Среди зрителей находилось несколько калек, но в этот день никто не
обратился к пришельцам за аналогичной помощью. Свойственная простым людям
деликатность удержала от этого. Тем более, что все почувствовали за
внешней простотой и легкостью исцеления Любавы большой и нелегкий труд, о
чем красноречиво свидетельствовал утомленный вид пришельца.
Зато на следующий день началось настоящее паломничество к избе Чеслава,
где поселились гости.
Борислава обезумела от радости, увидев младшую дочь совершенно здоровой,
без малейших признаков хромоты. Ее радость разделяли все, - не было
человека во всех трех поселках, который не жалел бы девочку, ставшую
увечной в таком юном возрасте.
И пришельцы сразу стали дорогими и желанными гостями, оказались в центре
внимания. Каждый старался хоть чем-нибудь услужить им.
Не спрашивая ни о чем, гостям принесли одежду и обувь местного
изготовления, совершенно новые. Но воспользовался ими один только Рени,
который сильно страдал от холода. Пришельцы остались в своих голубых
костюмах и в чём-то вроде сандалий, сделанных как будто из металла, но
гибких и мягких на ощупь. Казалось, на них не оказывали никакого влияния
ни жара, ни холод.
Рени оделся первый раз в жизни, - до сих пор он всегда носил только одну
набедренную повязку, - и прошло несколько дней, пока он наконец привык и
перестал испытывать неудобство.
Одетый, он почти не отличался от других парней его возраста, если не
считать длинных, до плеч, волос и полного отсутствия растительности на
лице. Даже необычайный красный цвет его кожи стал как-то менее заметен,
походил на сильный загар. Классически правильные черты лица, обрамленного
черными волосами, гладкий и нежный подбородок сделали бы Рени похожим на
переодетую красавицу, если бы не мощная, чисто мужская фигура. Ростом он
уступал только Чеславу.
Жители поселка освоились с Рени значительно скорее, чем с пришельцами,
хотя именно он один не мог ни о чем говорить с ними. Только в нем,
бессознательным инстинктом, чувствовали люди что-то свое, родственное.
Пришельцы до самого конца оставались чужими.
Для гостей истопили баню, и они с удовольствием воспользовались ею. Потом
их усадили за стол.
Все самое лучшее, что было приготовлено к празднику, поставили перед ними,
но пришельцы, как и прежде, ели только растительную пищу. От всего, что
имело животное происхождение, даже от молока и масла, они отказались.
- Нельзя, - ответили они на вопрос Рени. - Животная пища вредна для
условий, в которых находятся наши тела и в каких очень скоро окажется и
твое тело.
Рени знал, о чем говорят его друзья.
НА "ОСТАНОВКЕ"
(продолжение)
Пришельцев и Ренц приняли, как дорогих гостей, и гости сполна отплатили
хозяевам за проявленное гостеприимство. Прошло несколько дней, и в трех
поселениях не осталось ни одного больного. Даже увечные стали совершенно
здоровыми. И только один человек не смог воспользоваться услугами
удивительных врачей.
Прозвище "слуги Перуна", неведомо для пришельцев, накрепко утвердилось за
ними. В разговорах между собой жители иначе и не называли своих гостей,
тем более что не знали их имен.
Рени пришел вместе с ними, его появление было так же странно и
необъяснимо, как и появление пришельцев, но отношение к нему с самого
начала было совершенно другим. Никто не называл его "слугой Перуна". Не
сознавая ясно, люди чувствовали в нем человека Земли, инстинктивно
отделяли его от его товарищей.
Пришельцев не боялись, но они были непонятны во всем, начиная с внешности.
В отношении к ним всегда проскальзывала невольная робость.
Рени называли по имени, но объясняться с ним приходилось жестами.
"Бело-голубые" говорили на обычном языке, часто вели беседы, но никто, до
самого конца их пребывания в поселке, так и не заметил, что говорили они
не издавая ни единого звука.
Пришельцы твердо проводили в жизнь намеченный план.
Исцеление больных и увечных нанесло удар по авторитету поселкового
знахаря, - слишком очевидна была разница в результатах лечения, - но,
странное дело, сам знахарь нисколько не огорчался этим и не испытывал к
пришельцам враждебных чувств.
"Слуги Перуиа"! Этим все объяснялось. Не мог человек, будь он трижды
знахарем, равняться со слугами бога.
Случилось так, что именно знахарь оказался тем единственным человеком,
которому искусство пришельцев ничем не могло помочь. У старика не было
левой руки, давно, в дни юности, отрубленной мечом половца.
Видя, с какой внешней легкостью гости излечивают людей, делают здоровыми
изувеченные руки и ноги поселян, знахарь начал было надеяться, что и его
левая рука чудесно появится снова. Но надежда не оправдалась, и старик...
почувствовал своеобразную гордость. Именно перед ним, знахарем,
бело-голубые гости оказались бессильными!
Видимо, только сам Перун мог бы вылечить своего служителя, если бы явился
сюда.
Но Перуна не было, и старик так и остался калекой.
К удивлению Рени, пришельцы очень огорчались невозможностью восстановить
отсутствующую руку.
Они говорили об этом так, как если бы подобное чудо вообще было возможно,
но у них не оказалось чего-то необходимого для такой "операции".
- Дело в том, - ответил пришелец на недоуменный вопрос Рени, - что у нас
на родине старик был бы с рукой. И если бы мы могли всё предвидеть, он
также получил бы новую руку. Мы знаем, что не виноваты, но нам это
неприятно.
- У вас на родине умеют делать новые руки? - спросил Рени, вне себя от
удивления.
- К сожалению, - получил он странный ответ, - у нас случаются еще
происшествия такого рода. И естественно, что мы должны иметь средства
борьбы с увечьями. Как же может быть иначе?
- И человек, потерявший, скажем, руку, получает новую?
- Да, конечно.
- А если он потеряет голову?
Рени задал этот вопрос в шутку, но пришелец ответил с полной серьезностью:
- Все зависит от времени. Я не представляю себе возможности такого случая,
но если бы так случилось, быстрота оказания помощи могла бы спасти жизнь.
- Но отрубить голову - это значит убить!
- Не совсем. Смерть будет только внешняя. Человеческий организм умирает не
сразу.
У Рени начало мутиться в голове. После продолжительного молчания он робко
спросил:
- Но как же может произойти у вас такой случай? Вам нельзя отрубить не
только голову, но даже один палец.
- Ты ошибаешься, Рени. Такими, как сейчас, мы стали только здесь, на
Земле. На родине мы были обычными людьми, и сквозь наше тело не могло
пройти ничего. Вернее, мы стали такими незадолго до прихода к вам.
Такие разговоры только усиливали желание Рени познакомиться с таинственной
наукой пришельцев.
Прошло две луны, и Рени узнал многое. Ежедневно один, а иногда и двое
пришельцев занимались с ним по нескольку часов. Глубокие знания учителей,
понятливость, живой ум и горячее желание ученика делали эти уроки
чрезвычайно продуктивными. Рени ясно сознавал, как меняется его восприятие
мира, самый способ мышления, как всё, что казалось ему раньше таким
простым, покрывается сперва дымкой таинственности, а затем постепенно
проясняется для него, открываясь совершенно с другой стороны, о которой он
никогда и не подозревал.
Пришельцы не теряли времени на обучение Рени элементарным основам науки,
а, так же как в доме Дена, делали упор на философию явлений природы. И,
посвящая ученика в самые сложные проблемы науки, делали это так, что он
понимал суть того, что ему говорили.
В данных условиях такой необычный метод давал прекрасные результаты и
соответствовал плану подготовки Рени к появлению в мире будущего. Он не
знал "азбуки", не изучил простейших законов и в то же время мог воспринять
неизмеримо более сложные вещи. Он не усвоил "таблицы умножения", а когда
ему говорили о парадоксах теории относительности, понимал, о чем идет речь.
Пришельцы не могли давать уроки словами на языке Рени. Это вносило большие
трудности, особенно в первые дни. Но они сумели преодолеть их. Прошло не
так уж много времени, и такие слова, как "проницаемость", "энергия
движения" или "нулевое пространство", уже вполне ясно воспринимались
мозгом Рени. Чем дальше, тем легче проходили уроки.
И когда, во время очередного урока, случайно зашел разговор о
проницаемости, Рени получил ответ на интересовавший его давно вопрос, и не
только получил, но и вполне понял.
- Ты сам рассказывал, - сказал пришелец, - как Ден доказал Гезе
правдивость своих слов. Он попросил Гезу ударить его плетью и притом как
можно сильнее. Плеть прошла насквозь. Если бы удар был нанесен слабо,
этого не случилось бы. Ты видел, с какой силой один из рабов Дена ударил
меня самого по голове дубиной. Золотая цепь, вошла в плечи Дена потому,
что была очень тяжелой. В этом все дело. Человеческое тело, и не только
оно, но и любое материальное тело, приобретает проницаемость в известных
пределах. Нужно усилие. Вот почему одежда не падает с наших плеч. Чтобы
провалиться в землю, нам надо спрыгнуть на нее с высоты. Тогда энергия
движения будет достаточна. Удовлетворись пока этим объяснением. Когда ты
лучше познакомишься с законами физики, все это станет более ясным.
- Хорошо, - сказал Рени. - Благодарю тебя, я, кажется, достаточно понял.
Но ответь мне еще на один вопрос. Ден побывал в вашей камере и, выйдя из
нее, обнаружил, что его сердце оказалось с правой стороны. Почему же со
мной этого не произошло?
- Ты плохо помнишь. Ден входил в нашу камеру не один, а два раза.
- Но я-то один раз.
- Нет. Ты вошел в камеру один раз, это верно, но в нулевом пространстве ты
побывал дважды. Не сама камера как бы переворачивает тело человека, а
нулевое пространство. На твоем пути к нам была остановка. В тот момент
твое сердце находилось справа. И не только сердце, а все органы твоего
тела заняли "зеркальное" положение. Потом твое тело перевернулось вторично.
- Неужели такие перевороты безвредны?
Пришелец ласково улыбнулся.
- Это слишком трудный для тебя вопрос, - ответил он. - Сейчас ты еще не
поймешь меня. В физическом смысле тело не переворачивается. А потому и нет
никакого вреда.
Рени не настаивал на более подробном ответе. Он понимал, что только начал
постигать заманчивую науку и, конечно, знает еще слишком мало.
Он сознавал правоту пришельцев и охотно подчинялся их плану своего
"образования", понимая, что иного пути сейчас нет, - слишком мало времени
было в их распоряжении. Но в глубине души таилась неудовлетворённость.
Рени предпочел бы начать "с самого начала", с "азбуки". Он хотел не только
понимать то, что говорили ему пришельцы, но и знать.
Сейчас на это не было времени, но в будущем Рени твердо решил получить
недостающие ему, как говорили пришельцы, элементарные знания.
- Твое решение разумно и верно, - сказал ему пришелец, который чаще всего
занимался с ним (Рени все еще не мог узнать его имени). - И в будущем,
когда мы окончательно остановимся в нашем пути по времени, ты будешь
учиться сначала. Мы уверены, что то, что ты узнал и узнаешь от нас,
облегчит тебе начальное образование.
Рени верил и радовался.
Он почему-то совсем не задумывался о необычайности своей судьбы, о том,
что его спутниками и друзьями являются люди, родившиеся на другой планете
(он уже знал и понимал это), о том, что очень скоро он окажется среди
людей, которые должны были родиться через тысячу лет. Он как бы забыл, что
сам, будучи еще совсем молодым, родился тысячи лет тому назад. Все, что с
ним произошло и произойдет в будущем, казалось ему естественным.
Это было результатом опасений пришельцев за его психику. Они считали, и
были правы, что подобные мысли не нужны и вредны. А зная это, не позволили
Рени думать на подобные темы. "Запрет" будет снят тогда, когда Рени
освоится в том мире, где ему суждено прожить до конца его дней, когда,
закончив своё образование, он станет равным будущим современникам во всем.
А тогда и мысли о пройденном "пути" не будут опасны для него.
Рени не знал о "запрете", и странный пробел в сознании нисколько его не
беспокоил. Он просто ничего не замечал.
Он жил настоящим, изредка и спокойно вспоминая свою прошлую жизнь и не
тревожась за будущую, которая возбуждала в нем только любопытство.
Пришельцы говорили, что рассчитывают оказаться в мире, подобном их родине.
Рени не видел картин в столе, вызываемых черным шаром, но ему много и
подробно рассказывал о них Геза. И он довольно ясно представлял себе
необычайный облик этой неизвестной ему страны.
"Неужели, - думал он, - я своими глазами увижу такие картины здесь, на
Земле? Летающие повозки, в которых сидят люди! Сам смогу подняться в
воздух и увидеть все сверху, как птица. И люди, среди которых я буду жить,
окажутся столь же могущественными, как пришельцы. И я сам стану таким же".
Друзья сказали ему, что это будет именно так, Рени им верил, и у него
буквально дух захватывало, когда он думал о предстоявшем.
И однажды Рени увидел сон...
Он снова оказался в доме Дена, почувствовал на лбу обруч раба. Он знал,
что совершил проступок и что его должны наказать за это. Ден и Реза
подходили к нему с плетьми в руках. Ден был таким, каким Рени его знал до
появления пришельцев, совсем еще молодым с виду. В двойственности
сновидения Рени помнил о пришельцах и в то же время знал, что их никогда
не было и не будет. Появление пришельцев было "сном". Он, Рени, был и
навсегда останется только рабом.
И острое чувство тоски и безнадежного отчаяния наполнило все его существо.
Зачем жить, если нет и не было пришельцев, если нет и не будет могущества
и знаний, если он никогда не увидит будущего, прекрасного и свободного,
мира.
Он бросился на своих господ, которых остро ненавидел (даже Гезу), чтобы
избить их и получить в наказание неизбежную смерть. Только смерть, - жизнь
была ему не нужна!
Он сделал это так стремительно, как не может двигаться человек в
действительности. И... промчался сквозь Дена.
Он не понял во сне, как это могло произойти. Он видел, что оба жреца
повернулись к нему и снова приблизились. Град ударов обрушился на его
тело. Но плети проходили сквозь него и не причиняли ни малейшей боли.
Рени радостно рассмеялся. Пришельцы не были сном! Они были, были, были!
Он хохотал все громче, сидя на земле, под ударами плетей, которых не
чувствовал, сознавая, что неуязвим, что люди, избивавшие его, бессильны
против него, не могут причинить ему ни малейшего вреда.
Он снял обруч и бросил его в лицо Дену.
И Ден исчез.
Тогда Рени встал и, размахнувшись, бросил свой обруч, как это может быть
только во сне, во всё, что его окружало.
И всё так же исчезло: Геза, сад, храм и их дом. Рени очутился в могиле и
видел, как медленно приближается крышка, чтобы закрыть от него весь мир.
Крышка опустилась, наступил мрак, но Рени всё ещё продолжал видеть её над
головой. Видеть всё более ясно и отчетливо.
Потом крышка превратилась в потолок избы Чеслава, и Рени проснулся.
Прошлое было только сном. И он снова радостно засмеялся, на этот раз уже
наяву.
Этот сон запомнился ему надолго.
Он понял, что жизнь, которую он вел сейчас, единственно возможная и
желанная ему, что вне этой жизни для него нет ничего. И когда однажды
неожиданно явилась мысль, что все виденное им во сне могло оказаться
действительностью, а настоящее только сном, - Рени содрогнулся от ужаса.
Быть рабом! Нет, он был уже не способен на это. Он и наяву предпочел бы
смерть, пускай самую мучительную, чем такую жалкую жизнь.
Даже крупицы знаний, которые успели дать ему пришельцы, изменили Рени. Он
был теперь совсем не тем человеком, которого знал Геза.
И с каждым днем, с каждым уроком, процесс внутреннего преобразования шел в
нём всё быстрее и неудержимее, подобно лавине.
Рени всегда был одинок. Кроме Гезы, он не знал иной привязанности.
Родителей своих он не помнил, с рабами в доме Дена у него почти не было
ничего общего. Представители господствующих каст смотрели на него с
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг