третий. - Не забыл?
- Я ничего не забываю, - отрезал Ласковин.
- Серега, - сказал первый тому, что сел в "Жигули", - за нами поедешь,
о'кей? - и направился к "вольве". Третий - за ним.
Андрей распахнул дверцу "Жигулей".
- Ну-ка, вышел отсюда! - негромко произнес он.
- Охренел? - удивился парень, уже собравшийся включить двигатель. - Мы
же договорились! Ты что, мужик, киздюлей захотел?
- Вы договорились, - насмешливо бросил Ласковин. -А я нет!
И сунул ствол "медиума" лихому парню за отворот куртки.
- Не трогай ключ, - посоветовал он.
Парень оглянулся: ментовская тачка как раз тронулась, приятели его
подходили к "вольве". Твердый холодный ствол пистолета больно нажимал на
ключицу.
- Надо бы башку тебе разнести, - негромко произнес Ласковин, получая
удовольствие от того, как меняется выражение на физиономии парня. - Да
мозгами весь салон засрет. А так... только сиденье поменять.
- Ты охренел! - убежденно сказал парень. - Только стрельни - и тебя
потом с говном смешают. Без всяких ментов. Кореша мои ксиву твою видели,
мудак ты сраный! И не...
- Считаю до двух, - перебил Ласковин и нажал сильнее. -Раз...
- Ой ты козел... - пробормотал парень. - Ладно, выхожу я, убери пушку!
- Мужики! - заблажил он, выбравшись из машины. - Мужики, сюда!
Ласковин вложил "медиум" в кобуру. Выставленный им из машины глядел
волком, но силу применять не решался. Два его приятеля бежали к ним.
Первый с ходу налетел на Ласковина и, встреченный четким толчком в грудь,
отлетел на пару шагов назад.
- Там и стой, - посоветовал Ласковин.
- Ты ч°, мужик? - закричал третий. - Совсем, что ли?
- Я тебе не мужик, - холодно произнес Ласковин. - Обычно меня называют
Спортсмен. (А почему бы и нет?) Может, слыхал?
Нет, не слыхал. Но прибздел, невооруженным глазом заметно.
Первый еще хорохорился:
- Спортсмен ты или кто, а мы тебя найдем. И разберемся, понял, нет? -
но держался, впрочем, на дистанции.
Разумно. Здесь, посреди улицы, днем, при свидетелях...
- Найдете, - согласился Ласковин. Его разбирал смех, но лицо старался
держать суровое.
- Найдете. А трудности будут - поинтересуйтесь у "тобольцев".
Подскажут, как меня найти.
Чистая правда: Корвет знает его адрес. Но не будут парни
интересоваться, по рожам видно - не будут!
- Что-то я слышал насчет четырех тонн? - лениво процедил Ласковин.
- Ну, - замялся водитель "вольвы", - я там посмотрел, ну, вроде, не
очень, так, двери отрихтовать, покрасить... - Упоминание "тобольцев"
произвело потрясающий эффект. - Некруто, в общем, ну максимум - пятьсот.
Как, Спортсмен?
Нормально?
- Нормально, - кивнул Андрей. - Вполне нормально. Пятьсот. Мне.
Не надо борзеть, хлопчики, как говорит его сэнсэй. Дверь отрихтовать и
подкрасить - от силы двести.
Пострадавшая, теперь уже действительно пострадавшая, тройка потеряла
дар речи.
- Короче, так, - продолжал давить Ласковин. -Подставились вы мне.
Подняться захотели? Понимаю. - Андрей кивнул. - Не понимаю, почему менту
меня заложить пытались?
- Да ты что! - обрел голос водила "вольвы". - Ты| что, офинденел? Кто
тебя закладывал?!
- А я говорю - заложить меня хотели! Что это он вдруг ехал-ехал - и
остановился? - в три раза тише, но с неприкрытой угрозой произнес
Ласковин. - Бабки сюда!
Он полностью вошел в образ и вид имел свирепый.
- Нет у нас столько, - подал голос второй.
Этот уже врубился, что " лох " не лох. Это они - лохи.
- Бывает, - невозмутимо сказал Ласковин и сунул большие пальцы под
брючный ремень, приоткрыв край кобуры. - Бывает. Верю. И даже "вольву"
вашу, - усмехнулся краем рта, - забирать не стану. Вечером с деньгами у
Апрашки. Тачку мою теперь знаете. Вечером в восемь.
- Хорошо, - с подозрительной легкостью согласился второй и вознамерился
отбыть.
- Еще не все, - сказал Ласковин. - Вечером тонну.
- Тонну? - взметнулся первый, водила. - С хера ли еще пять сотен?
- Счетчик, - пояснил Ласковин.
- Ладно, будет тонна, - быстро сказал второй. - Пошли, мужики!
- Минуту! - произнес Андрей. - Так, на всякий случай. Если сегодня...
заблудитесь. День - еще пять сотен. Как меня найти - я сказал. Сам
искать не буду, но лучше бы вам не потеряться! - он многозначительно
похлопал по кобуре.
- А чем докажешь, что с "тобольцами" завязан? - выкрикнул первый, не
обращая внимания на знаки второго. -Чем...
Ласковин сделал быстрый выпад, поймав левой рукой водилу "вольвы" за
затылок, вдавил большой палец в ямку за ухом.
- Стоять! - рявкнул он двум приятелям, выхватывая пистолет.
Те, надо сказать, и не собирались бросаться на выручку другу. Водила
скулил, безуспешно пытаясь оторвать пальцы Андрея от своей головы, а
Ласковин гнул его вниз, к земле. Удержать неудачливого рэкетира было
непросто: здоровый, ублюдок, - но и вырываться в полную силу тот не
решался. Больно очень!
- Давайте, давайте! - подзуживал Ласковин, делая "безумный" взгляд. -
Счас я вам бошки поотстрелю. А тебе, - это водило, - так откручу! - и
нажал с такой силой, что тот заверещал.
- Динамить меня? - с придыханием произнес Ласковин. - Замочу всех!
- Мы заплатим! - поспешно сказал второй. - Мы сейчас заплатим, только
скинемся. Отпусти его, слышь!
- Три минуты! - сказал Андрей. И с силой толкнул водилу на третьего.
Оба еле уотоялй на ногах.
- Бандиты! - сказала пожилая женщина, останавливаясь и с неодобрением
глядя на Ласковина. - Сейчас милицию вызову!
- Лучше уйди, тетка, лучше уйди, - посоветовал ей второй. - А то внуков
не увидишь!
- Три минуты! - напомнил Ласковин.
- Поднялись, - сердито проворчал второй, усаживаясь справа от водителя.
- А кто знал, бля? - откликнулся третий с заднего сиденья.
Первый промолчал. У него болело ухо.
По дороге домой Андрей заехал на Театральную, взял билеты в "Мариинку"
на сегодня. "Жизель". Третий ряд взял, не пожалел ракетных денежек!
К балету Ласковин, надо признаться, относился равнодушно. Но "Мариинку"
любил. Из-за интерьера. Из-за чувства праздника. Но больше всего он
любил Наташу.
Еще Андрей приобрел пять крохотных тюльпанов с луковичками. И
бледно-синий невесомый платок из козьего пуха.
- Ты меня провоцируешь, - сияя, сказала Наташа. - Я теперь каждый день
буду тебе сцены устраивать! А ты меня - задаривать. Так, да?
- Попробуй, - улыбаясь, предложил Андрей. - Только имей в виду, что
сейчас у нас есть минут сорок, не больше. Пошевеливайся, моя радость!
- Удивительно, - сказала Наташа. - Как такой энергичный человек может
до полудня валяться в постели?
- Это не я, это другой, - ответил Андрей.
- У меня не было таких тюльпанов, - крикнула Наташа уже из кухни. - Что
с ними делать?
- Я думаю, просто поставить в воду.
"Не надеть ли смокинг? - подумал он. - Пожалуй, нет. Сначала надо
купить девочке вечернее платье".
Когда, вымыв руки, Андрей вошел на кухню, Наташа танцевала. И
одновременно накрывала на стол. Или накрывала на стол, одновременно
танцуя. Очень грациозно.
Шажок, поворот - ножки в опушенных белым тапочках встают на носочки -
еще шажок, руки подхватывают тарелки, плавно переносят их, без стука
опускают на белую скатерть, еще шажок, поворот...
Поймав взгляд Андрея, улыбнулась, откинула голову назад...
Андрей похлопал в ладоши и не удержался, подхватил, усадил к себе на
плечо, закружил быстро-быстро, придерживая за теплое твердое бедро...
- Кто сказал: у нас мало времени? - прошептала девушка, наклонясь к его
уху. - Перестань, мы люстру свернем!
- Тебе не нравится? - Андрей остановился. Наташа соскользнула на пол.
- Нравится! Очень нравится! - Она чмокнула его в щеку. - Но тебе не
понравится холодный суп.
- Какой суп?
- Грибной. И плов. Годится?
- Чудно. Дай только попить что-нибудь. Там пиво осталось?
- А как ты думаешь? Нет! Я выпила. Все семь бутылок! Возьми-ка сам,
холодильник рядом, а я пока цветы в комнату отнесу.
- Успеешь. Сядь и поешь нормально. Пива тебе налить?
- Не хочу. Вина бы я с тобой выпила, но тогда мы поедем на троллейбусе.
- Пиво - тоже алкогольный напиток, - сказал Андрей. - И кефир. Сто
грамм "либфраумильх" мой организм впитает, не заметив.
И потянулся к шкафу.
- За твой успех! - провозгласил он. - Там, в Голландии!
- Вздор! - возразила Наташа. - За нас с тобой! И только так!
- На брудершафт! - сказал Андрей и засмеялся.
- Ото!.- произнесла Наташа, с подозрением изучая вмятину на "Жигулях".
- Ты попал в аварию?
- Какая авария? - стараясь не переиграть, соврал Ласковин. - Какой-то
урод ткнул, пока была на стоянке! Совсем дикий народ пошел!
Наташа промолчала.
Андрею представлялась возможность угадать: поверила или нет. Беспокоить
лишний раз ее не хотелось. Ласковин и так прекрасно понимал, что должна
чувствовать его девушка, когда он гоняет по городу, пытаясь выйти на тех,
кто уже пытался его убить. Ссора, вспыхнувшая, когда Андрей пересказал
девушке предложение Корвета, - выплеск этого постоянно копившегося
напряжения.
Помня о дневном происшествии, Андрей вел машину с необычной для него
осторожностью. Наташа, положив голову на его плечо, смотрела, как движутся
навстречу серые сумерки. В приспущенное окно вливался влажный воздух,
пахнущий весной и бензином. Из колонок позади вытекала музыка. Похожая на
бег водомерки по поверхности пруда. Или на пушинки в солнечном свете.
Наташа взяла коробочку и прочитала: "Китаро. Астральное путешествие.
Музыка для медитации ".
Китаро... Загадочное имя.
Там, где вымысел, голый, Украдкой бежал через двор, Мне беспомощный
голос Опять напятнал разговор.
И в усталые руки Уныло наплакал дождем Заходящий без стука И шепчущий:
"Полно, пойдем".
А по ельнику скачут Огни потерявшихся звезд.
На заброшенной даче С утра заливается дрозд, И вдоль пыльной дороги,
Цепочкой - собачьи следы.
Но густой и широкий, Уже поднимается дым, И смолистые бревна Трещат. И
метель языков.
И обрушилась кровля.
Но в небо вонзается зов, И приходит тигрицей, Нежданно, на маночий
звук, Та, что больше не снится...
Наташа открыла глаза: ей стало страшно. Серые сумерки и бледные огни,
плывущие навстречу. Она крепче прижалась к Андрею, изгоняя страх его
теплом.
- Я тебя люблю, - прошептала она молитву-охранительницу. Андрей,
счастливо улыбаясь, вел машину сквозь оледеневший от долгой зимы и
безысходности город.
Впереди ждал Праздник!
- "Их ловили руками..." - прошептала Наташа.
- Что?
- Ничего. Это я так.
Слева проплыло приподнятое здание Манежа.
- Скоро приедем, -сказал Андрей. - Тебе хорошо?
-Да.
"Та, что больше не снится..."
Глава четырнадцатая
ПЛОСКИЙ ДЛИННЫЙ КАМЕНЬ с одного конца был выщерблен сверху. Pyкoй
человека.
В углублении горел огонь. Голый худой человек сидел на поросшем вянущей
травой берегу лесного озера и, положив подбородок на колени, глядел на
черную неподвижную воду. В ней, как в зеркале, он мог видеть и желтый
огонь, горевший на камне, и сам камень - черный наплыв, и половину
собственного лица - черный провал глаза под шапкой спутанных волос.
Сухой лист упал на поверхность озера, замер, едва касаясь воды
изогнутым краем.
"Осень", - подумал человек.
От огня шло тепло. Правому плечу было жарко, левому - прохладно.
Человек смотрел на свое отражение. Выло что-то таинственное в том. что
одна сторона лица, та, что в тени, растворялась в черноте, словно голова
наполовину погружена в мир духов.
Сильный запах псины. Запах, от которого становится спокойней. Человек
не пошевелился. Когда косматый зверь уселся рядом, свесил язык, глядя туда
же, куда и хозяин, - в воду. Дыхание пса участилось.
"Пить хочет, - подумал человек. - Сейчас прыгнет". Не глядя, он схватил
свалявшийся мех на загривке пса: сиди.
Осень. Человек вздохнул. И услышал шаги. Он еще раз вздохнул и отпустил
собачий загривок, повернулся, не поднимаясь. Теперь он сидел на корточках
и глядел на тонкие ноги, выглядывающие из-под меховой накидки. Гладкие, не
похожие на его собственные, перевитые венами и жгутами мышц. Человек
поднял глаза, увидел коричневый мех тяжелой медвежьей накидки (он сам
добыл медведя прошлой зимой), а потом большие настороженные глаза.
Девушка. Думая о важном, человек совсем забил о ней.
Испуганный напряженный взгляд всколыхнул в человеке задремавшее чувство
опасности. Под этим взглядом человек понял, что он - гол. И посмотрел
вниз, на траву. Но искал он не одежду: штаны не защитят человекa от врага,
- а длинный нож в кожаном чехле. Нож и косматый зверь. Человек сразу
успокоился. Снизу вверх глядел он на девушку. Знал, зачем она пришла.
Под его немигаюшим взглядом девушка поежилась: сразу стало холодней.
Холодней, но решительным движением она сбросила накидку, расстелила на
траве...
Человек оглядел ее, тонконогую, почти безгрудую, с втянутым от холода и
страха животом... Она ему не нравилась. И кoжa ее, должно быть, холодна,
как изнанка аиста.
Девушка переступила с ноги на ногу, неловким, "замороженным" движением
поправила волосы. Ей было страшно. Мужчина, сидевший на корточках в пяти
шагах от нее, не Был стар и отвратителен, КаК говорили ей. Аеншины.
Наоборот, он был молод и хорош лицом и телом. Но у него были глаза лесного
зверя-людоеда. Глаза чудовища. Даже его огромный, втрое крупней
поселковых, пес выглядел человечнее.
- Я - Мал°на, - сказала девушка.
Мужчина молчал.
Ее избрали потому, что из незамужних, достигших зрелости, только она
одна не имела изъяна. И защитника из старших, что вступился бы, не
позволил швырнуть Мал°ну в Берлогу зверя.
-Таков обычай, - сказали Женщины. - Он обрюхатит тебя, и ты вернешься.
И будет тебе почет.
- Он возьмет тебя, а потом разрежет на части и сожрет! - шептала на ухо
в душной темноте дома ненавистница-сестра. - И уд у него раздвоенный и
острый, как нож. Он разрежет тебя, обратится в росомаху и сожрет!
Теперь Мал°на видит: сестра врала. Но все равно ей страшно.
Пес встал. Подошел к накидке, зарылся в мех широкими передними лапами,
как в траву.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг