сердце, вишь, молодой еще! Пьяный!
Ну, братан, давай-ка на выход, а то еще блеванешь тут!" Вышли - и на
скамеечку.
И так, пока труп не окоченеет, хоть до следующего утра.
Андрей потянул сумку на себя, прикрывая на всякий случай пах и
поворачиваясь спиной к вертикальному поручню. Потянул... а сумка не
подалась! Застряла?
Андрей быстро опустил руку вниз... и успел поймать запястье,
вышмыгнувшее из бокового кармана сумки... и тут же встретился глазами со
стоящим на ступеньку ниже. Угрожающий прищур: ну-ка отпусти, мужик... и
только пикни!
Андрей не отпустил: достали, блин! Сначала "вольво", теперь карманник!
Не отпустил, наоборот, зафиксировал пальцы-кисть в болевом хвате. Нажать
посильней - и "инструмент" испорчен по крайней мере на месяц. Вор
стрельнул глазами, и два компаньона (ну конечно!) схватили Андрея под
руки. Третьему было не дотянуться.
- Только вякни, мужик! - предупредил-прошипел один Ласковину в ухо,
брызжа слюной.
Вякнул. Не Ласковин - "компаньон". Когда локоть Андрея погрузился
сантиметров на десять в его висловатый живот. Негромко так вякнул и сразу
посинел лицом.
Больно! А ты как думал? Еще на чуть-чуть поглубже - и вовсе бы
отключился. Но посильней нежелательно. Возможен рвотный рефлекс. На голову
Ласковину.
А теперь - второму. Каблуком по ноге, по самому кончику кроссовки. Ну,
молодой человек! Разве можно ругаться в общественном месте? И драться тем
более. Кулаком - по почкам! Разве можно? Ах, я вас обидел? Тогда повторим.
Тем же каблуком по тому же месту. А кожа у кроссовок тонкая!
Прикосновение острого металла к руке, поймавшей злонамеренные пальцы.
Нехорошо, приятель!
Отдергивая руку, Ласковин "довел" прием и под хруст выворачиваемых
суставов поймал вторую руку. Нет, не бритва - монетка. Но такой монеткой
можно и сухожилия перерезать! Давай-ка еще похрустим! Нет, приятель, тебе
не месяц теперь, а полный квартал без работы сидеть. Ага, остановка!
- Выходим, молодой человек?
- А как же!
Один вот уже сам выпал, а второй... застрял. Ну, если немного помочь? И
третьему - тоже. Не видишь? Девушка выйти хочет!
- Ну зачем вы так грубо?
- Кто, я? Да разве это грубо? Да разве он обиделся? Верно, братан, ты
не обиделся? Видите, девушка, - молчит! Обиделся - сказал бы. А он не
говорит. (И почти не дышит, кстати. Но это пройдет.) Эй, парень, а ты
разве не с ними?
Видишь, я угадал! С тебя приз! Ну ладно, ладно, не загораживай проход!
Автобус тронулся. Четверка проводила его ненавидящими взглядами. А
граждане пассажиры и не заметили ничего. Или не подали вида, что заметили.
У таких кошельки вынимать - милое дело. Нас четверо. А вас? Сорок? Нет,
дорогой. Ты - один! А тебя не трогали - и припухни! Ласковина раньше тоже
не трогали. А сейчас вот тронули. Может, от пачки баксов какие особенные
флюиды исходят, притягательные? Хорошо хоть пулька та в бумажник не
угодила. Бакс с дыркой ни в одном обменнике не возьмут. Даже за полцены. В
Америку везти придется. А это далековато.
Андрей вышел на Среднеохтинском, купил три банана - есть хочется! Не
удивительно: уже четыре часа.
Фирма, оказывается, называлась не "Шанкр", а "Шанкар". Нечто индусское,
надо полагать? Конопля?
Пустынный проспект. Пара машин на крохотной автостоянке за квадратными
колоннами. Андрей остановился неподалеку, не торопясь ел бананы. Неплохой
сегодня день. В смысле погоды неплохой. Снега нет. Ветра нет. Морозец
градусов пять. Милое дело. Стой себе, Ласковин, кушай банан, на девушек
проходящих поглядывай, а если машина мимо проедет - личико скромно
опускай. А то не ровен час окажется внутри кто-то знакомый.
Бананы кончились. Люди входили через стеклянные двери ТОО "ШАНКАР". И
выходили.
Разные люди. Но не те.
В пять пятнадцать Ласковин покинул пост и зашел в соседний
подвальчик-кафе поесть. Потом подежурил еще полчаса. В шесть позвонил
"разведчику" Феде. Узнал, что вооруженная кодла все еще на Мастерской, что
снова приезжали менты, что грузовичок заезжал трижды: увозили какие-то
ящики. Фирменные. Выслушал предложение бросить с крыши гранату в заветный
дворик. Он, Федя, берется бросить.
- Нет у меня гранаты, - огорчил его Ласковин. - И учти, крыша - только
для наблюдений. Информация сейчас - вс°, сам знаешь!
- А как же! - согласился "разведчик".
- Ну, тогда спасибо. До завтра.
"Надо прикид поискать, - подумал Ласковин. - Нейтральный какой-нибудь,
незаметный".
Он вспомнил: когда шел по Пороховской, видел разложенные на пленке кучи
гуманитарки. Поискать что-нибудь подходящее...
Он опоздал. Тряпье уже увезли. То же, что в киосках, не годилось.
Слишком новое.
18.37. "Самое время навестить базу на Разъезжей", - подумал Ласковин.
К тому же он замерз. Это был скверный признак: раньше к холоду был
почти невосприимчив.
"Не махнуть ли на Кипр?" - пошутил он сам с собой. - Денег хватит, а на
Кипре тепло. И яблоки... И "новые русские"... Прекрасная возможность
пообщаться со знакомыми на нейтральной, так сказать, территории.
Ласковин сел в троллейбус, протиснулся в дальний задний угол и принялся
обдумывать план "атаки". Ничего путного в голову не приходило.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Ты не справляешься с работой, Крепленый, - сказал Антон Гришавин,
сорокатрехлетний, с заметным животиком мужчина среднего роста. Его
короткие мускулистые руки с поросшими рыжим пухом пальцами лежали на
столе. Пальцы эти непрестанно двигались, выдавая характер "пахана" лучше,
чем одутловатое малоподвижное лицо.
- Человек, который не справляется с работой, - без выражения произнес
Гришавин, - такой человек нам не нужен!
Крепленый смотрел на лидера "тобольцев" с ненавистью и презрением, но
был не настолько глуп, чтобы открыто бросить ему вызов.
- Я сделал как надо, - буркнул он, глядя не на лицо Гришавина, а на его
руки. - Я размажу придурка!
- Тот, кто хочет работать, - словно и не слыша реплики Крепленого,
наставительно продолжал Гришавин, - тот находит возможности. Тот, кто не
хочет, - находит причину! - Он сплел волосатые сосиски пальцев, уперся
локтями в стол и поглядел на отводящего глаза Крепленого. - Ты уже нашел
причину, Крепленый?
Собственно, Гришавин не был настоящим "паханом". Он даже в тюрьме не
сидел, если не считать месяца, когда он на "особых условиях" пребывал под
следствием. Два года назад Гришавин был даже не вторым, а четвертым в
иерархии группировки.
Отвечал за внешние "связи". Но когда "первый" (не без помощи
конкурирующих структур) был осужден на девять лет за разбой, Гришавин
как-то незаметно выдвинулся вперед. И особенно укрепился, когда после
разборки двух больших группировок в Питере осталась без места целая свора
бойцов. Гришавин укрыл их, а заодно ухитрился прибрать несколько жирных
кусков развалившейся "империи". А затем, пользуясь прежними
"производственными" связями, с небывалой легкостью начал брать под "крышу"
одну богатую фирму за другой. А на вырученные деньги покупал людей:
"власть" и "солдат". Причем в выборе последних упирал не на криминальный
контингент, а на тех, кто имел практический опыт боевых действий.
Когда кое-кто решил, что "тобольцы" жиреют не по чину, прижать
Гришавина было уже довольно трудно. Он содержал больше трехсот "стволов" и
несколько "оборотней" в государственных службах. Попытка взорвать банду
изнутри привела к жестокой разборке между авторитетами прежнего пахана и
сторонниками нового. И показательной расправе над первыми.
Изобретательность, проявленная в выборе способов убийства личным
телохранителем Гришавина Берестовым, впечатлила всех.
Крепленый в этой разборке уцелел. Потому что держался в стороне. У него
была своя "вотчина", выделенная еще прежним "паханом", свои кореша и
хорошие связи в воровском мире. Трогать его без веской причины было для
Гришавина нежелательно.
Кроме того, деньги от Крепленого шли хорошие, а новый лидер выбирал не
по кровным и кровавым связям, а по деловым качествам. Но любил Гришавин
Крепленого не больше, чем прежнего "пахана", который почему-то никак не
мог выбраться из зоны. А ведь планировалось, что он будет освобожден через
год с небольшим.
Гришавин не считал себя вором. Он ощущал себя бизнесменом. Причем
прогрессивным бизнесменом. Хотя еще десять лет назад истово обличал
капитализм. Единственное, о чем он заботился в подборе людей (кроме
денежной стороны, разумеется), - это чтоб никто из них не приобрел
опасного веса в банде. Обычно держал при себе троих-четверых, стравливая
между собой... и примиряя по-отечески.
Крепленый, далеко не дурак, понимал, что к чему, но когда речь заходила
о "приближенных" Гришавина, свирепея, цедил: "С-суки!.." - и держался от
них подальше. У него свой район, свои "точки" и люди тоже в основном свои.
Ласковина Крепленый возненавидел всем нутром. За пинок в грудь, за
разгром, за то, что стянул его пистолет, за то, что вот сейчас сидит он,
Крепленый, сидит и, потея, оправдывается перед тем, кто и зоны не нюхал, а
пролез в авторитеты. И все это из-за паршивого придурка! Была б его воля -
поднял бы всю банду: бойцов, ментов - всех, не считаясь с расходами, -
затравил бы гаденыша и кровь поганую по капельке выцедил! (При мысли о
том, что он сделает со Спортсменом, когда тот окажется у него в руках,
Крепленый бледнел и глотал слюну.) Придурка надо поймать, не считаясь с
расходами!
В том-то и дело, что не считаясь с расходами. Гришавин ему и объяснил
популярно, в какие суммы обходится крепленовская "халатность и
некомпетентность".
Фактические убытки, убытки от нарушения "режима". Высек даже за прибор
"ночного видения", взятый у вояк в счет прошлых услуг. Потому что прибор -
тьфу!
Баловство. А расчет совершен. "Всякие разборки - потеря денег! -
говорил Гришавин. - Всякое насилие сверх необходимого - убыток!"
Крепленому Гришавин напоминал калькулятор: выгодно - сделают из
человека жареный фарш, не выгодно - пусть гуляет!
- Если мы его не прищучим, - сказал Крепленый, - потеряем авторитет.
Его и Коня.
И сначала Коня, не хер ему своих людей распускать! Другим тоже урок
будет!
- Коня трогать нельзя! - наставительно произнес Гришавин. - Конь -
существо полезное. И под присмотром. Под моим присмотром. А авторитет ты
уже потерял. Даю тебе три дня. Через три дня ты этого молодца, Спортсмена,
доставишь мне. Живым, понял? Чтобы точно знать: Спортсмен этот сам по себе
прыгает, а не на чьей-то веревочке!
- Сам он! Сам! Свободой клянусь! - воскликнул Крепленый.
- Ты, - тем же ровным голосом отвечал Гришавин, - думаешь. А мне знать
надо. Я за вас всех отвечаю, понял? Ты, я знаю, ментов подключил своих?
- Угу, - кивнул Крепленый. - Пусть пайку отрабатывают!
- Отключи, - распорядился лидер. - Сам должен управиться! Говорил же -
авторитет роняем! - И жестко: - Да, роняем! Потому возьмешь его и
привезешь ко мне. Я решу, как авторитет этот снова поднять! Три дня,
Крепленый!
- Да как я его найду без ментов! - взвился тот. - Четыре миллиона
народу!
- Он тебя нашел, - напомнил Гришавин. - И ты его... нашел. И просрал!
Потому что людей подбирать не умеешь! Распустил кадры! Пьют, пыхают,
девочек наших совсем загоняли. А девочкам - работать. Им клиентов
обслуживать, а не твоих мудозвонов!
Распустил! Один фраерок двадцать твоих киздюков отметелил! Знаешь
почему? Потому что все вы после семи бухие в жопу!
- Я трезвый был, - буркнул Крепленый, прикидывая, кто мог настучать. Да
любой мог, еш его!
- Молчи! - рыкнул Гришавин, наливаясь краской. - Бухие - все! А "ствол"
он у тебя забрал, твою мать!
"Ну, сука, - тоже багровея, подумал Крепленый. - Поймаю - собственные
яйца сожрать заставлю! Как опозорил, сука!"
- Херня это, - подал голос телохранитель лидера Берестов. Вроде бы
вступился, а по смыслу... - Херня это! Ему самому руками махать не
требуется. На то люди попроще есть!
- Вот-вот, - проворчал Гришавин. - Вот их-то он и просрал!
"Опустить хотят, - мелькнуло в голове Крепленого. - Спортсмена просрал,
бойцов просрал... снять Крепленого с места! Хрен вам в глотку! - злобно
подумал он. - Довыеживаетесь! Соберем сходняк..."
- Все, Крепленый, - сказал Гришавин, буравя его глазками. - Три дня
тебе. И учти: если этот Рэмбо, Спортсмен, пойдет на контакт - а он пойдет,
нутром чую, просто так этакие дела не делают, - смотри не спугни!
- Не спугну, - обещающе процедил Крепленый. - Во сне его вижу, падлу! Я
его...
- И не вздумай! - отчеканил Гришавин. - Он мне живой нужен, а не
полудохлый!
- Ты что ж, спустишь ему? - как ни старался Крепленый, а прозвучало
угрозой.
- Мудак, - сказал лидер, оборачиваясь к Берестову. - Просто полный
мудак! Я, Крепленый, сам решу, что с ним делать. Может, убью, а может...
куплю! Иди, Крепленый, работай! Берестов, проводи!
Берестов, бывший спецназ, Афган, Молдова, Сербия, смотрит на бывшего
кидалу, бывшего зэка Крепленого, как солдат на гниду. "Скомандуй,
командир, и я сам тебе этого Спортсмена на блюде преподнесу. Хоть целого,
хоть в виде рагу. А лучше этого, зэчишку! Скомандуй!"
Не командует Гришавин. Пока не командует.
- Пойдем, старина! - Легкий тычок в спину. - Машина ждет!
Проводив их взглядом, Гришавин вздохнул и потер кулаком глаз. Что за
люди вокруг? Так хорошо дела развиваются - и пожалуйста. Какие убытки,
какое варварство! Да уж, ломать - не строить. Малой кровью не обойдешься.
Вот и сын из Франции звонил: и там беспорядки... Да.
- Берестов, - сказал он вернувшемуся телохранителю. - Налей нам
беленькой, на пару пальцев, за удачу!
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Троллейбус, на котором ехал Ласковин, сломался. Вернее, сломалось
что-то на линии, и вереница похожих на толстых тараканов троллейбусов
выстроилась от Техноложки до Витебского.
А время шло. Перед этим Ласковин потерял полчаса, впустую съездив на
Московский вокзал: хотел оставить в камере хранения часть денег и
документы, кроме паспорта (права, лицензию и прочее). Но на Московском
свободных ячеек не оказалось, и пришлось ехать на Варшавский, где народу
поменьше. На Обводном Ласковин поймал "мотор", доехал до Троицкого, а там
водила, пожилой дядька, вдруг вспомнил, что забыл заправиться, и предложил
сделать небольшой крючок. "Минут на пятнадцать, ну не больше!"
Ласковин вспылил, вылез из машины, не заплатив и не слушая дядькиных:
"Ну чего ты, ну спросил, ну садись довезу!"
Холод слегка остудил нервы. Но пока он шел к Московскому проспекту,
понял, что не расположен к пешеходным прогулкам: озирался на каждую
проезжающую машину, вздрагивал, если какая-нибудь из них вдруг подавала к
тротуару. Зрелище тормозящего автомобиля, опускающегося стекла и
автоматной очереди, выпущенной в лицо, буквально стояло у Ласковина перед
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг