кроме свиста ветра в обледеневших ветвях. Наконец она уснула, и ей присни-
лась Варвара, сидящая на окне. Это был первый сон о Варваре со времени их
расставанья. Клава хотела побежать к Варваре и потрогать ее, но та не позво-
лила.
- Не подходи ко мне! - попросила она шепотом, прикладывая палец к губам.
- Я тебе только снюсь.
Клава села поудобнее в кровати, поджав ноги, чтобы смотреть на Варвару.
А ту было плохо видно, один темный, кошачий силуэт на фоне окна.
- Ты слышишь? - Варвара оглянулась в сторону деревьев за окном - они бы-
ли сплошь покрыты белым инеем и освещали собою ночь. Клава ничего не услыша-
ла. - Хозяин близко.
Клава посмотрела в небо, темно-серое, освещенное зарницей снегов. Ей
стало тревожно, жутко от этого мертвого света. Там, за окном, все было ясным
и пустым.
На следующую ночь Ленин возил Клаву смотреть, как выполняется план това-
рища Троцкого. Над темной равниной светил единственный прожектор. Тысячи лю-
дей копали какие-то глубокие ямы и еще рвы, бесконечно тянущиеся вдаль. Мно-
гоголосый, хрустящий скрежет лопат был таким зловещим, словно вскрывался на
реках лед под невыносимым давлением своей смерти. Клава не могла на такое
смотреть, и спряталась за распахнутое пальто Владимира Ильича. Они стояли на
возвышенности, и Ленин молча глядел вдаль, понимая своей мыслью то, чего
никто не смог бы понять.
- Они ломают там землю, - рассказала Клава Ване, вернувшись поутру до-
мой. - Чтобы по ней нельзя было пройти.
Скоро она стала возить Ваню гулять в парк, катала его по широким дорож-
кам, и подбирала красные кленовые листья, чтобы поставить их дома в вазу.
Когда выпало побольше снега, Мария Ильинична разрешила Клаве сажать Ваню в
санки, завернув его предварительно толстым одеялом. Клава впрягалась в санки
сама и таскала Ваню на маленький, замерзший пруд, где оставляла мальчика си-
деть на берегу, а сама училась кататься на коньках, которые привезла ей На-
дежда Константиновна, она сказала, что если Клава научится на них ездить, то
Владимир Ильич тоже будет ходить на пруд, он очень любит кататься. И Клава
старалась изо всех сил, первое время она часто падала, но это все равно было
весело, так что даже Ваня смеялся, сидя на своих санках, а он смеялся так
редко, что Клава даже готова была падать только ради одного его смеха, ведь
у Вани в жизни так мало случалось веселого и смешного.
Еще Клава играла с Ваней в снежки. Она пряталась за деревьями, а он ис-
кал ее, осторожно отталкиваясь руками от снега и так передвигая санки. На
коленях у Вани всегда лежали заготовленные снежки. Клава появлялась внезапно
и бросалась в Ваню снежками, а также старалась заманить его своим следом под
развесистое снежное дерево, а потом тряхнуть его за ветку с другой стороны,
чтобы весь снег обрушился на Ваню, и он стал похож на маленький сугроб. Ко-
нечно, Клава всегда могла бы побеждать Ваню, но милостиво позволяла ему пару
раз попасть в себя снежкой, недостаточно быстро прячась за деревьями, ведь
Ваня так радовался, когда ему удавалось попасть.
Однажды во время подобной игры Клава нашла широкое, раздвоенное дерево,
за которым можно было хорошо спрятаться. Она запутала свой след в кустах, а
потом прыгнула в сторону, за сугроб, так что Ваня никак не мог уже отыскать,
куда она на самом деле пропала. Из-за инеевой пряжи ветвей Клава, еле сдер-
живая смех, наблюдала, как растерянно ползал Ваня на своих санках у обрывка
ее следов, если поначалу и можно было догадаться, куда прыгнула Клава, то
скоро Ваня уже стер полозьями санок последние остатки улик и окончательно
потерялся. Он долго таскался во все стороны, однажды даже подполз к сугробу,
за которым след начинался вновь, но побоялся глубокого снега. Потом он зата-
ился в кустах, ожидая, что Клава обнаружит себя сама, но Клава терпела за
широким деревом, согревая дыханием руки и тихонько переступая валенками. На-
конец Ваня стал звать Клаву, однако она не выходила. Он крутился между де-
ревьями и звал ее, как отбившийся от стада ягненок. Осторожно, чтобы не
хрустнуть настом, Клава пошла в обход, чтобы выйти ему в спину. Ваня устал
толкать санки, замерз, снежки попадали уже у него с колен, и он не лепил но-
вых. Потом Ваня заплакал, тихо заплакал от вернувшегося одиночества. Клава
подошла к нему сзади, по открытому месту, но он уже не слышал ее шагов,
сгорбившись от плача. Вообще-то Клава намеревалась засунуть ему за шиворот
ту единственную снежку, которую она держала на рукаве, чтобы не морозить уже
и без того покрасневших рук, но, услышав плач Вани, она тут же сжалилась,
уронила снежку и кинулась на него, обхватив руками сзади, санки переверну-
лись, и они вместе свалились в снег. Клава залезла на Ваню сверху и прижа-
лась ртом к его мокрому лицу, чтобы утешить мальчика и заодно согреться. Ва-
ня поцеловал Клаву в щеку, и этот поцелуй обжег ее, как прикосновение горя-
щей свечи. Клава знала, как надо делать: она нашла губами рот Вани и поцело-
вала его туда, провела языком, между их губами попались, правда, Клавины во-
лосы, но в целом вышло хорошо. Ваня лежал на спине, раскинув руки, он не ре-
шался обнять ими Клаву, и пьяные глаза его смотрели просто в ветки, уносящи-
еся к пустынному серому небу. Клава поцеловала его еще раз, и еще.
- Клава, я тебя люблю, - сказал Ваня.
Клава ничего ему не ответила, просто снова поцеловала, прежде чем отпус-
тить. Нет, любовью это не назовешь, подумала она. Любовь - это ветер незем-
ной свободы, сжигающий душу страшной, неведомой смертным болью. Небо завора-
чивает он само в себя, и оно сходится за гранью зрения гигантским, необъят-
ным водоворотом счастья. Источник этому ветру может быть только один: свет-
лые и чистые глаза Варвары, маленькой, прекрасной, единственной на свете.
Но Ване это никак нельзя будет объяснить, сразу поняла Клава, и даже не
хотела пытаться. Вечером того же дня она, как обычно, читала Ване перед сном
Энгельса. В доме было тепло натоплено и тихо. Мария Ильинична уже заходила
поцеловать детей на ночь, теперь она была у себя.
- А чего ты не спишь, я уже читать устала, - призналась Клава Ване.
Тот лежал с открытыми, блестевшими в мягком свете настольной лампы гла-
зами. Пижама на груди у него расхристалась, так что видны были худые Ванины
ключицы и бледный, цвета какао, сосок, просто пятнышко на коже. Клава зас-
мотрелась на этот сосок, думая, зачем он нужен Ване. Мальчик дышал, соском и
всем своим худым, облеченным в пижаму телом, руки его лежали поверх смятого
одеяла, а неполные ноги терялись в складках белья, что делало Ваню нежнее,
воздушнее и как-то женственнее, даже похожим на русалку.
- Ложись со мной, - сказал он Клаве. - Я один уснуть боюсь.
Клава видела, что Ваня обманывает: в его блестящих, широко раскрытых
глазах совсем не было страха, скорее какой-то лихорадочный восторг, но она
оставила книгу и, погасив лампу, стала раздеваться. За спальной рубашкой
Клава не пошла, а залезла к Ване под одеяло голой, потому что знала, что
именно этого он и хочет. Она легла возле мальчика на живот, скрестив руки
под щекой. Ваня был неподвижен.
- И что ты теперь? - спросила его Клава. - Уснешь?
- Ты - голая, - сказал Ваня, коснувшись боком руки бедра Клавы. - Ты без
трусов даже.
Клава вынула одну руку из-под головы и взяла Ваню за спрятанный в пижаме
комочек гениталий.
- Что ты делаешь? - шепнул Ваня.
Клава припала губами к его горячему лицу.
- Возьми, потрогай, - сказала она Ване, немного раздвигая ноги. Ваня
потрогал. Пригоршня пижамы в руке Клавы сразу проклюнулась теплой влагой.
- Фу, - засмеялась Клава, убирая руку.
Ваня резко отвернулся к стене и заплакал.
- Да что ты, глупый, - Клава обхватила мальчика сзади руками и прижалась
к нему, целуя в затылок и мягкие кучерявые волосы. - Это не то, это же не то
совсем. Ты не виноват, это у всех так бывает. На, понюхай, - она сунула Ване
под нос свою мокрую руку. - Видишь, это другое.
Ваня затих. Клава положила голову ему сзади на плечо.
- Сними штаны, что в мокром лежать, - прошептала она, устроившись поу-
добнее и сомкнув глаза.
После этого происшествия Ваня стал стыдиться своих повседневных игр с
Клавой, он боялся, наверное, что Мария Ильинична угадает по ним то, другое,
что случалось ночью. Если Клава вдруг клала руку ему на плечо, он незаметно
отстранялся, и часто краснел вообще безо всякого повода. Только в парке, на-
едине, все у них было как прежде. А по вечерам Клава садилась читать Ване
книгу, и Ваня терпеливо слушал, но теперь уже не для того, чтобы побыть с
Клавой, а для Марии Ильиничны, потому что та приходила сказать им спокойной
ночи, они ждали еще около четверти часа после того, как Мария Ильинична зат-
воряла дверь в свою спальню, а потом гасили свет, Клава раздевалась и ложи-
лась к Ване, который тоже стаскивал с себя пижаму, чтобы лучше чувствовать
Клавино тело в безвременной слепоте. Они целовались и щекотались под одея-
лом, в толще насмерть уснувшего дома, где никто не мог их застать. Ваня был
очень стеснительный, и Клава специально заставляла его делать всякие неприс-
тойности, ей нравилось, как он стыдился, до слез, когда она касалась запре-
щенным местом его рта. Клава шепотом угрожала Ване: если не поцелуешь меня
туда, не буду больше с тобой спать, и он целовал. Внутрь, как в рот, издева-
лась над ним Клава, и Ваня целовал внутрь. Клаве было весело, потому что так
они тайком делали то, что нельзя, и по-настоящему ужасно и стыдно было бы,
если бы кто-нибудь узнал, особенно Владимир Ильич. Клава знала: ее тогда по-
били бы и выгнали навсегда вон. Но как приятно было в темной, глухой тишине
пакостить со смеющимся и плачущим Ваней, и заставлять его целовать себя куда
хочешь, безнаказанно заставлять его делать ту и эту гадость, зная, что даже
Владимир Ильич ничего не видит.
Из-за ночного баловства Ваня теперь меньше спал, у него под глазами лег-
ли еле заметные тени, но в целом он стал много живее, не мочился больше в
штаны, сам ел ложечкой кашу, и даже учился у Клавы рисовать цветными каран-
дашами. Только читать он все равно не мог, потому что не узнавал написанные
слова, хотя все буквы по отдельности понимал наизусть. Лишь одно слово Ваня
мог увидеть своими разъезжающимися по тексту глазами: Ленин. И Клава научила
его рисовать это слово в тетради, Ваня именно рисовал его, а не писал, начи-
нал откуда-то с середины, с перекладины первой буквы "н", и строил каранда-
шом слово во все стороны, как дом с подвалом. Из других вещей Ваня любил ри-
совать желтым карандашом солнце, которое светило у него не сверху, а по
центру листа, вокруг солнца располагались синие цветы, вроде незабудок,
только большие, солнце всегда было на заднем плане, цветы - вокруг и поверх
него, а еще ближе было все остальное: деревца, домики и Клава. Себя Ваня не
рисовал, потому что никогда не видел. Он вообще рисовал только то, что ви-
дел, в настоящем или в прошлом, и именно в том порядке, в каком предметы
приходили к его глазам.
Поэтому, чтобы привить Ване хоть какое-то понятие абстрактности, Клава
учила его рисовать Варвару. Это должна была быть маленькая, светловолосая
девочка с косой, в сарафанчике. Ваня никогда не видел такой девочки и не мог
нарисовать ее, сколько не пытался, хотя Клава множество раз изображала ему
Варвару для примера, разных размеров и цветов. Ваня аж мычал от старания, но
выходила у него только сама Клава: черная, в валенках и все время почему-то
улыбающаяся. Это особенно не нравилось Клаве, но она не ругала Ваню, которо-
го все равно бесполезно было ругать.
О Варваре Клава помнила все время, даже когда спала. Каждый вечер, перед
тем, как отправиться в Ванину комнату, она становилась на колени в уголку и
молилась, прося Варвару быстрее прийти, при этом Клава часто плакала, недол-
го, совсем чуть-чуть, и просила у Варвары прощения за все свои плохие дела,
чтобы она не обижалась и приходила все равно, а когда она придет, Клава бу-
дет делать только то, что скажет любимая Варенька, и больше ничего другого.
Помолившись, Клава много раз крестилась и целовала нательный крестик, кото-
рый снимала с себя только на ночь, перед тем, как лезть к Ване в постель.
Так проходили недели, и месяцы.
А потом наступил ужас.
Клава проснулась среди ночи и услышала тихий, стонущий плач Вани.
- Ты что? - спросила Клава.
- Скребется, - прошептал Ваня.
- Что? - не поняла Клава.
- Скребется, - выдавил из мертвенных губ Ваня, а слезы текли у него по
щекам, крупные, как капли воды с весенних сосулек. - Скребется. В стекло.
Клава прислушалась.
- Ничего же не скребется, - сказала она. - Это тебе почудилось.
- Не почудилось, - сглотнув от страха, шепнул Ваня. - Ногтями в стекло.
Клава вылезла из-под одеяла, оделась, подошла к заиндевевшему причудли-
выми узорами окну, и вдруг увидела у нижней рамы, совсем внизу, темный след
протертого инея. "Синичка", - подумала Клава. Она пошла в прихожую, накинула
там пальто, обула ноги в валенки. В доме было темно и очень тихо. Клава ти-
хонько отперла дверь и выскользнула на мороз. Небо висело совершенно черным,
никаких звезд. Белые до нереальности, почти сказочные, деревья уходили под
ним вдаль. Клава спустилась по лестнице, сваливая пушистый снег с перил. Ей
пришлось обойти дом вокруг, чтобы попасть к окну Ваниной спальни. Никакой
синички не было, наверное, она уже улетела. Клава подошла ближе, чтобы пос-
мотреть на тоненькое царапинки, которые должны были оставить птичьи лапки на
устилавшем подоконник снегу. Снег и вправду был разрушен, а под окном лежали
следы. Такие узкие, вытянутые луночки. Они не начинались нигде, они замыка-
лись в круг, проходивший совсем близко от окна. Это было тоже самое, как
тогда, у пруда, когда Клава спряталась от Вани за деревом, выпрыгнув из
собственного следа. Но здесь негде было спрятаться. Тот, кто ходил под Вани-
ным окном, выпрыгнул, наверное, очень далеко. Клаве стало страшно. Она огля-
нулась по сторонам, но нигде никого не было. Снег был чист, только проклятое
кольцо следов было на нем, замкнутое, неделимое. И тут Клава поняла. Медлен-
но, усилием одних только мышц, совершенно против собственной воли, она под-
няла голову вверх.
Она была там, на стене. Когда Клава увидела ее, она сразу соскользнула
по стене вниз, быстро, как белка, с тихим шорохом ткани о дерево, и упала
ногами в снег. Иней, содранный ее падением, осыпался со стены облаком. Это
была девушка, в черном платье, в накинутом на голову черном платке, из-под
которого выбивались длинные, светлые волосы. На лице у девушки лежало темное
засохшее пятно, за которым неразличимыми оставались границы рта, сам рот был
приоткрыт, и Клава видела зубы: крепкие, расставленные и широкие, как дере-
вянные чешуйки большой шишки. Девушка несколько секунд смотрела в лицо Кла-
ве. Глаза ее были пронизывающие, сверлящие, удивительно похожие на глаза Ле-
нина. Только они были мертвые.
Потом девушка отвернулась, слишком быстро одернув голову для движения
человеческой шеи, так что платок немного съехал с ее головы и светлые волосы
выпали на грудь. Вдруг она взметнулась куда-то вверх и исчезла, а через
мгновение появилась снова, свалилась ногами в снег совсем рядом с Клавой,
заставив ту оцепенеть от ужаса. Из-за мороза Клава только сейчас могла по-
чувствовать, что девушка сильно воняла, как куча дохлых кошек. Мертвые глаза
несколько секунд пристально, без выражения смотрели на Клаву, словно пытаясь
пробить ей лицо. Но боли не было, только уже знакомая Клаве темная, сводящая
с ума тяжесть, в которой трудно было думать.
"Она хочет, чтобы я пошла с ней", - поняла Клава. Кровавое пятно на лице
девушки было похоже на черный, сгнивший в луже лист.
- Варвара, - прошептала девушка, хрустя кровью в горле. Шея у нее была
худая и вытянутая, как у утки.
У Клавы сразу остановилось сердце. Непонятно стало даже, где оно теперь.
- Где? - спросила она.
Девушка показала рукой в сторону росшей у дома рябины. Гроздья ее пунцо-
вых ягод казались сейчас темными, как перезревшие вишни. Там что-то лежало в
снегу, под рябиной, что-то небольшое, и такое страшно неподвижное. Господи,
подумала Клава, что же это там?
Это была Варвара. Она лежала на спине, вытянув руки вдоль тела ладошками
вверх, необутые ноги ее были положены вместе, только чуть расходились ступ-
нями, и посинели от холода. Глаза Варвары были открыты, но не смотрели нику-
да. Клава кинулась к ней, схватила и прижалась ртом к ее лицу. Лицо было
мягкое, но холодное, как кусок вареной курицы, забытый со вчерашнего обеда
на столе.
- Варенька, - застонала Клава, и дальше уже не могла ничего сказать, по-
тому что воздух не прошел больше через затопленное слезами горло. Под Варва-
рой весь снег превратился в грязь от стылой, слизкой крови. Клава жалобно
заныла, трогая Варвару руками в поисках жизни, надеясь, что, может быть, та
где-нибудь дышит потихоньку или стучит своим маленьким пульсом. Но ничего
такого не было. Варвара была мягкая и мертвая. Убили, поняла Клава, заманили
в яму и придушили. Варенька была маленькая, такая доверчивая.
А из дома раздался тонкий, верещащий крик. Это кричал Ваня. Клава дерну-
лась и бросилась вперед, стремительно, как бешеная лиса. Она ничего не пом-
нила, кроме одного: всех надо убить. Хрипя понеслась она прямо на окно, и с
размаху врезалась во внезапно возникшее перед ней зловонное тело, сбила его
с ног. Жуткая сила вцепилась в Клаву, перевернув ее лицом в снег, так что он
залепил ей лицо, набился в нос и рот, а потом ее больно дернуло вверх, вы-
вернуло из снежной массы, подняло и потащило в сторону. Клава билась и вер-
телась в объятиях вонючей смерти, но та захватила ее сзади локтем под голо-
ву, сдавив горло и яростно шипела, шипела и урчала, волоча Клаву в свой ска-
зочный ажурный лес. Когда снег обтаял на раскрытых глазах Клавы, она увидела
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг