Помогайте!
Через минуту работяги и бандиты, построившись в цепочку, передавали
друг другу коробки. Двоих "тобольцев" Корвет отправил за водопроводчиками.
Предоставленный самому себе Ласковин лежал в автобусе и был совершенно
беспомощен. Укатали сивку крутые горки!
Вернулись посланные, привели водопроводчиков. Подбадриваемые тычками,
те живо принялись за дело и через четверть часа перекрыли линию. В подвале
и во всем доме поступление воды прекратилось. К этому времени выносившие
товар стояли уже по колено в воде. Но грозная фигура Корвета была
пострашней возможной простуды.
Двое водопроводчиков, признав в нем старшего, топтались около, с
надеждой поглядывая, но прямо обращаться не решались.
Корвет сам заметил их.
- Каждому - по бутылке водки, - распорядился он. - И на хер!
Это было намного меньше, чем те рассчитывали, но по Корвету видно было:
если и прибавит, то только по зубам.
Через полчаса большая часть товара была вынесена наружу. Мокрые коробки
на морозе быстро заледенели.
- Ты, ты и ты! - распорядился Корвет. - Останетесь здесь, присмотрите.
Придет Крепленый - скажете: повез Спортсмена к пахану!
- Да вон он, легок на помине! - сказал кто-то.
Серая "вольво-850" вывернула из-за угла и с визгом затормозила слева от
автобуса.
- Где он? - еще из машины закричал Крепленый.
- Там! - Рыжий Корвет и не пытался скрыть неудовольствия.
Пара рук ловко плела веревку. Пальцы так и мелькали. Время от времени они
подхватывали из пучка очередную нить, нет - волос, толстый, черный, и
вплетали его в щетку остальных. Андрей знал эти руки. Свои собственные
руки, правда, без каратэшных мозолей на суставах, но несомненно - его.
Веревка все удлинялась, ложилась внизу упругими кольцами. Для чего она,
Андрей не знал, но знал, что нужна...
- Давайте тащите его ко мне! - распорядился Крепленый, подчеркнуто
игнорируя рыжего.
С Андрея сняли наручники, выволокли из автобуса.
Крепленый пальцем приподнял ему веко.
- В самый раз! - констатировал он.
- Я с тобой поеду! - заявил Корвет, встав рядом. - Это я его положил!
Крепленый резко обернулся, улыбнулся, как оскалился.
- Сам управлюсь! - отрезал он. - Можешь двигать к пахану, доложить, что
придурок у меня!
- Гришавин сказал: сразу к нему везти! - возразил рыжий.
- Покизди у меня! - с угрозой произнес Крепленый, краем глаза наблюдая,
как Ласковина втаскивают в "вольво". И, увидев, что с "погрузкой"
закончено, поспешил к машине.
- В гараж! - велел он, плюхаясь на заднее сиденье.
- Ты даже не представляешь, Спортсмен, что я с тобой сделаю, - тихим
голосом говорил Крепленый в ухо Ласковину. - Но я тебе сейчас расскажу!
Сначала мы приедем в хорошее место. Хорошее место, Спортсмен, тихое, как
морг. Там я возьму ножик и буду тебя резать. Долго резать, может, ночь,
может, две ночи. Я буду стругать тебя по кусочкам, как полено, ты слышишь
меня, Спортсмен? Я буду отрезать от тебя по кусочку, а Чиркун будет
прижигать паяльничком... чтобы ты не умер раньше времени, Спортсмен. Мы
отрежем тебе пальцы, уши, нос, яйца тоже отрежем, но не сразу, Спортсмен,
не сразу! Куда нам спешить? Сначала мы тебя опетушим, я и мои кореша. А
потом начнем резать. И прижигать. И кормить тебя будем, Спортсмен. Отрежем
кусочек - и сварим. И покормим. Мы будем хорошо тебя кормить.
Ре-гу-ляр-но! Я сам буду тебя кормить, Спортсмен...
Андрей плохо понимал, что шепчет ему Крепленый. Слова сливались в
ровный невнятный шум, от которого усиливалась головная боль. Ласковин не
знал, сколько они уже едут и где находятся. И не мог открыть глаза, чтобы
посмотреть.
Машина остановилась. Холодный воздух обжег лицо Андрея, когда его
вытащили из машины.
- Слышь, Крепленый, глянь, как его колотит! - сказал третий бандит. -
Как бы не откинулся прямо счас?
- Не откинется, - уверенно сказал Крепленый. - Спортсмены, они крепкие.
Тащи его в гараж. Потягу скажи: пусть едет. А за нами - утром. И чтоб ни
звука, усек?
Андрея втащили внутрь, бросили на пол, навзничь. Подвешенная к потолку
лампочка горела так ярко, что свет ее резал Андрею глаза даже сквозь веки.
Один из бандитов сел за руль "вольво", и машина уехала. Двое остались с
Крепленым, один прикрыл дверь гаража, второй запустил обогреватель.
Крепленый налил себе стакан водки, проглотил половину, а остаток
выплеснул Ласковину в лицо.
- Херовый ты спортсмен, Спортсмен! - сказал он и пнул Андрея в печень.
- Трухлявый!
Удар перевернул Ласковина на бок, и его снова вырвало. Желчью.
С огромным усилием Андрей открыл глаза и увидел кусок серого бетона и
какие-то расплывающиеся тени. Что-то твердое с тупой болью давило на
ребра. Какой-то выступ на полу... Тот, другой, не приходил. "И не придет!"
- вдруг понял Андрей.
Он там, в ночных кошмарах, а здесь, в реальности, только реальные
кошмары...
Тупая боль сменилась острой. Металл, кусок металла или, может, кирпича,
остро вонзался в бок. Андрей пошевелился, и боль ослабла.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Ты только не сдохни, Спортсмен! - озабоченно проговорил Крепленый,
присаживаясь на корточки около Ласковина. - Чиркун! Налей мне еще стакан!
Вот, Спортсмен, позырь! - И поднес к глазам Андрея узкий, бритвенно острый
нож. - Видишь, Спортсмен? Видишь?
Андрей действительно разглядел полосу металла, от которой отражался
электрический свет. Но еще он понял, что предмет, упирающийся ему в ребра,
- выпавший из кармана куртки "вальтер". Тот самый, крепленовский.
Ласковин почти бессознательно скреб пальцами по выступу рукоятки. Он
цеплялся за пистолет, как утопающий за соломинку. Для того чтобы
высвободить оружие, надо было приподняться, но даже это было сейчас Андрею
не по силам. Пусть ему и удалось бы вытащить пистолет, ведь нужно еще
выстрелить, а выстрелив - попасть... в какую-нибудь из теней, что плыли
перед глазами.
Чиркун подал Крепленому стакан. Тот отхлебнул водки, поставил на пол.
- Выпить хочешь, Спортсмен? - И толкнул Ласковина кулаком в грудь,
отчего тот снова опрокинулся на спину.
Пальцы Андрея сжались на рукояти "вальтера". Там, на Разъезжей, он не
удосужился поставить его на предохранитель, и, когда палец его нажал
спусковой крючок, оглушительно грохнул выстрел.
- Еш твою... - выдохнул потрясенный Крепленый, когда пуля свистнула у
его уха. - Еш твою мать!
Пронзительный вопль за спиной заставил бандита оглянуться.
Посланная в никуда пуля ухитрилась найти цель: угодила в ляжку Чиркуна,
отбросила того на груду покрышек.
Андрей с огромным трудом повернул голову. После выстрела пистолет едва
не вырвался у него из руки, но, как ни странно, в глазах немного
прояснилось.
Он увидел нож в руке Крепленого и бледное пятно его лица. Локоть руки
Ласковина упирался в пол, поэтому он сумел поднять пистолет на несколько
сантиметров и еще раз нажать на спуск.
Пуля угодила в край лезвия ножа, вышибив его из рук Крепленого, и,
слегка изменив траекторию, вошла под левую ключицу и вышла из спины, не
задев ни позвоночника, ни крупных сосудов. Но удар ее опрокинул
Крепленого, основательно приложив затылком о бетонный пол.
Так получилось, что чуть живой и с трудом соображающий Ласковин
ухитрился попасть два раза из двух в то время, как Ласковин в хорошей
форме неизменно промахивался. Над этим следовало бы подумать, но
как-нибудь в другой раз.
Третий бандит стоял к остальным спиной, собираясь запереть ворота
гаража, обитые изнутри, для теплоты, толстым войлоком. Первый выстрел
заставил его подскочить на месте и обернуться, как раз когда Ласковин
второй раз нажал на спуск. Бандит увидел нож, взлетевший пропеллером в
воздух, падающего Крепленого и Чиркуна, корчившегося на груде покрышек у
дальней стены гаража. И еще он увидел пленника с неизвестно откуда
появившимся пистолетом. Дальше "тобольцем" управлял уже инстинкт
самосохранения. Андрей лежал к нему спиной, и первым движением бандита
было выхватить собственное оружие. Он потянулся к заткнутому за пояс, за
спиной, пистолету, но тут Ласковин опрокинулся навзничь. Это движение,
вызванное слабостью, "тобольцем" было истолковано однозначно.
"Третья маслина - моя!" - мелькнуло у него в голове. Он выскочил из
гаража и стремглав пустился наутек. Пока он несся между рядами железных
боксов, ему несколько раз почудился треск выстрела. Но это было лишь
разгулявшееся воображение. Зато два свирепых пса, набросившихся на
"тобольца" у ворот гаражного комплекса, были самыми настоящими. Бандит
ринулся напролом, прорвался... и собачьи клыки впились ему в ягодицу. Тут
он вспомнил о пистолете, который держал в руке, и принялся палить во все,
что вертелось вокруг, рыча и полосуя его одежду клыками. Бандит вышел
победителем. Прихрамывая, он припустил к воротам, а сторож, которому
полагалось выскочить и задержать злоумышленника, счел за лучшее остаться у
себя в будочке. Четыреста восемьдесят тысяч рублей - не такая сумма, чтобы
рисковать собственной головой.
Как ни странно, поставленный на пол стакан с водкой не перевернулся. Как
ни странно, желудок Ласковина, всего лишь несколько минут назад извергший
последний плевок желчи, не вытолкнул обратно проглоченный алкоголь. И
наконец, третье:
огонь в желудке, разлившись по телу, отчасти вернул Андрею способность
двигаться. Ласковин встал.
Мир двоился и троился у него в глазах. Ног он просто не ощущал,
удерживая равновесие тем непостижимым образом, который позволяет в хлам
пьяному человеку, отогнувшись назад под немыслимым углом, зигзагами
пересечь улицу, полную машин, и ни разу не упасть.
Может быть, Ласковин был пьян, может быть, его мозг просто работал с
перебоями, время от времени выключаясь. Ласковин помнил, как он встал.
Помнил, как, шатаясь, подошел к воротам гаража, открыл их с третьей или
четвертой попытки и выбрался на мороз. Еще он помнил, как задубела от
холода промокшая одежда.
Ласковин вышел, начисто забыв о Крепленом, о втором бандите, истекающем
кровью в оставленном гараже, вышел и побрел в ночь. В следующий раз он
очнулся, споткнувшись обо что-то мягкое и упав. Споткнулся Ласковин о
собачий труп. В шаге от него лежал второй. Андрей видел их, но едва ли
понимал, что это. Он встал (может быть, уже не в первый раз) и, чудом
удерживая равновесие на смерзшемся гравии, поплелся к воротам. Мимо
собачьих трупов, мимо будочки сторожа, через калитку с болтавшимся на
одной петле замком, разбитым двумя пулями (будь стрелявший чуточку
посмелей, пара таких пуль сидела бы в теле Ласковина), и дальше, дальше,
сначала по бугристой автомобильной дороге, затем - по тропинке, мимо
свалки, через небольшую рощицу, через железнодорожную насыпь (спускаясь с
нее, Ласковин упал и почти минуту выбирался из засыпанной снегом канавы),
через еще одну свалку, через пустырь, потом мимо какой-то стены - пока
наконец не уткнулся в железную коробку автобусной остановки. Ласковин
оттолкнулся от нее и, сделав несколько неверных шагов в сторону, ударился
о шест со знаком дорожного перехода. Обхватив его руками (пальцы
совершенно онемели), Ласковин глядел на скупо освещенную улицу, на
проспект, разделенный пополам занесенным снегом газоном, на редкие машины,
возникающие слева и сбрасывающие скорость перед поворотом... Он их больше
не боялся. Сколько он шел? Полчаса?
Час, два? Сколько стоял так, таращась в темноту, слегка разбавленную
розовым люминесцентным светом?
Неважно. Важно, что, когда на какое-то мгновение ясность мыслей
вернулась, Андрей узнал это место. И понял, что совсем рядом, в
каких-нибудь трехстах шагах, его квартира.
Будь Ласковин в здравом уме, трижды подумал бы, прежде чем решиться
вернуться в оставленный дом. В дом, где, скорее всего, уже несколько дней
ожидали возвращения хозяина. И не для того, чтобы спросить, где у
Ласковина туалетная бумага. Но сейчас у Андрея было только два выхода:
рискнуть или лечь на землю и замерзнуть.
Когда Ласковин наконец добрался до своей двери и повернул окоченевшими
пальцами ключ, никто не выстрелил в него из темноты коридора.
Плечом включив свет, сдирая с себя стоящую колом одежду, Ласковин
побрел в ванную, включил горячую воду и через минуту плюхнулся в
долгожданное тепло. Тело его свело от боли, но эту боль можно было и
потерпеть...
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Проснулся Андрей в собственной постели (хотя и не помнил, как туда
попал) от телефонного звонка. По привычке он протянул руку к трубке... и
отдернул, сообразив: не надо! Предостерег его сам телефон. Не его телефон!
"Ну конечно, - с опозданием сообразил Ласковин. - Я же его снял... и он
сгорел в машине". Да, так.
Ласковин сел на постели и невольно охнул от боли. Господи! Болело все,
что только могло болеть! Снаружи и внутри. Ласковин рухнул обратно и, сжав
зубы, перетерпел новую волну. Телефон продолжал звонить. Терпеливый, гад!
Настольные электронные часы показывали восемь пятнадцать. Сколько он
спал?
Шесть, пять часов? Четыре? Шаг за шагом Ласковин попытался восстановить
вчерашнее. Отчасти ему это удалось. Отчасти. На стуле лежало полотенце.
Еще влажное на ощупь. Простыни были чистыми. На ковре отпечатались грязные
следы. Не его. Телефон наконец унялся... чтобы зазвонить снова. Новенький
белый телефон-трубка.
Ласковин медленно-медленно оторвал голову от подушки. Двигаться можно.
И боль можно терпеть... Если не делать резких движений. Все-таки ему
неимоверно везет!
По всем жизненным правилам сегодня утром он должен был стать куском
окровавленного мяса. Живого или уже мертвого. Ласковин встал. Накативший
приступ тошноты заставил зажмуриться. Да, ему везет, но везение это, как
говорят, второго сорта.
В ванне все еще стояла вода. Теплая. Ласковин подавил желание лечь
(время, время!), выдернул пробку и включил душ. Когда струи воды упали на
голову, тупая боль сменилась резкой, как от ожога. Андрей осторожно ощупал
самое болезненное место (повыше лба) и обнаружил здоровенную шишку и
ссадину. Именно сюда его приложил рыжий. Что ж, недурной удар. Сотрясение
мозга, вне всякого сомнения!
Ласковин посмотрел на своей многострадальный бок. Он был щедро залит
зеленкой, так щедро, что простыни наверняка не отстирать. Ну и хрен с
ними. Сама рана, насколько можно было определить под слоем зелени, - без
особых изменений.
Ласковин выключил душ, взял тридцатилитровый бак, из которого обычно
обливался, и наполнил его примерно наполовину. Поток холодной воды вызвал
новый апофеоз боли, но через пару секунд стало заметно легче.
Андрей осторожно вытерся, обработал бок (на этот раз - как следует) и,
собрав вчерашние грязные бинты, выбросил их в помойное ведро.
Как ни странно, квартира его разгрому не подверглась. Все было цело и
более-менее в порядке. Грязные следы, гора окурков в майонезной банке
(рядом - пустая пепельница), какие-то потеки на кухонных занавесках -
мелочь, не в счет.
В холодильнике даже прибавилось продуктов, правда, не из тех, что сам
Ласковин предпочел бы съесть.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг