рентий. Он еле удержался, чтобы не схватить теплое плечо Клавы зубами и не
начать грызть его прямо живым. Но Терентий знал, что Клаве будет тогда боль-
но, она начнет кричать и испортит ему все удовольствие. Пока он высасывал из
нее кровь, прижавшись шатающимися губами и натужно дыша Клаве в шею, она ле-
жала неподвижно и глядела вверх, в близкий потолок погреба, на котором жили
пауки, никогда не видевшие звезд.
От потери крови Клава устала и уснула, ей приснилось, будто она сидит за
столом в горнице Терентия, и Анна, которой Клава никогда не видела, но знала
по приглушенному голосу и шлепанью ног над головой, Анна принесла опухший
пирог, разрезала его, а там копошились на чем-то белые черви, и тесто пирога
занялось стершимися черными пятнами плесени, Анна разнимала его руками, выт-
ряхивая червей на стол, она будто искала что-то забытое внутри пирога, может
быть, то же, что искали на Клаве тараканы, а Терентий навалился вдруг на
Клаву сзади и стал кусать, но Клаве было совсем не больно, она равнодушно
чувствовала, как щекочуще сбегает по коже кровь и заворачивала платье, стас-
кивала его с себя, и Терентий прижался к ней животом елды, широким и теплым,
в котором билось сердце, могучее, спокойное, гонящее целые реки крови не-
весть куда, наверное, в светлые кровяные моря, алые и бурлящие, и еще в той
елде, или в толстых, волосатых ятрах Терентия, была белая кровь, которую
знала Клава, густая, как сопли, она должна была пойти внутрь Клавы, она не
знала, зачем, но так было нужно, для большего стыда, Клава покорно пригото-
вилась терпеть боль и стыд, все в ней замерло в предчувствии пытки, наступи-
ла тишина, в открытом окне сгустились сумерки над простором трав, посерели
пушистые одуванчики, тысячи одуванчиков, насколько хватало глаз, они занесли
траву, затмили собою островки васильков, россыпи желтых лютиков, не было ни-
какого ветра, но пух летел в воздухе, как противоположный снег, теплый, нет-
ленный, поднимался он снизу вверх, в небо, в облачную даль, туда, где не бы-
ло ничего, что бы можно было искать, пух залетал в окно, ложился на стол,
проносился по стенам, Клава забыла уже про Терентия, про свой волнующий
ужас, и там, в глубине одуванчиковых полей, что-то закричало, жалобно, щемя-
ще, закричало, оборвалось, и тупой, коровий страх вдруг ударил в голову Кла-
вы, она задергалась грудью на столе, как муха, попавшая в паутину, что-то
было там, в одуванчиках, чего Клава не могла видеть, что-то плело там паути-
ну смерти, и Клава не могла теперь думать ни о чем больше, кроме смерти, она
замычала от ужаса, завыла, заревела, колотя ногами в колоду, на которой спа-
ла, и смерть вышла из стены и разбила ей вместе со сном лицо.
- Зарежь ты ее, Тереша, - сонно сказала наверху Анна. - Слышь, как воет.
Аж печенку выворачивает.
- Молчи, стерва, - глухо ответил Терентий, который не спал, а думал о
чем-то незнакомом и огромном, хотя сам понять не мог, что это такое есть.
Материя мысли была для Терентия вечерним лесом, в котором он не различал от-
дельных деревьев, и не решался войти в его тень, боясь заблудиться в чащах
бреда и не завершающихся снов. Чтобы не думать, Терентий встал и слез в пог-
реб, к Клаве, которая уже потеряла свой крик и тихо лежала теперь пластом на
колоде, вся мокрая от пота.
- Ты что, заболела? - спросил ее Терентий.
- Страшно, - хрипло выдавила из себя Клава. Зубы у нее тихо, но часто
клацали друг о друга.
Терентий накрыл ладонью ей лоб, однако не почувствовал жара, одну росис-
тую прохладу пота.
- Помереть хочешь? - догадался он.
Клава поджала губы и мучительно заплакала. Вслипывая, чтобы набрать воз-
дух, она дергалась всем телом.
- Ну, дура, - пожалел Клаву Терентий, как родную дочь, которой у него
никогда не было, разве что та, крошечной и безымянной еще задохшаяся в колы-
бели от синюшного родимчика. - Чего ревешь-то?
Терентий, как житель деревни, с детства наблюдавший гибель скотины и че-
ловека, считал смерть благом, дающим свободу и пищу уцелевшей жизни. Жалея,
он погладил Клаву ладонью по плачущему лицу.
- Ну, хочешь, я тебя топором убью? - с горем вздохнул Терентий. - Ты
только не мучайся.
- Хорошо, - согласилась Клава.
- Глаза закрой, и плакать перестань, - попросил Терентий. - А то я тебя
не смогу убить.
Клава зажмурилась, все еще всхлипывая, и Терентий отер ей ладонью мокрое
лицо. Клава замерла, ожидая удара. В нем должен был быть конец страху. Поле-
жав немного, она открыла глаза.
- Закрой, - сказал жадно глядевший на нее Терентий. У него в руке Клава
увидела топор.
- Куда вы меня бить будете? - слабо спросила она. - В лоб?
- А тебе зачем знать? - обеспокоился Терентий. - Я тебя одним ударом
убью. Больно не будет.
- В лоб? - капризно спросила Клава.
Вместо ответа Терентий размахнулся топором. Клава вяло вскрикнула и рва-
нулась руками, но руки были привязаны к телу, и у нее ничего не вышло. Тогда
она резко отвернулась головой от стены.
- Будешь дергаться, - угрожающе прохрипел Терентий, - придется дважды
бить.
- Развяжите меня, пожалуйста, - заныла Клава. - Пожалуйста.
Терентий обрубил топором какой-то узел, и веревки отпустили тело Клавы.
- А где Петька? - спросила вдруг она, поджимая затекшие ноги. - Умер?
- Я ему морду в лопухах прикладом разбил, он и сдох, - зло подтвердил
Терентий.
- Клох, - тут же вспомнила Клава и мельком глянула ему в лицо. Терентий
рухнул вперед, ударив в Клаву всей тяжестью своего одеревеневшего тела, с
лица его сильно потекла кровь. От удара Клава задохлась, весь воздух вышибло
у нее из живота, и сердце раздавлено закололо. Клава пискнула от боли, пыта-
ясь руками свалить с себя труп Терентия. На ее сиплый писк в погреб сунулась
Анна. Клава увидела ее, и Анна кувырком повалилась в дыру, с хрустом врезав-
шись головой в земляной пол погреба, и только потом уже с перевороту тупо
шмякнувшись о него поясницей. Выпроставшись из-под Терентия, Клава пересту-
пила неестественно расположенную Анну и полезла наверх, сперва в избу, а по-
том через окно наружу.
Снаружи была ночь, плохо освещенная блуждающей в облаках луной. Пахло
нагретой за день крапивой, лопухами, клевером и чем-то еще, чему городская
Клавина память не ведала названия. Клава пошла вдоль плетня, узкой дорожкой,
протоптанной по краю высокой травы, и нашла Михея Гвоздева, что сидел в
сверчащих стеблях, углубившись в сокровенное.
- Доброй ночи, - негромко окликнула его Клава, не отыскав другой формы
приветствия для случившегося времени суток.
- Доброй ночи, - потусторонне откликнулся Михей.
- Можно, я с вами сяду? - спросила Клава.
Михей не ответил. В небе ярко светились звезды, и Клаве показалось, что
они обступают Гвоздева молчаливой толпой, собираясь ему что-то сказать.
- Я спросить хотела, - робко начала Клава, усевшись в траву рядом с
Гвоздевым.
- Что ж, и спроси, - тупо произнес Михей, по-прежнему глядя в ночное поле.
- Где тут есть церковь каменная? - сильно волнуясь, спросила Клава. -
Там еще одуванчиков должно быть много, целое поле.
- По дороге если пойдешь, - тихо ответил Гвоздев, словно не слыша самого
себя, - будет бывшее село Злотово. Перед селом - луг, там церковь стояла.
Большевики ее динамитом взорвали, одна колокольня осталась. На той колоколь-
не они повесили вместо колокола злотовского попа. Это твоя церковь и есть.
- Спасибо, - освобожденно сказала Клава. - За сутки дойду?
- Ты не спеши, землю-то ногами молотить, - усмехнулся из бороды Михей. -
Ходить туда нельзя. Там смерть гуляет.
- Смерть - насекомое, - уверенно ответила Клава. - На руке помещается. И
не ходит она, а летает, тихо так, - Клава подняла ладошку и сдунула с нее
воображаемую смерть. - Полетит, сядет на лицо - человек и умрет.
- Поди ж ты, - удивился Гвоздев. - Умная какая. Не из тех ли ты краев,
где население от тифа иссякло?
- Я из города, - опровергла логику Клава. - А смерть я сама видела, она
на мертвой голове, в жестяном ведре завелась.
Гвоздев задумчиво осмотрел Клаву, как живую девочку, в далеком каменном
городе державшую на ладошке смерть.
- А то и верно, чего оставаться, - решил он. - Люди уже бессмысленнее
коров стали, друг друга жрут. Чем до скотской власти терпеть, можно и в
смерть двинуться. Мне тоже бы любопытно на нее поглядеть, да идти лень. По-
гожу, сама явится. - Михей выдернул из земли былинку и скусил ее зубами, да
сплюнул. - А что она - насекомое, это тут неправда, то, может, в городе она
в насекомом качестве выступает. А тут - бродит, я сам там был и слышал, как
она в подсолнухах шуршит. Пробирается.
- А откуда вы знаете, что смерть? - почему-то спросила Клава, хотя и са-
ма это знала.
- А то хто ж? Злотовские вон, в один день все повалились. Данила наш по-
койный ходил туда избы обирать, говорил, трупы на полах кучами посбивались,
как овцы. И кровь повсюду была, аж на стенах и потолках.
- Мамочка, - перекрестилась Клава, замерев от вожделения. Огромное буду-
щее чувство, которого она никак не могла понять, навернулось на Клаву тем-
ным, звуконепроницаемым одеялом. То, что она знала, но во что не хотела ве-
рить, было совсем близко.
- Еще старик приходил оттудова, с гнилым ртом, - бесстрастно продолжал
Михей. - Он говорил, смерть с востока пришла, мол, нездешняя она. Он гово-
рил, бабы злотовские ее накликали, грудного дитенка одного прирезали, чтобы
смерть приманить.
- Зачем?
- Большевикам отомстить хотели.
- Может, там зараза какая была? - просто так предположила Клава.
- Может, - без веры согласился Михей, - и зараза. Только не была, а
есть. Ночью она, сволочь, молчит, а днем вдруг как крикнет - душа льдом по-
дирается. Будто больно ей. И почему она там шуршит, а сюда не идет? Я мыслю,
прищемило ее.
- Прищемило? - изумилась Клава.
- Вроде. Хотя чем смерть прищемишь? Она ж не палец.
- Я слышала, как она кричит, - призналась Клава. - Я думала, это мне
снилось.
- Такое не снится, - уверенно сказал Михей. - Голос у нее тонкий, только
не человечий, а шелестящий, как у птицы. Может, она птица и есть. Ходит да
мертвым глаза выклевывает.
Клава поднялась, оправляя на коленях платье. Она немного дрожала.
- Я, наверное, пойду, - сказала Клава. - До свиданья.
- Прощай, - хриплым кошачьим голосом ответил Михей.
Клава тоже знала, что они прощаются навсегда.
Чтобы выйти на дорогу, ей пришлось обогнуть избу Терентия, и она снова
увидела в лопухах насаженных на колы продотрядовцев. Клава подошла к ним
поближе, морщась от сильного зловония. Слышно было, как черви ели обоих
мертвецов изнутри, будто тихо шелестела трава.
- Вы были там? - шепотом спросила Клава.
Мученики ответили вонью.
- Вы слышали, как она кричит?
- Товарищ Свердлов умер, - тихо прохрипел правый вяленый, недвижимо гля-
дя высохшими глазами в лопухи. - Я тоже умер. Ты тоже должна умереть.
Левый вяленый молчал.
- Только Ленин не умрет, - прохрипел правый вяленый. - Ленин - вечен.
Клава пошарила рукой, нет ли у говорившего какой-нибудь елды, но ничего
не нашла, кроме невнятного усохшего бугорка под животом.
- А у Ленина есть елда? - спросила она продотрядовца. У живого Клава
постыдилась бы такое спросить, а у мертвого было не стыдно.
- Ты Ленина не трожь, - квакнул вдруг левый вяленый. - Он головой время
останавливает.
- Нет у вашего Ленина елды, - издевательски сказала Клава, собрала нем-
ного слюны и плюнула ею в грудь левому вяленому. - Он только светится, пото-
му что электричество в себе нашел.
С этими словами Клава повернулась и пошла прочь. Отыскав в темноте доро-
гу, она и пошла ею, поднимая босыми ногами прохладную мягкую пыль. Сверху
висели звезды, как разлетевшиеся пчелиные рои, а ульи их невидимы были Клаве
в темноте неба. Сколько Клава не шла, звезды стояли неподвижно, из чего мож-
но было догадаться, что все места в пространстве одинаковы, и только человек
начинает представлять себе новое место после большого числа движений ногами.
Это от усталости, думала Клава, просто устаешь и тебе снится, будто ты ку-
да-то пришел. Пока я еще не очень устала, я плохо сплю и мне снится почти
одно и то же, а если я по-настоящему устану и усну, то наверняка увижу ка-
менную церковь.
Чтобы не скучно было ждать настоящей усталости, Клава начала думать о
революции, хотя она плохо понимала, что это такое. Она вспоминала, что расс-
казывал ей Павел Максимович, но толком ничего не могла вспомнить. Ну ничего,
думала Клава, скоро я дойду до каменной церкви и узнаю что-нибудь. Она вери-
ла: смерть, которая шуршит в подсолнухах - она такая страшная и нечеловечес-
кая, что обязательно должна знать правду. Павел Максимович - тот не знал
правды, он даже не умел причинить Клаве настоящую боль, потому что не пони-
мал, где она есть. Клава решила, что Павел Максимович был, наверное, дурак,
что же за ум у человека, который не разбирается в боли. Вот Барановы - те
понимали, где боль, да не могли рассказать. И товарищ Свердлов, о котором
так жалел правый вяленый, он тоже понимал, что такое боль. Может, и Ленин
понимает, подумала Клава. Может, у него все-таки есть елда? Клава все шла и
шла, теперь чистым полем, в котором не было даже одиноких деревьев. Все небо
было видно ей, до самого горизонта, где звезды уходили прямо в траву. Через
то место, подумала Клава, на небо и забрались сверчки, их невыносимое журча-
ние слышно ей было повсюду, и в земле, под ногами, и в траве, и над головой,
словно сверчки остались единственными кроме Клавы жителями этого мира. Клава
даже слабо заплакала от одиночества, она подумала, что Михей Гвоздев был
последний живой человек, которого ей суждено было встретить, а мертвые всег-
да оставались для Клавы чужими, хоть она и привыкла с ними разговаривать.
Клава вспомнила маму, растерянную фигуру на пороге ее детской комнаты,
ее близорукое, ласковое лицо. "В домик играешь?" - спросила мама, и вопрос
этот теперь казался Клаве таким трогательным, жалким до слез. Мама ведь не
знала, что Клава забралась в шкаф от страха, она наивно думала, что обманула
дочку, как маленькую, скрыла от нее творившийся вокруг ужас. Бедная, милая
мама. Она на самом деле верила, будто все как-нибудь образуется, она просто
не знала, что ей иначе делать. А как мама побежала по вокзальной площади,
вспомнила Клава, как отупевшая от страха курица, она совершенно перестала
что-либо соображать, не понимала даже, куда бежит, и дурацкая смерть накрыла
ее, словно яблоко, которое случайно упало с ветки, да и стукнуло прямо по
голове, мама даже крикнуть не успела, так, нелепо семенящую с кожаным сакво-
яжиком, ее и сунуло в яму, раздавило, как картошку. Маму раздавило, как кар-
тошку, еще раз подумала Клава, мысль эта была отвратительной, гадкой, но
Клава никак не могла отделаться от нее. Маму раздавило, как картошку, думала
Клава, плача от ужаса. Мама - раздавленная картошка.
Когда жить дальше стало совершенно невыносимо, Клава сошла с дороги,
легла в траву и продолжала плакать, ворочаясь по земле. Ей казалось, что
сейчас она умрет. Но постепенно она затихла, обнаружив, что светает. От пла-
ча у Клавы сильно разболелось горло. Она села в траве и увидела каменную ко-
локольню, прямо над собой. Колокольня была высока и черна, потому что утрен-
ний свет начинался с другой ее стороны, он просвечивал окно колокольни наск-
возь, и в том высоком окне Клава заметила крупного мертвого попа, о котором
говорил Гвоздев, поп висел неподвижно в безветренном спокойствии готовящего-
ся дня, черный и вонючий. Вся трава под колокольней усеяна была маленькими
серенькими головками одуванчиков, но пуха они уже не имели: его снес ветер
из Клавиного сна.
Клава долго смотрела на гниющего попа, воздушные силы неба шли сейчас в
каком-то ином направлении, и вонь была слаба. Потом она встала с мятой травы
и собрала рассыпавшиеся волосы. Она вся дрожала, особенно руки, когда Клава
касалась ими лица, собирая волосы, похолодевшие, тонкие пальцы тряслись, то
мягко тыкаясь в кожу, то снова уходя. Мне страшно, подумала Клава. Она вслу-
шалась в предутреннюю тишину. Треск сверчков стал намного тише, небо молча-
ло, и на нем почти не видно было уже звезд. Может, они тоже трещали ночью,
как сверчки, предположила Клава. Теперь звезды уходили все дальше в воздуш-
ный туман. Звезды боятся солнца, поняла Клава. Оно их ест, чтобы стать свет-
лее. Раньше, может, солнце и не было таким светлым, но потом оно съело мно-
го-много звезд. Как же мне страшно, подумала Клава. Где же ты?
Что-то едва слышно шевельнулось в стороне от нее. Клава сразу обратилась
в ту сторону. Подсолнухи. Смерть шуршит в подсолнухах, говорил бородатый.
Смерть шуршит в подсолнухах, она там живет. Конечно, она там живет, чтобы
никто ее не видел, а то тут везде открытый луг. Клава обмерла. Она чувство-
вала: кто-то есть там, в стеблях подсолнухов, может, этот кто-то уже видит
ее.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг