"Кибернетика, - вспомнил Волгин ускользавшее от памяти слово,
-доведенная до виртуозного совершенства. Ну, вперед! К той вон
полянке!"
Но арелет не двигался.
Невольно у Волгина явилось желание двинуть машину по нужному ему
направлению. Это была не мысль, а скорее чувство.
И арелет повиновался. Он полетел, куда хотел Волгин.
Он внутренне засмеялся. Найдено! Теперь он твердо знает, как
управлять машиной.
Это было похоже на езду на велосипеде. Хороший велосипедист не
думает, как повернуть машину, он просто смотрит на дорогу, а его руки
автоматически поворачивают руль. Здесь не надо было шевелить руками -
достаточно было смотреть вперед, выбирая дорогу. Все остальное
совершалось само собой.
Прошло несколько минут, и Волгин забыл о том, что ведет машину.
Как раньше, он сосредоточил свое внимание на окружающей местности, ища
знакомого в незнакомом лесу. И знакомое появлялось.
Невский проспект - широкая аллея парка тянулась вдаль, к
видневшемуся в конце ее Адмиралтейскому шпилю, так же, как прежде.
Только вместо домов ее обрамляли густые заросли огромных деревьев.
Здесь было много людей. Вместо автомобилей и троллейбусов плыли в
воздухе арелеты. Вместо тротуаров - движущиеся ленты, окрашенные в
различные цвета. Ближе к середине аллеи шла голубая полоса, за ней
находилась синяя, а последняя была темно-лиловой. Было видно, что
ленты движутся с различной скоростью.
Гуляющие узнавали пассажиров вишневого арелета. Всем было
известно, что Волгин в Ленинграде. Его приветствовали улыбками или
жестами рук, но он ничего этого не видел. Его внимание целиком
поглощалось пейзажем.
3
На углу Невского и Литейного Волгин остановил арелет. Налево не
было видно ничего, кроме зелени, направо, далеко, виднелась арка
моста. Волгин решил лететь прямо, чтобы выйти к Неве у Дворцовой
площади.
Через минуту арелет снова остановился.
Фонтанка изменила свой вид. Она стала уже, и вместо каменных
стенок набережной в обе стороны тянулись пологие откосы из блестящего
темно-зеленого материала, немного похожего на мрамор. По берегам реки
рос лиственно-хвойный лес.
Но Аничков мост сохранился. Волгину показалось, что он несколько
иной ширины и решетка парапета другого рисунка. Конные статуи Клодта
стояли на своих местах.
Как на потерянных и снова обретенных друзей, смотрел на них
Волгин. Вздымались на дыбы дикие кони, сдерживаемые железной рукой
укротителя. Развевались по ветру спутанные гривы. А внизу, по
хрустально прозрачным водам реки, которым искусственное дно придавало
зеленоватый оттенок, скользили легкие лодки. Картина была очень
красива в рамке зелени, под безоблачным небом.
"Положительно так гораздо лучше, - думал Волгин. - Но как
умудрились они сохранить скульптуры от действия времени?"
Люди останавливались на мосту, глядя на Волгина. Постепенно
образовалась толпа. Он не видел этого.
Аничков дворец исчез. Одиноко стояла на старом месте чугунная
ограда работы Росси с южным и северным павильонами по концам. За нею
должна была открыться панорама Александровского ансамбля. Еще с
воздуха Волгин видел ее характерные очертания с узкой щелью улицы
Росси.
Арелет полетел дальше.
Люди, гулявшие в Октябрьском парке, вероятно, удивлялись, что
Волгин совершенно не обращает на них внимания, не отвечает на их
приветствия хотя бы движением руки. Вряд ли они могли понять причину
его поведения.
Мэри сказала об этом Владилену. Он молча пожал плечами в ответ.
Повинуясь желанию Волгина, арелет облетел Александринский театр,
миновал желтые здания-близнецы улицы Росси и снова остановился
вплотную у памятника Ломоносову.
Площадь имела такой же вид, как и в двадцатом веке. Только мост
через Фонтанку был другим, и на том берегу не видно Было ни одного
дома.
Потом они вернулись на Невский.
Волгин сам удивлялся, как легко и быстро он привык к новому виду
Ленинграда. Как будто так было всегда. Ему уже не казался странным и
непривычным зеленый фон, на котором так резко выделялись знакомые ему
здания. Они выглядели очень красиво на этом фоне.
Вот и Казанский собор, как и прежде, музей истории религии. И так
же стоят по концам Воронихинской колоннады скульптуры Орловского. И
даже фонтан Томона, построенный в 1808 году христианской эры, бьет,
как и прежде.
Забыв обо всем, Волгин любовался с детства знакомой картиной.
Арелет неподвижно стоял на месте, повиснув в воздухе на высоте одного
метра над землей.
Заметив внимание, с каким Волгин рассматривал здание музея, люди в
аллее стали переходить на другую сторону, чтобы не загораживать собой
вида. Между вишневым арелетом и собором образовалась пустота. Другие
машины останавливались выше или позади их. Снова, как и на Аничковом
мосту, собрались сотни людей.
И тогда Волгин наконец заметил это скопление.
- Так происходит всегда, - спросил он, - или это из-за меня?
- Думаю, что из-за тебя, - осторожно ответил Владилен, давно уже
убежденный в этом.
- Конечно, из-за тебя, - сказала Мэри. - Все знают, что ты здесь,
и всем известно, что ты больше не избегаешь людей.
Волгин обернулся.
Сотни глаз смотрели на него, сотни улыбок приветствовали его. Было
ясно, что все эти люди искренне расположены к нему и рады его видеть.
Он поднял над головой руки со скрещенными пальцами - старый
приветственный жест его времени.
Толпа ответила тем же. Гул голосов проник сквозь стенку машины.
- Может быть, ты скажешь им несколько слов? - обратился к нему
Владилен.
- Не хотелось бы, - ответил Волгин. - Я никогда не умел говорить
и, признаться, не люблю этого.
- Летим дальше? - спросила Мэри.
Она ничем не высказывала своего отношения к отказу Волгина,
принимая его так же, как это делал Владилен и как они всегда принимали
любые его решения, без тени недовольства или критики.
Они находились в воздухе уже несколько часов. Волгин видел, что
Мэри устала. Ему хотелось еще долго-долго летать здесь, где когда-то
находился его родной город, но нужно было подумать об отдыхе.
В Ленинграде не жил никто из тех современных людей, которых Волгин
знал или о которых слышал. Он понимал, что был бы желанным гостем
повсюду, что в любом доме его примут, как родного, но ему не хотелось
никого беспокоить. Побыть одному, даже без своих теперешних спутников,
которых он любил, было сейчас необходимо Волгину.
"Где же мы остановимся? - думал он. - Есть ли у них что-нибудь
вроде гостиниц?"
Арелет быстро пролетел оставшуюся часть Невской аллеи. Волгин
намеренно не обратил внимания на Дворцовую площадь: он знал, что
неизбежно снова задержится на продолжительное время. Он прямо направил
машину к площади Декабристов.
Он так и не спросил, стоит ли там по-прежнему Медный всадник, он
был в этом совершенно уверен и хотел закончить сегодняшний осмотр
именно в том месте.
И вот перед ним Нева. Водный простор, всегда казавшийся ему
необъятным. Мучительно знакомые здания университета на том берегу -
"Двенадцать коллегий", Дворец Петра Второго, Дом Меншикова.
Ростральные колонны Томона и гранитная набережная Стрелки со спуском к
Неве были те же. Не хватало здания Военно-морского музея.
А здесь, на этом берегу, все было то же. Как две тысячи лет тому
назад, возвышалось здание исторического архива; за зеленью, как будто
той же, что раньше, закрывало небо грандиозное творение Монферрана.
Находился ли за ним памятник Николаю Первому, Волгин не видел. Стены
Адмиралтейства замыкали площадь.
Арелет опустился на землю.
Волгин вышел из него и остановился перед чудесным памятником,
простоявшим здесь уже двадцать один век, символом Ленинграда, во все
времена известным всему миру.
Толпа окружила Волгина с трех сторон. Он не замечал никого. Из
этой толпы, где только дети были ниже или одного роста с Волгиным, ни
один не встал перед ним.
Люди редко носили в это время года головные уборы. Но если бы они
были, толпа обнажила бы головы. Выражение лица Волгина заставило
смолкнуть говор. Все, кто был здесь, сразу почувствовали, что в этом
свидании человека двадцатого века с почти что современным ему
произведением искусства особый, не известный им смысл.
По лицу Волгина катились слезы. Он не замечал и не вытирал их.
С острой болью почувствовал он в этот момент свое жуткое
одиночество среди людей. Во всем мире не было человека, с которым он
мог бы поделиться своими мыслями, нахлынувшими воспоминаниями, вновь
проснувшейся тоской по прошлому. Все это были отдаленные потомки тех
людей, уже потерявшие с ними прямую связь.
Нет, они не поймут его! Не могут понять!
Он повернулся и, как слепой, пошел к арелету, прямо на стоявших
сзади него людей, которые поспешно расступались перед ним.
Он сел не на свое место, а позади, показывая этим, что не желает
больше вести машину и предоставляет Мэри и Владилену свободу действий.
Арелет быстро поднялся и скрылся из глаз толпы.
Пожилой мужчина, близко стоявший от Волгина и успевший хорошо
рассмотреть его лицо, сказал задумчиво:
- Несчастный человек! Я всегда считал, что опыт Люция жесток и не
нужен.
- Почему несчастный? - возразил кто-то. - Он снова живет.
- Да, конечно. Но я лично не хотел бы быть на его месте.
Арелет летел быстро. Прошло несколько минут, и под ними снова
показался современный Ленинград.
- Где бы ты хотел остановиться? - спросила Мэри. - В гостинице, -
ответил Волгин на старом русском языке.
Мэри и Владилен удивленно переглянулись. По сходству слов они
поняли, что сказал Волгин, но этот ответ был бессмысленным для них.
Они ничего больше не стали спрашивать, а заговорили между собой о
посторонних вещах, давая Дмитрию время прийти в себя. Минуты через три
Мэри повторила вопрос.
- Где угодно, - ответил Волгин. - Там, где хотите остановиться вы.
Только... лучше бы без людей.
- Ты устал? - ласково спросила Мэри.
Волгин вздохнул.
- Да, я устал. Я очень устал. Нет, я не голоден, - сказал он,
предвидя следующий ее вопрос. - Впрочем, вы можете накормить меня,
если хотите. Мне... все равно.
Мэри и Владилен вторично переглянулись. "Что с ним?" - взглядом
спросила Мэри. "Не знаю, но он явно не такой, как всегда", - так же
молча ответил ей Владилен.
Волгин понял их немой разговор.
"Если бы здесь со мной были Ио, Люций или Мунций. они поняли бы
меня, - подумал он. - А эти двое... они слишком молоды".
Он чувствовал себя сейчас дряхлым стариком. Словно все тысяча
девятьсот лет, промчавшиеся по Земле, со дня его первой смерти, вдруг
легли на его плечи тяжелым грузом.
Мэри снова поговорила с кем-то по карманному телеофу.
- Дом номер тысяча девятьсот четырнадцать по улице Волгина
свободен, - сказала она.
- Как ты сказала? - спросил Волгин. - Улица Волгина? Кто он был,
мой однофамилец?
- Почему однофамилец? - улыбнулась Мэри. - Это ты сам. Все прежние
Герои Советского Союза имеют улицы своего имени в тех городах, где они
родились... Есть улица...
- Улицы, - перебил Владилен, поняв, что хотела сказать Мэри, -
носящие имена ученых, писателей, художников твоего времени.
- Мы не забываем людей, если они этого заслуживают, - добавила
Мэри, понявшая, что едва не допустила непростительный промах.
Но Волгин хорошо понял, что хотела сказать девушка. Здесь в
Ленинграде, была не только улица Волгина, но и Волгиной. Ведь Ирина
тоже была Героем Советского Союза. И она также была уроженкой этого
города.
Он улыбнулся грустной и смущенной улыбкой.
- Значит, Волгин поселится на улице Волгина. Любопытно. Но тут еще
одно странное совпадение. Номер дома точно такой же, как год моего
рождения.
- Тысяча девятьсот четырнадцать, - сказала Мэри.
Она знала это и раньше. Но, когда он так просто и естественно, вот
так, сидя перед ней в современном костюме, такой обычный, совсем такой
же, как все, сказал это, она вздрогнула. Названная ею самой цифра
показалась вдруг совсем не обычной, не похожей на все другие цифры.
1914 !
Не новой, а христианской эры!
Это был год РОЖДЕНИЯ этого человека, которого она запросто
называла по имени... ее брата!
Кровь хлынула ей в лицо, и, охваченная сильных волнением, она
отвернулась.
- Тем более это должно быть тебе приятно, - сказал Владилен.
- Да, конечно, - с оттенком иронии ответил Волгин. Разумеется, тут
не было ни совпадения, ни случайности. В городе знали, что рано или
поздно Волгин будет здесь. Вероятно, этот дом давно ждет или его
освободили сейчас, когда Волгин действительно прилетел сюда.
Подобных совпадений не бывает.
Но эти люди были правы. Ему было приятно их внимание. Только было
бы еще приятнее поселиться на другой улице, носящей имя Ирины.
"Этого они не могли знать", - подумал Волгин.
По тому, как уверенно Владилен привел арелет именно к этому дому,
Волгин окончательно убедился, что был прав. Дом давно ждет его,
предназначен для него, и не случайно он оказался свободным.
"Если бы это была улица Ирины", - еще раз подумал Волгин, выходя
из машины.
Здание выглядело очень своеобразно: не было видно ни одного окна.
Огромная веранда, так же как в доме Мунция, была увита зеленью дикого
винограда. Крыша плоская.
- В доме искусственное освещение? - спросил Волгин.
- Нет, почему? - удивленно ответила Мэри. - Обычное.
- Стеклянная крыша? - догадался Волгин.
- Нет. Крыша также обыкновенная. Это самый простой, обыкновенный
дом. Такой, каких сотни тысяч.
Волгин замолчал. Новая загадка! Но через полминуты она должна была
объясниться, не стоило расспрашивать.
Дом был больше, чем дом Мунция: вероятно, здесь было комнат десять
или двенадцать.
В первой - обширной гостиной, дверь которой выходила на веранду, -
их ожидал молодой человек лет тридцати. Его лицо показалось знакомым
Волгину. Вглядевшись, он узнал Сергея, одного из помощников Ио и
Люция, которого он часто видел в круглом павильоне на острове Кипр.
Комната оказалась залитой солнечным светом, свободно проходящим
сквозь совершенно прозрачные потолок и наружную стену.
Но ведь только сейчас Волгин видел эту самую стену из сада, и она
была совсем не прозрачной.
Ему захотелось выйти на веранду и посмотреть еще раз снаружи, но
он удержался. Было ясно, что Мэри сказала правду и крыша, которая
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг