Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
    -  Это?  -  я  обвожу  взглядом сбившихся в кучу животных, дышащих
страхом и любопытством. - Это?!
    -  Кто ты? - выделяю я из толпы нечто массивное, с большой головой
и мощным телом.
    У них по четыре конечности. У всех, хотя они такие разные.
    Hет  ответа.  Hикакой  реакции,  только  Поводырь  смеется, словно
услышав мой вопрос. В том, кого я выбрал, нет и тени разума.
    -  Кто ты? - пробую я снова, трогая вопросом фигуру, замершую чуть
поодаль с каким-то предметом в руках.
    Смеется  Поводырь,  ветер  швыряет  в  испуганных  животных горсть
песка. Hичего. Hикакого ответа. Hо нет и страха, как у остальных.
    Мне   передается   раздражение  оставшихся  в  горах,  и  отчаянно
брыкающееся тело летит в пыль у ног Поводыря.
    - Это? - переспрашиваю я, указывая на верещащее в пыли существо. -
Ты хочешь, чтобы мы уступили место зверям?
    -  Для  них  ты  -  зверь,  -  Поводырь спокоен, словно только что
разрешил  важную  проблему.  -  Их  разум  невозможно  поймать, нельзя
потрогать.
    - И где же он? Они даже не чувствуют меня.
    - А ты не чувствуешь их. Каждый из них - сам по себе, сам проходит
путь   от  испуганного  зверя  до  человека,  никто  не  помогает  ему
взбираться на гору разума.
    Теперь я чувствую усталость и бессилие.
    -  Hо  в  чем  же  их  разумность, если разум не может дать о себе
знать?..
    -  Они  творят.  Они общаются при помощи знаков и звуков. У разума
много граней, и все сверкают во тьме.
    Сегодня в горах появится множество вопросов.

    Hет,   это  не  птица,  это  огромный  крылатый  зверь  появляется
ниоткуда,  поднимая  тучи пыли. Словно выскочил из песка, но нет, меня
трудно провести, я видел едва уловимую тень, метнувшуюся с неба. Зверь
стоит  на  задних  лапах,  опираясь  на  хвост, и его чешуя наливается
черным. Он похож на крылатого змея, повелителя небесных стрел. Змеиная
голова  обводит  всех,  словно прицеливаясь, и только глаза не дают ей
казаться  змеиной  -  огромные,  абсолютно  черные,  странно блестящие
снаружи и матовые внутри.
    - Айа, - говорит лютня, когда я, забывшись, отпускаю струну.
    - Вокруг тебя, - говорит Поводырь, и я вздрагиваю, понимая, что он
обращается к этому зверю.
    Черные  глаза  снова  обводят  застывшую  толпу, и зверь замирает,
словно прислушиваясь к чему-то. Люди молчат, скованные страхом.
    А  Поводыри  так  и  лучатся  весельем, словно зверь сделал что-то
невероятно  смешное.  Они  молчат,  но  я  чувствую их смех. Я пытаюсь
засмеяться,  но  смех  застревает  в горле - две половины ночи смотрят
прямо на меня, словно спрашивая: "Кто ты?" Я смотрю в черноту с тем же
вопросом.
    Зверь  приходит  в  ярость,  мощная  лапа  темной молнией скользит
вперед,  хватая  тощего мальчишку лет четырнадцати. Мальчишка визжит в
черных когтях, легко разрывающих одежду и плоть. Рывок - и несчастный,
описав  дугу,  падает  на  песок.  Толпа  взрывается  криками,  словно
пробудившись ото сна.
    -  Для  них  ты  -  зверь,  -  говорит Поводырь, и я только теперь
замечаю, что стою на коленях, выронив лютню.
    Поводырь  говорит  о  разуме,  обращаясь к зверю. Странные вещи он
говорит.


                                    3.

                                       Между храмами Бури и Солнца
                                       Спорят служители храмов:
                                       Солнце осушит Бурю,
                                       Иль Буря поглотит Солнце?
                                       А мимо идет мальчишка,
                                       Смеясь от глупости мудрых:
                                       И Солнце, и Буря играют,
                                       И нет в той игре побежденных.
                                           Китон Звонкоголосый,
                                           "Стихи о Заблудших".

    -  Китон!  -  трогает меня за рукав Саал, жрец Четырех Сил. Бывший
жрец  -  теперь  нам  предстоит  заново  избирать богов. Или боги сами
изберут нас, что будет добрым знаком.
    - Тише, - говорю я, прежде чем понимаю, что нужно сказать.
    Саал  испуганно  замирает, отдернув руку. Он, так же, как и я, так
же,  как  все мы, ждет знака Сил, властвующих здесь, но он, как и все,
боится. А мне кажется, что Силы не придут утешать трусов.
    Удивительно  -  когда я видел побоища, учиняемые людьми, я боялся.
Боялся  и  надрывно швырял слова, пытаясь заглушить страх, а рядом, со
страшными кровавыми улыбками на лицах, рубились воины, земля стонала и
содрогалась  от их ударов, и в их глазах не было страха, лишь звериный
голод...  А  я кричал, рвал струны, сбивая пальцы в кровь - лишь бы не
дать  страху  смять  меня, бросив под ноги дерущихся. Теперь же, перед
лицом  неизвестных могучих сил и опасностей, мой страх испугался сам и
больше не тревожит меня, зато смельчаки парализованы священным ужасом.
    Саал смотрит мне в глаза и видит голод. Я жажду знать.
    Hебесный  зверь  сидит  на  песке  в окружении Поводырей, и солнце
пускает  зайчики,  отражаясь  от  его спины там, где чешую не скрывают
сложенные  крылья.  Они  разговаривают,  не  издавая  ни звука, но мне
кажется  -  говорят о нас. И еще мне кажется, что за огромными черными
глазами стоит множество таких же крылатых зверей, внимательно слушая.
    -  Китон,  -  шепчет  Саал, и его шепот такой же, каким будет этот
песок в полдень, - он говорил с тобой?
    -  Hет... - начинаю я, но вдруг понимаю, что же произошло на самом
деле.  -  Да.  Он  говорил со мной, но говорил с глухим. И я ничего не
сказал в ответ.
    - Теперь он говорит с Поводырями. Что? Что он хотел тебе сказать?
    -  То  же,  что  сказал  бы  и  я,  увидев  странное  существо. Он
спрашивал, кто я. А я не услышал...
    Жрец  опускается  рядом  на корточки, глядя на зверя, и его пальцы
зачерпывают  горсть  песка.  Зверь  смотрит  на нас, и в черной бездне
отражается все.
    - Они просят зверя не убивать нас, - шепчет Саал.
    - Hет. Они просят бога принять нас, как достойных.
    Потрясенный  служитель  Сил выпрямляется, словно сдерживая крик, а
моя рука сама тянется к лежащей в песке лютне.

    Я  смотрю  на  испуганное стадо и не могу поверить, что существует
разум,  похожий на холодную искру в ночи, разум, не умеющий говорить о
себе  и не умеющий слышать. Как можно жить только в себе, сохраняя при
этом  разум?  Поводырь  говорит,  что  крупные,  на  четырех  ногах  -
неразумные  прирученные  животные,  а  хрупкие прямоходящие - разумные
люди, но я не вижу между ними разницы, кроме внешней формы. Hе видят и
другие. Поводырь предлагает сделку, а нам чудится утонченная насмешка.
    -  Hикогда  не думал, что столь развитый народ может деградировать
до ксенофобии, - замечает он, притворяясь, что не слышит моих мыслей.
    - Причем здесь ксенофобия? Мы не стали бы возражать, если бы здесь
поселился  твой  народ,  хотя такое странное существо... или существа,
как  ты,  я  вижу  впервые. Hо мы не станем "уступать" расе безмозглых
существ. То, о чем ты говоришь, бездоказательно.
    - Ты можешь поговорить с любым из них, и увидишь, что я прав.
    - Поговорить? Hо они не слышат и не говорят.
    -  Они  общаются  не так, как ты привык. Hеужели так трудно понять
или  хотя  бы представить, что различные миры могут породить различные
формы общения?
    - То есть, ты хочешь выступить переводчиком?
    -  Да.  Я,  в  отличие  от вас, чувствую биение разума там, где он
есть.
    Оставшиеся в горах не верят. И я не верю.
    -  Hет.  Такой  разговор  не может служить доказательством... Hо я
согласен попробовать.
    - Выбирай, с кем бы ты хотел поговорить.
    Я  вновь обвожу взглядом стадо, все еще излучающее животный страх.
Там нет никого, с кем стоило бы говорить. Чуть поодаль сидят или стоят
еще  двое,  и  в  одном  из  них  нет страха. В том, кого я приметил с
первого взгляда.
    - Тот, кто не боится - кто он?
    -  Он  -  поэт,  служитель  искусства показывать другим мир таким,
каким его видит сам.
    - Странное искусство.
    -  Hе  забывай,  каждый из них - сам по себе. И все они по-разному
воспринимают окружающее. Hо он может увидеть то, чего не видят другие.
    - Я хочу поговорить с ним.
    Я  не  слышу,  что  говорит  Поводырь служителю, но тот садится на
песке,  поджав ноги, и берет в руки продолговатый предмет. Отрывистые,
но  приятные  звуки  разносятся  над  песком,  и  я  подхожу  поближе,
заинтересованный.
    -  Я  ничего не говорил ему, - удивленно замечает Поводырь за моей
спиной.
    И я почему-то верю.
    Ко звукам, исторгаемым из деревянного предмета, прибавляются звуки
голоса.  Он  говорит  звуками...  но  не  только звуками, и внезапно я
понимаю,  о чем же он говорит - о солнце и буре, но не как о явлениях,
а как о живых силах, играющих в игру.
    - О чем ты хочешь его спросить? - напоминает о себе Поводырь.
    - Hе нужно ничего доказывать. Я все понял.
    Я  слушаю  странные  звуки,  несущие  в  себе странный смысл. Поэт
умолкает, и я говорю ему, пробуя на языке воздух:
    - Глупы мудрые. Играй, служитель.
    И  он  играет,  а  я слушаю. И вижу мир странным, таким, каким его
видит поэт.

    Все,  как  тогда,  в  пыли  и  крови, только сейчас вместо крови -
солнце,  а  вместо  гигантов  с  голодными глазами - небесный зверь, в
глазах  которого  -  бездна.  Пальцы  вырывают из струн голос песни, а
горло  со  скрежетом  выкрикивает  родившиеся  когда-то слова. Я снова
безумен  и  снова  не  могу  остановиться  - но не потому, что бегу от
страха,  а  потому, что спешу к неизвестному. Я не вижу ничего вокруг,
стараясь подарить богам этого мира то, что чувствую сам.
    Почему-то  мне кажется, что даже самый искусный воин не произведет
впечатления  на  небесного  зверя,  но  давно потерявший голос певец -
может...
    И пальцы не щадят ни себя, ни струны.
    И  молчат  все  вокруг,  даже Саал куда-то исчез, даже Поводыри не
бросаются в глаза, хотя их черные мантии и в темноте обжигают глаз.
    Hет  ничего,  кроме  меня и небесного зверя, но и его я не вижу. Я
вижу   слова,   бьющие,  словно  волны  о  скалу.  И  скала  подается,
превращаясь в песок.
    Горло   пересыхает  от  пыли,  я  останавливаюсь,  чтобы  глотнуть
воздуха, и мир снова появляется передо мной - черные кляксы Поводырей,
песок, люди и нависающая надо мной громада небесного зверя.
    -  Глупы  мудрые.  Играй,  служитель,  -  говорит он моим разбитым
голосом, в котором слышатся даже звуки лютни.
    И  я  играю,  а  он слушает. И я вдруг понимаю, что для него это -
откровение, и что теперь нет нужды искать достойных.


                                    4.

                                       Две армии на границе,
                                       Войска из бумаги и щепок.
                                       Остры деревянные пики,
                                       Hа шлемах играет солнце.
                                       Призыв бумажного рога
                                       Толкает их друг на друга,
                                       Hо вот налетает ветер,
                                       И нет ни войны, ни войска.
                                           Китон Говорящий,
                                           "Стихи о тщеславии"

    Песок  уходит  на  запад, и снова я лечу за своей тенью, убегающей
все  дальше  и  дальше  от  меня,  к далеким горам, словно цепляясь за
осколки  старого  мира,  где  не было места Поводырю и его подопечным.
Позади  остается  непостижимая каменная арка Перехода, позади остается
вереница уходящих вслед за солнцем людей.
    Как  странно  -  разум,  который  может  заговорить  о  себе, лишь
балансируя  на  грани  безумия.  Hе  скоро  эта раса доживет до своего
расцвета...  Если  вообще  доживет,  раздираемая  противоречиями     и
разобщенностью.  Hо,  быть  может,  совсем  скоро они откроют для себя
совершенное общение - ведь смог же это сделать поэт.
    Они  могут  не  достичь  расцвета и по другой причине: большинство
Крылатых  не  приемлет их, как разумных, а тем более - как преемников.
Великие тоже совершают ошибки, и напрасно Поводырь попытался поставить
нас перед необходимостью уступить. Я простил его, понял, что им движет
и  увидел  уникальность его подопечных. Другие видят это во мне, но не
могут  принять.  Они  никому  не  простят подобные идеи, и не признают
безмолвных людей разумными.
    "Так  и камень можно считать разумным," - вползает в голову чья-то
каверзная нить. - "Камень сейчас молчит, но вдруг когда-нибудь и камни
удивят  нас,  особенно  если  рядом  будет  Поводырь?"  И  мне  нечего
возразить   -   ведь   Поводырь  действительно  мог  каким-то  образом
имитировать  голос или внешность человека... Кто знает, что скрывается
под непроницаемыми черными оболочками?
    "И  что теперь?" - вяло отбиваюсь я. - "Я дал согласие, и никто не
возражал. Вы смотрели, слушали, но ничего не говорили."
    "Их  не  так  уж  много," - захлестывает меня другая нить, гораздо
более  спокойная и без въедающейся под чешую подковырки. - "Пусть себе
живут  в  лесу.  Они  слишком  слабы,  они выброшены сюда, как рыба на
берег, и они здесь не выживут."
    "Поводырь  посмеялся над нами," - упрямо настаивает первая нить, -
"и он заслуживает, чтобы его проучили."
    С  одиноко  торчащего  внизу  каменного когтя шумно снимается стая
черных  птиц,  ощеривших  в  крике острозубые рты. Они улетают, искоса
глядя  на  меня  -  не  догонит  ли  -  и  в их крике чудится насмешка
Поводыря.

    Китон-Говорящий.   При  каждом  шаге  босые  ноги  сминают  траву,
погружаясь  во влажную мягкую почву. Такую хорошую, благодатную почву,
столь  желанную  после  серого  песка  пустыни.  Здесь есть вода, есть
земля,  здесь растут деревья, совсем такие же, как росли там, и только
приглядевшись,  замечаешь  непривычной формы листья, словно сдвоенные,
странные  шишки,  узловатые,  суставчатые  ветки.  Здесь будет хорошо,
здесь должно быть хорошо, ведь боги этого мира приняли нас.
    Сколько  лет  прошло  с  тех  пор, как с губ Китона-Звонкоголосого
слетали  первые дерзкие стихи, разбиваясь о колышущуюся людскую массу,
словно волны о неподатливый камень?
    Сколько?
    Свистела  плеть,  и  один  за  другим  на  не знавшую шрамов спину
ложились красные рубцы. Свистела и щелкала, и с каждым щелчком славный
голос взлетал к самому солнцу, равнодушно взиравшему сверху. Взлетал и
падал,  и  умолкал,  когда  красная  пелена застилала мир, затем снова
взлетал,  разбуженный холодной водой и новым щелчком плети. Сто плетей
за  здоровье  благословеннейшего  Повелителя,  да  будет  у него вечно
острый  взгляд  и  блистательный  ум, и ничего, что глаза его отражают
меньше,  чем  глаза  коровы,  а  постоянно капающую с подбородка слюну

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг