узкий коридорчик сбоку от сцены
и не увидел на своем пути нечто знакомое, толстошее и мускулистое.
Но напрягла его не мускулистость (в конце концов, в нынешние времена и
мошенники нуждаются в охране), а радостное, "просветленное" выражение на
физии крепыша. Преградив путь Ласковину, он излучал не надменное
пренебрежение бандита, а заботливое превосходство посвященного. Впрочем,
суть оставалась та же: кругом марш, молодой человек!
Пока Ласковин размышлял, то ли ему выйти обратно, то ли тюкнуть крепыша
в пятачок, Гужма, вспомнив, обернулся и небрежно махнул рукой:
- Он со мной к бате, Дима!
- А... - Крепыш тут же посторонился. - Извините, - сказал он Ласковину.
Вот так. Да, не последний здесь человек Иннокентий Гужма.
Может, он и не по дурости стращал тогда ОМОН. Да нет, по дурости. Кто
же грозит ОМОНу, не имея за спиной десятка ребят в брониках или, на худой
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг