и не болела. - Что это означает, однако? Ты что, и в самом деле
ясновидящий? Ну с чего ты взял, что Анечка в деревне Фокино, а не на
станции Озерная?
Саша поморщился при слове "ясновидящий". Еще прилипнет к нему это
прозвище, потом не отделаешься!
- Все очень просто, - сказал он. - Просто и не требует никакого
ясновидения. Я подумал, что если мог вернуться бык ("Откуда вернуться?" -
снова мелькнула все та же мысль), то почему должна пропасть бесследно
девочка? Не логичнее ли предположить, что и она вернулась? ("Вот
привязалось слово!") А если так, то где она может оказаться? По аналогии -
в пятнадцати километрах от города, то есть от места исчезновения, но в
другую сторону, вернее в ту же сторону, если продолжать аналогию с быком.
А там как раз расположено Фокино, на одной линии, если провести ее от
колхоза через город. Через город. Вот и все! А как она, Анечка? Появилась,
как бык, в доме?
- Нет, ее увидели на улице.
- Раздетую? В одной рубашке?
- Да, в рубашке и босиком. На снегу, в двадцатиградусный мороз. И она
совершенно здорова, их фельдшер осмотрел ее. Но тут не все ясно. Они
толкуют о какой-то пленке. Я что-то не понял. Сейчас подадут машину.
Заезжай за Болдыревой и за доктором, я позвоню в поликлинику. Фельдшеру я
не слишком доверяю. И в Фокино! Я бы сам поехал, но начальство вот-вот
пожалует. Только ты позвони мне оттуда обязательно.
- А что она, Анечка, говорит?
- Не знаю! Об этом они мне ничего не сказали, а я забыл спросить.
Слишком был ошеломлен таком новостью. Но ведь главное, в конце концов, в
том, что девочка не замерзла, как это ни удивительно. Подумать только, из
теплой постели - и прямо на улицу, на мороз!
- Через три часа, - добавил Саша.
- Что через три? Ах, да, верно! Где же она все-таки могла находиться
эти три часа?
Саша еще раз пожал плечами, хотя этот жест никогда не был ему
свойствен.
- Снова тот же неразрешимый для нас вопрос, - сказал он. - Не стоит и
пытаться ответить на него, это явно бесполезно. Я все время думаю вот о
чем. Если бык мог, допустим, пройти пятнадцать километров от колхоза, где
работает мой дед, до Н...ска, то трехлетняя Анечка никак не могла пройти
те же пятнадцать километров от Н...ска до Фокино. Правильно? Значит, они
не шли это расстояние. И, уж конечно, не ехали, особенно бык. Получается,
что они вообще не передвигались. Во всяком случае, не передвигались
понятным, привычным нам способом. И все же оказались в пятнадцати
километрах от места, где исчезли. И почему-то "переместились" точно в одну
сторону, по одной линии! Да еще пленка какая-то! Что за пленка, откуда?..
Послушай, старший лейтенант, тебе не страшно?
- Страшно? Пожалуй, да, есть немного. Не по себе как-то! Что ни
говори, а к чудесам мы не привыкли, однако.
Тот же пульт с двенадцатью сферическими экранами перед ним.
Те же пятеро серебристых операторов, в одинаковых креслах, на равном
расстоянии друг от друга, по всей длине пульта.
Кажется, все, как было, ничто не изменилось после первого
кратковременного появления на экране Норит сто одиннадцать в облике
аборигена неизвестной еще планеты.
Более чем странный, непонятный, трудно воспринимаемый сознанием
облик! Только усилием воли можно заставить разум примириться с виденным,
признать подобное "произведение природы" разумным существом, а
следовательно, и равным, а главное, почувствовать в нем "брата по разуму".
Трудно, очень трудно, несмотря на практику почти сотни предыдущих встреч.
Потому и сочли необходимым девяносто восемь предшественников Норит
сто одиннадцать, а теперь и он сам, прежде всего поступить именно так -
показать, как выглядит "хозяин" того мира, с которым, быть может, придется
вступить в контакт, подготовить сознание своих соотечественников к
восприятию чуждого облика, как бы ни был этот облик чудовищен с привычной
для них точки зрения.
Пятьдесят семь раз был показан сам подлинный "хозяин", а сорок один
раз его облик вынуждены были по тем или иным причинам принимать посланцы
планеты. В двенадцати случаях разумная жизнь не была обнаружена.
И вот в сорок второй раз посланец планеты предстал на экранах своей
родины в облике аборигенов того мира, куда был послан. Это означало одно
из двух: либо Норит сто одиннадцать не может находиться там в своем
естественном виде (это могло грозить ему какой-нибудь опасностью, так уже
бывало не раз), либо он решил строго придерживаться инструкции по
поведению на чужих планетах, требующей не рисковать и открываться
аборигенам только после проверки их отношения к чуждому и непонятному.
Такая проверка будет осуществлена по сигналу самого Норит сто одиннадцать,
когда он сам найдет это нужным.
Руководители эксперимента ждут...
Но впечатление, что в помещении пульта ничто не изменилось, ошибочно.
И конечно, пятеро серебристых находились здесь не все время. Сеансы связи
с Норит сто одиннадцать подчинены согласованному с ним самим расписанию, и
в промежутках между сеансами на пульте достаточно одного дежурного.
Сейчас здесь находятся все пятеро просто потому, что подошло время.
Связь через пространство без протяженности, через исполинские
расстояния, равные нулю в этом пространстве, без малейшей потери времени
(потому что там, где нет пространства, нет и времени) исключительно
трудна. Дистанционное управление установками огромной сложности и мощности
требует столь большой точности, что справиться с этой задачей под силу
только объединенной мысли и вниманию пяти операторов высочайшей
квалификации. Число пять установлено давно, определено опытным путем еще
предками нынешних руководителей экспериментов, после нескольких ошибок,
обошедшихся очень дорого.
В огромном помещении пятеро сейчас не одни. Позади них, между пультом
и бассейном, плотно, один к одному, стоят в ожидании еще несколько
десятков, среди которых нет серебристых. Большинство - темно-синие или
желтовато-зеленые. Изредка попадаются и темно-вишневые.
Ничего, что хотя бы отдаленно походило на часы или иной указатель
времени, на пульте и вообще в помещении не видно. И неизвестно, чем
руководствуется Вензот, когда внезапно произносит:
- Внимание!
Быть может, снова шевельнулась стрелка на грани реального мира? Но ни
Вензот, ни его коллеги не смотрели в этот момент на маленький кружок
прибора, врезанного в панель пульта перед каждым из них.
- Внимание!
Секади... секади... секади...
- Старт!
Та же команда, тот же возглас, что и при отправке Норит сто
одиннадцать. Но сейчас никто никуда не отправляется, предстоит только
сеанс связи. Слово "старт" относится к посылке энергетического луча,
который должен стать как бы проводником связи между двумя планетами
через... ничто!
На мгновение чуть тускнеет свет в помещении и вне его, что хорошо
заметно сквозь прозрачные стены...
И на экране... Норит сто одиннадцать!
На этот раз ни у кого не возникает сомнения в том, что это именно он.
Навсегда запомнился всем облик разумного существа иного мира, хотя первое,
памятное, свидание с ним было очень кратковременным.
Теперь Норит сто одиннадцать никуда не исчезнет с экрана более
продолжительное время. Корректировка луча произведена по его указанию, и
посланца планеты можно рассматривать сколько угодно.
Не менее двухсот секади все молчат, вторично пораженные зрелищем.
"Фантазия природы бесконечно разнообразна!" - думает каждый.
И, понимая причину их молчания, не произносит ни слова и Норит сто
одиннадцать, хотя это дается ему труднее, чем им.
Пусть только на одном экране из всех, имеющихся на планете, виден
сейчас Норит сто одиннадцать, все же его видят на родине, тогда как он сам
не видит никого! Перед его глазами картины чуждого ему мира, быть может,
его окружают сейчас обитатели этого мира, быть может, в этот самый момент
происходит с ним что-нибудь, требующее от него всего внимания, на какое он
только способен, может быть, ему очень трудно сейчас. Но идет сеанс связи,
заранее запланированный, и посланец планеты выполняет свою задачу, что бы
ни происходило с ним!
Удивительное существо необходимо рассмотреть самым тщательным
образом, зафиксировать его навсегда в видеозаписи. И Норит сто одиннадцать
должен для этого оставаться неподвижным там, где он находится, иначе его
изображение будет колебаться, исчезать и вновь появляться, несмотря на то,
что зримая связь осуществляется им мысленно!
Но вот внешний осмотр окончен.
- Во имя жизни!
Это произносит Норит сто одиннадцать, очевидно почувствовавший этот
момент. И голос его звучит с экрана так ясно, будто здесь находится он
сам, а не его облик, порожденный силой его же воображения.
- Во имя жизни!
Отвечает один Вензот. Аппаратура связи рассчитана и настроена на
биотоки его мозга. У Норит сто одиннадцать вообще нет никакой аппаратуры.
Иначе нельзя. И то, что "говорит" Вензот, слышит один только Норит сто
одиннадцать "там". А здесь произносимое ими обоими "слышит" и навсегда
запоминает скрытый в недрах пульта специальный прибор.
Все, кто находятся сейчас в помещении пульта, принимали участие в
составлении перечня вопросов к Норит сто одиннадцать, но выбор принадлежит
Вензот. Разговор через икс-пространство не может быть слишком
продолжителен. Не хватит энергии, не хватит силы воображения у Норит сто
одиннадцать "там" и у Вензот "здесь", не хватит фиксирующей устойчивости
самого луча, ведь та планета, с которой осуществляется связь, вращается
вокруг оси!
Никто в зале не слышит мысленных вопросов Вензот, но по ответам Норит
сто одиннадцать все могут следить за первой беседой с посланцем науки,
ушедшим в чужой мир.
Во имя жизни!
ГЛАВА ПЯТАЯ,
подтверждающая старую истину,
что шила в мешке не утаить
В закрытом милицейском "пикапе" было тепло. Полина Никитична
отказалась сесть рядом с водителем и попросила Сашу ехать с нею в кузове,
где были оборудованы мягкие, обитые искусственной кожей сиденья. Правда,
сквозь маленькие окошки, покрытые причудливыми морозными узорами, почти не
проходил свет, и было темновато. В кабину сел врач из городской
поликлиники Семен Семенович, который по совместительству уже много лет
исполнял обязанности судебно-медицинского эксперта.
Впрочем, должность эта числилась за ним только на бумаге, так как
происшествия, требующие медицинской консультации, за все эти годы так и не
случились ни разу, ни в самом Н...ске, ни в его окрестностях. Да и сегодня
Семен Семенович понадобился не как эксперт, а просто как опытный врач.
Саша знал его с детства и хорошо помнил, как боялся когда-то
окладистой бороды, висячих "запорожских" усов и сердитого взгляда из-под
мохнатых бровей. Стоило Антонине Михайловне сказать, бывало: "Хорошо,
позовем Семена Семеновича!" - как "заболевший" школьник Саша Кустов
моментально выздоравливал и отправлялся в школу. Во всем Н...ске не было
человека, который хоть раз в жизни не побывал в руках старого доктора.
Саша не помнил времени, когда бы Семен Семенович выглядел моложе, чем
теперь, и про себя считал, что тот всегда был старым.
Полина Никитична всю дорогу от Н...ска до Фокино донимала Сашу
вопросами, на которые он не мог ответить при всем желании. Она еще не
оправилась от потрясения, вызванного исчезновением на ее глазах внучки, а
затем ошеломляющим известием о ее появлении в пятнадцати километрах от
дома, и хотела знать подробности, вообще никому пока неизвестные.
- Какой же ты, Сашенька, милиционер, если ничего не знаешь? -
говорила она и плакала.
- Тетя Поля, - старался успокоить ее Саша, - ну о чем вы плачете?
По-моему, надо радоваться, а не плакать. Анечка жива и здорова, и ничего с
нею не случилось (Саша даже не замечал, какую бессмыслицу говорит). Сейчас
приедем в Фокино - и вы ее увидите!
Но на Полину Никитичну его доводы не действовали.
Из-за гололедицы пятнадцать километров ехали более сорока минут. Но
вот, наконец, и фокинский сельсовет.
Их ждали, видимо предупрежденные из Н...ска, и председатель
сельсовета сразу же доложил, как только Саша выбрался из машины:
- Девочка в полном порядке, чувствует себя хорошо и даже не чихает.
Судя по тону, это последнее обстоятельство казалось председателю
самым важным во всем происшествии.
- Даже не чихает! - сказал Семен Семенович, торопливо проходя мимо
них в дом. - Тогда, пожалуй, мне здесь вообще делать нечего.
- Это вы говорили час назад по телефону с начальником милиции? -
спросил Саша.
- Так точно, я!
Видимо, председатель полагал, что с офицером милиции нужно
разговаривать по-военному, четко.
- Что это за пленка, о которой вы рассказывали? Слышимость была
плохая, начальник не понял, - на всякий случай, чтобы не уронить в глазах
председателя авторитет старшего лейтенанта Кузьминых, прибавил Саша.
- Пленки больше нет!
- А куда она девалась?
- Это нам неизвестно, товарищ начальник. Была, однако теперь нет.
- И вы не видели, куда она пропала?
- Никак нет, сначала была, все видели, потом вроде как растаяла. И
нет!
Саша кивнул головой, делая вид, что слова председателя ему понятны.
- Кто первый увидел девочку на улице? - спросил он, понимая, что
продолжать расспросы о пленке бесполезно: председатель, очевидно, сам знал
не больше.
- Не на улице, на дороге, метрах в двухстах от околицы. А увидели ее
два брата Седых, Василий и Федор, кузнецы наши. Их кузня в стороне стоит
от села, значит. Оба и шли на работу. Они и принесли девочку ко мне.
- Где сейчас братья Седых?
- Тут, ожидают вас. Как начальник сообщил, что вы приедете, я,
значит, и вызвал их.
- Пойдемте! - сказал Саша.
Загадочная пленка не давала ему покоя всю дорогу от Н...ска. Он
чувствовал, что именно в ней, в этой пленке, заключена разгадка более чем
странного факта, что трехлетний ребенок, почти совершенно раздетый, не
замерз на двадцатитрехградусном морозе. И, судя по словам председателя,
чувствовал себя как обычно.
"Совершенно необъяснимо! - думал Саша, входя в дом. - Ни в какие
ворота не лезет!"
Анечку он увидел не сразу, ее заслоняла широкая спина доктора.
Девочка сидела на коленях Полины Никитичны, закутанная в огромный
шерстяной платок, концы которого свисали до пола. Семен Семенович только
что закончил ее выслушивать и сейчас с озабоченным и сердитым лицом,
которое, впрочем, всегда у него бывало при осмотре больных, почему-либо
вызывавших в нем беспокойство, медленно свертывал трубки фонендоскопа,
пытливо глядя на юную пациентку, которая, если судить по внешнему виду,
была совершенно здорова.
В комнате кроме председателя сельсовета, Анечки и трех приезжих
(водитель остался в машине) находились еще две пожилые женщины и братья
Седых, до того похожие друг на друга, что Саше в первый момент показалось:
один из них сидит у зеркала, а второго вообще нет. Тем более, что оба
кузнеца были одинаково одеты.
В углу стояла большая круглая печь, от которой шел сильный жар.
Наверное, в нее щедро подкинули сухих дров, чтобы Анечка могла как следует
согреться.
"Уж не от жара ли этого исчезла пленка?" - подумал Саша.
Он не мог даже заподозрить, что снова, в который уж раз, угадал
точно. Была ли эта необычайная проницательность свойством его ума, не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг