- Я понимаю Дмитрия, - сказал Мунций.
- Тебя удивляет, что Владилен, обладая таким голосом, не
профессиональный певец, не правда ли?
- Да.
- Он не исключение, а скорей правило. В твое время люди ходили в
театр, расположенный в городе, где они жили. Городов было много, а
театров еще больше. Артисты были разными - одни более талантливы,
другие менее. Большие таланты жили в больших городах, и тем, кто жил
вдали от них, приходилось довольствоваться менее талантливым
исполнением. У нас положение совсем иное. Зрелище, будь это опера или
драматический спектакль, исполняется лучшими силами планеты. И каждый
может увидеть и прослушать любую постановку в любое время. Это привело
к тому, что многие, такие, как Владилен, исполняют ту или иную партию
один раз. И, естественно, искусство не заполняет их жизнь. У них есть
другая любимая профессия.
- Значит, у вас нет театров?
- Есть. Их много. Непосредственное общение артистов со зрителями
необходимо. У нас есть профессиональные исполнители, которые полностью
живут в искусстве. Но их выступления не увековечиваются. Иное дело -
Владилен и другие особо одаренные. Они исполняют то, что остается на
века. Это уже не театр в обычном понимании.
- Могу я услышать тебя? - обратился Волгин к Владилену.
- Как только захочешь. Я исполнил около восемнадцати ролей в
двенадцати операх. Прослушай любую. А если у тебя появится такое
желание, то я буду петь только для тебя. Для дуэтов возьмем Мэри.
- Вы тоже поете?
- Почему "вы"? - засмеялась девушка.
- По ошибке, - серьезно сказал Волгин, - Больше я не буду. Так ты
тоже поешь?
- Я не могу равняться с Владиленом, - ответила Мэри. - Но, если он
будет петь вполголоса, постараюсь не слишком мешать ему.
- Отец уезжает, - сказал Люций. - Где ты думаешь жить первое
время?
- Мне все равно.
- Весь мир к твоим услугам.
- Я знаю это. Я хотел бы увидеть сперва этот самый мир.
- Ты хочешь объехать всю Землю?
- Если это возможно.
- Почему же нет? Мне очень жаль, но я не могу сопровождать тебя.
На моих руках сейчас находится большая и ответственная работа.
- А мы на что? - вмешалась Мэри. - Владилен сейчас не занят, и я
свободна. Если Дмитрий не возражает...
Волгин протянул к ним обе руки.
- Лучшего я не мог и желать, - сказал он с чувством.
- Когда же мы отправится? - спросил Владилен.
- Как только проводим Мунция.
- Это будет не так скоро, - возразил Мунций. - Я буду еще занят на
Земле. Не ждите меня и начинайте завтра.
- Но ведь я долго не увижу вас.
- Тебя, - поправил Мунций. - Я вернусь через шесть месяцев. А если
ты очень соскучишься, прилетай к нам на Марс.
- Ну уж, на Марс - это слишком, - сказал Волгин.
Ему дико было слышать такое приглашение. Межпланетный полет
казался ему чем-то волшебным, недоступным простому смертному. Он не
мог смотреть на это так спокойно, как его собеседник, для которого
полет к соседним планетам был привычным и обыденным делом.
Волгин знал, что Мунций двадцать семь раз покидал Землю, что
Владилен, несмотря на молодость, вдоль и поперек избороздил всю
Солнечную систему, что даже Мэри успела два раза побывать на Марсе и
один раз на Венере, не считая Луны, которая людям тридцать девятого
века была известна так же хорошо, как сама Земля, и считалась чем-то
вроде окраины земного шара.
- Марс - это уже слишком, - повторил он.
Никто не улыбнулся. Собеседники Волгина понимали его, быть может,
лучше, чем он сам понимал себя. Но и они не нашлись сразу, что
ответить этому человеку, представления и взгляды которого
сформировались в безмерной дали времен.
Женская чуткость Мэри подсказала ей правильный тон.
- Хочешь увидеться с моей матерью? - спросила она. - Мама на
Марсе, и я знаю, что она очень хочет познакомиться с тобой. Так же как
все. Но мне будет приятно, если она окажется первой.
- А это возможно? - спросил Волгин.
Заманчивая мысль "встретиться" с человеком, находящимся в
миллионах километрах от Земли, увлекла его своей сказочностью.
- На марсианской базе установлен телеоф.
- Если так, я буду рад этому свиданию.
- Тогда я сейчас сообщу на станцию, и нам дадут Марс. - И с этими
словами Мэри подбежала к телеофу.
"Неужели, - подумал Волгин, - эта женщина там, на Марсе, увидит
меня и сама появится передо мной так же, как до сих пор появлялся
Люций?"
Все получилось совершенно так же.
В ожидании прошло около получаса. Но вот Мэри пригласила Волгина
сесть в кресло. В центре диска уже горела красная точка.
- Тебе повезло, - сказала Мэри. - Мама была на базе, и не пришлось
долго ждать. Вызывай ее сам.
Волгин нерешительно протянул руку. То, что должно было произойти
сейчас, казалось невероятным и еще более загадочным, чем раньше.
- Почему точка красная, а не зеленая, как всегда? - спросил он,
стараясь выиграть время и успокоиться.
- Потому что эта связь не земная, а межпланетная, - ответил Люций.
- Какое расстояние от Земли до Марса в данный момент?
- Примерно девяносто миллионов километров, - тотчас же ответил
Владилен.
- Связь идет со скоростью света, - заметил Волгин. - Значит,
придется ждать минут десять?
- Совсем не придется ждать. Связь уже установлена, и Эра уже
здесь. - Люций указал на пустое место напротив Волгина. - Ты увидишь
ее сразу. А она увидит тебя только через пять минут.
- Нажимай же! - сказала Мэри. - Мама ждет. Волгин нажал на красную
точку.
К появлению человека в кресле он уже присмотрелся и привык к нему;
но сейчас он испытывал особое чувство. На его сознание давила
чудовищность расстояния.
Ведь эта женщина БЫЛА НА МАРСЕ!
В первое мгновение ему показалось, что перед ним появилась Мэри,
так поразительно было сходство матери с дочерью. Но потом он заметил
разницу в возрасте. Но все же женщина выглядела слишком молодой.
"Восемьдесят лет, немыслимо!" - мелькнула у него мысль.
- Мама, - сказала Мэри, - перед тобой Дмитрий Волгин. Он решил
покинуть дом Мунция и прийти к людям. Я попросила его увидеться с
тобой первой.
Женщина в кресле улыбнулась. Она смотрела прямо на Волгина, и он
вспомнил, что никого другого она и не увидит во время этого разговора,
хотя ее саму видели все находившиеся в комнате у телеофа. Ему только
что сказали, что Эра увидит его и услышит то, что здесь говорится,
только через пять минут. Значит, ее улыбка случайно совпала со словами
Мэри. Она улыбнулась, зная, что ее уже видят, и эта улыбка относилась
не к нему, а просто к любому, кто мот вызывать ее. Вероятно, она
думала, что с ней хочет говорить Люций или Мэри.
- Говори! - шепнула Мэри.
- Я очень рад видеть вас, - начал Волгин. Его голос был скован
волнением. - Люций считает меня своим сыном, а Мэри - братом. Значит,
я могу называть вас матерью. Прошу вас относиться ко мне, как к
сыну...
Он беспомощно оглянулся на Люция, словно прося его подсказать, что
говорить дальше. Если бы эта женщина находилась здесь, в этой комнате,
он взял бы ее руку, и слова нашлись бы сами собой. Но такой разговор,
через бездну пространства, когда между вопросом и ответом должно было
пройти десять минут, лишал его душевного равновесия, мешал собраться с
мыслями.
Присутствующие поняли его и пришли на помощь.
- Нравится тебе моя мама? - спросила Мэри.
Волгин улыбнулся. Вопрос звучал совсем по-детски. Он понимал, что
эти слова Эра также услышит... через две минуты.
- Эра очень похожа на тебя, - сказал он. - Вернее, ты похожа на
нее. И она кажется мне не твоей матерью, а старшей сестрой.
Все рассмеялись.
- Как тебе это понравится, мама? - спросила Мэри.
Она говорила с изображением матери так, как если бы та была
действительно здесь, нисколько не смущаясь разделявшим их исполинским
расстоянием.
Люди всегда воспринимают условия жизни, в которых они родились,
как обыденность, не представляя себе возможности иных условий. Все,
что их окружает с детства, кажется им само собой разумеющимся. Техника
не составляет исключения. Впоследствии они могут удивляться
достижениям человеческого гения, восторгаться новыми изобретениями и
открытиями, но то, что появилось до них, уже никогда не вызовет
удивления или восторга. Людям кажется, что так и должно быть.
Те, кто родился в конце девятнадцатого века, постепенно привыкали
к электрическому освещению, телефонам, радио, телевизорам, самолетам,
а потом и к межпланетным ракетам. Но те, кто появился на свет во
второй половине двадцатого века, принимали все это как должное.
Телеоф находился в доме, где жила Мэри, с тех пор, как она себя
помнила. Учась в школе, она могла восхищаться заключенной в телеофе
технической мыслью, могла даже изумляться гению людей, создавших его,
но она никогда не могла смотреть на телеоф так, как смотрел на него
Волгин. Телеоф был слишком привычен для нее.
Волгин понимал это и не удивлялся поведению девушки.
Пять минут прошли.
Все, что здесь было сказано, зазвучало на Марсе. Но как
реагировала на это Эра, Волгин мог увидеть только еще через пять
минут. А затем он услышит ее ответ.
Он внимательно рассматривал свою "собеседницу".
Эра была одета не в обычный костюм. Плотный кожаный комбинезон
ловко сидел на ней. В руках она держала шлем, очевидно, только что
снятый с головы. Золотистые волосы свободно падали ей на плечи.
Мунций говорил правду: Эре никак нельзя было дать больше тридцати
лет.
Шлем привлек к себе внимание Волгина. Было ясно, что, надетый на
голову, он закрывает ее целиком. Напротив глаз помещалась прозрачная
пластинка.
Астрономия всегда была для Волгина далекой и отвлеченной наукой.
Но все же он кое-что знал. Он читал или слышал, что атмосфера Марса
считалась астрономами его времени негодной для свободного дыхания. Они
были правы. И было ясно, что люди, покорив планету, не изменили
состава этой атмосферы. Она осталась той же, и находиться вне базы
можно было только в специальном шлеме, очевидно, снабженном
кислородным прибором.
Раздавшийся в комнате незнакомый голос отвлек Волгина от его
мыслей. Говорила Эра.
- Я рада, дорогой Дмитрий, что вы вступили в нашу семью. Спасибо,
что вызвали меня и дали мне возможность увидеть вас. Надеюсь в скором
времени вернуться на Землю и тогда обниму вас, как сына. Думаю, что
вернусь вместе с отцом.
"Мунцием", - понял Волгин.
- Мэри сказала, что вы решили войти в мир. Это хорошо. Советую вам
немного попутешествовать и ознакомиться с жизнью людей. Уверена, что
вам понравится у нас. Возьмите с собой Мэри. А теперь я попрошу вас
уступить ей место. Я хочу взглянуть на нее.
5
Если взять неграмотного человека, никогда ничему не учившегося,
прожившего всю жизнь в самом глухом уголке земного шара, вдали от
цивилизации, и показать ему телевизор двадцатого века в действии, то
людям, находящимся возле такого человека, очень трудно будет объяснить
ему, почему из деревянного ящика он слышит речь и музыку, а на экране
видит движение и жизнь. Попытка рассказать о радиоволнах, передающих и
приемных антеннах, о телецентрах с их студиями и генераторами только
еще более запутает такого человека. Чтобы подойти к пониманию
телетехники, ему придется познакомиться с длинным рядом учебных
дисциплин - с электротехникой, оптикой, электроникой, понять смысл и
значение вакуума, основы фотографии и радиотехники. Ему придется
начать с элементарной физики, и только много времени спустя, после
трудной и напряженной работы, принцип действия динамика и кинескопа
начнет постепенно проясняться для него. Но и тогда он будет обладать
всего лишь поверхностными, общими познаниями. Телевизор перестанет его
удивлять, казаться ему загадочным, но он все еще будет далек от
полного понимания.
И так будет происходить со всем, что встретится такому человеку в
новом ему мире цивилизации.
В обычных условиях дети сравнительно легко овладевают основами
науки на том уровне, которого наука достигла ко дню их рождения. Их
мозг как бы подготовлен к восприятию знаний, достигнутых
человечеством. Он соответствует этим знаниям по своему весу и
качеству.
По мере того, как человечество движется вперед по пути прогресса,
мозг людей изменяется и совершенствуется. Это изменение происходит
постепенно и незаметно, но непрерывно. Родители передают детям свои
физические качества, в том числе и качества мозга. Поэтому новому
поколению не столь трудно и не столь уж много времени надо затратить,
чтобы достигнуть уровня знаний предыдущего поколения. Преемственность
знаний идет естественно и безостановочно. Кривая эволюции плавно
поднимается вверх.
Но произошло бы совсем иное, если бы между поколениями образовался
разрыв во времени.
В нормальных условиях такой разрыв произойти не может. Но для
Дмитрия Волгина это произошло именно так. Он "родился" в тридцать
девятом веке, с мозгом человека двадцатого века, способным понять и
легко усвоить все то) к чему пришло человечество за века,
предшествующие двадцатому. Но вся сумма знаний, накопленная за века
последующие, оказалась для него закрытой книгой. Он пытался приступить
к чтению этой книги, с большим трудом разобрался в ее первых страницах
и... остановился в бессилии. Его мозг был не подготовлен от рождения к
восприятию этих знаний. Степень умственного развития не
соответствовала ступени, на которой находилась наука.
Между днем его "первой смерти" и днем, когда он вторично вошел в
жизнь, миновало девятнадцать веков. Длинный ряд поколений прошел по
Земле за эти столетия.
И какие столетия!
В период младенчества человеческого общества, когда условия жизни
не менялись или менялись едва заметно, несколько веков не имели
значения. Даже в средние века "христианской эры", в так называемом
средневековье, разница в качестве мозга человека, скажем, восьмого
века и человека пятнадцатого века оставалась незначительной.
Но когда люди миновали первую, наиболее трудную полосу "подходов"
к знанию, когда расширился фронт наступления на тайны природы, когда
человечество вплотную подошло к ступеням бесконечной и крутой лестницы
науки и стало подниматься по ней, сперва медленно, а затем все быстрей
и уверенней, положение в корне изменилось.
Новые широкие горизонты раскрылись перед людьми и с каждым шагом,
с каждой ступенью становились шире и необъятнее. Старое оружие уже не
годилось, нужно было новое.
Этим оружием был мозг. И мозг приспособился к темпу движения,
перешел на другую, высшую кривую развития. Из плавной и пологой, какой
она была раньше, эта кривая становилась все более заметно крутой. С
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг