"Встретились ли вы с кораблем Вийайи?"
"Говорили ли вы с кораблем Вересова?"
"Что случилось на корабле Вересова?"
Если на первый вопрос последует отрицательный ответ, то гийанейцы не
смогут ответить и на два последующих. Но Стоуна это не смутило.
Он отклонил предложение Марины добавить четвертый вопрос: "Кто и зачем
перейдет на наш корабль?"
- Будет нетактично, - сказал он. - Отвечая на третий вопрос, они сами
скажут об этом. А если не скажут, то тем более не надо спрашивать.
Получится, что мы как бы проверяем серьезность принятого ими решения.
Марина согласилась с этим доводом.
Радиограмму отправили и сразу же (по космическим масштабам времени) был
получен ответ.
Догадка подтвердилась.
Гийанейские корабли встретились, заметили друг друга и "на лету"
обменялись краткой информацией. Корабль Вересова "видели", но на радиограммы
не последовало никакого ответа. Что там случилось, - неизвестно.
О том, кто и зачем хочет перейти на земной космолет, не было ни слова.
- На корабле Вересова никто не дежурит в радиорубке, - подытожил
Стоун. - Ведь и на наши радиопризывы они не отвечают. А что касается
пересадки, то скорее всего это будет "корреспондент". Они хотят знать
подробности спасательной операции, о которой им сообщил Вийайа. А не говорят
об этом потому, что считают, - мы и сами можем догадаться.
- Все же, - заметил Синицын, - мне кажется, что это будет инженер.
Корабль Вересова построен гийанейцами, и их, конечно, интересует, что
произошло с "Мозгом навигации". Вийайа же говорил, что причиной катастрофы
считает его неисправность.
- Очень интересна техника обмена информацией "на лету", - сказал
радиоинженер. - Ведь оба звездолета летели с субсветовой скоростью навстречу
друг другу. Видимо, все было сконцентрировано в одном кратком импульсе с
последующей расшифровкой. Но как?
- Это мы узнаем от них или на Земле, - ответил Стоун.
Догадки и предположения были интересны, но бесцельны. Оставалось ждать.
На следующий день весь экипаж разделился на две группы. Экраны
наружного обзора находились только на пульте управления и на обсерватории.
Командный состав флагманского космолета собрался у первого экрана, а
остальные у второго.
Звездолет гийанейцев был уже совсем близко. Простым глазом его увидели
сначала в виде яркого светлого пятнышка на фоне звезд, часто мерцающего, а
иногда потухающего совсем.
Пятнышко росло на глазах.
На пульте следили за кораблем не только но экрану, но и по приборам. И
очень скоро убедились, что гийанейцы с поразительной точностью рассчитали
весь маневр сближения. Если кораблем управлял не автомат, а гийанейец, то он
имел огромный опыт.
Скорость корабля была слишком велика для оставшегося расстояния,
земляне подходили бы с гораздо меньшей, и, по мнению командира флагманского
космолета, это доказывало наличие очень мощных тормозных установок.
- Они действуют совсем не так, как было с кораблем Вийайи при подлете к
Земле.
- Напоминает быстроходный катер, - заметил Стоун, - подходящий к
причалу на полной скорости и только в последний момент дающий задний ход.
- Точное сравнение!
Чем ближе подходил чужой звездолет, тем быстрее он вырастал в размерах.
Очень скоро земляне убедились, что его величина, которую они определили по
показаниям локаторов, не соответствует действительности. Он был больше
корабля Вересова.
Причина ошибки выяснилась, как только корабль оказался не впереди, а
сбоку.
Гийанейцы приближались к земному кораблю, совершая широкий полукруг.
Звездолет был во много раз больше в длину, чем в ширину. А форма его,
весьма необычная, ничем не напоминала корабль Вийайи, корабли с "Мериго" или
земные.
Десять одинаковых цилиндров с закругленными концами, диаметром около
пятнадцати метров каждый, а в длину до двухсот пятидесяти, образовывали
нечто вроде горизонтально лежащей пирамиды. К переднему цилиндру, точно от
середины, плотно примыкали три, а к ним, в том же порядке, попарно, еще
шесть.
Общая длина корабля достигала пятисот метров, то есть была такой же,
как и у корабля Вересова, но цилиндры были окружены тридцатью двумя тонкими
полосами, похожими на трубы, сходящимися спереди в одну точку, а позади
далеко расходящимися в стороны. Уходя за корму собственно корабля более чем
на четыреста метров, "трубы" ничем не были связаны между собой.
Вся конструкция выглядела ажурной.
О назначении "труб" никто из землян догадаться не мог.
Непостоянный мерцающий свет исходил от них. Но давать этот свет не
могло быть единственной целью их устройства.
- Это было бы довольно бессмысленно, - заметил Стоун.
- Кто знает! - ответил на это командир космолета. - Ясно одно. За время
отсутствия Вийайи на Гийанейе появились совсем иные конструкции космических
кораблей и, очевидно, совсем иной принцип их полета. Будет интересно
познакомиться с ним.
Стоун ответил:
- Времени на это нет. Все наше внимание должно принадлежать кораблю
Вересова, ради которого мы и находимся здесь. С новым звездолетом гийанейцев
ознакомятся на Земле.
Конусообразный корабль (расположение "труб" создавало это
впечатление - конуса) остановился на расстоянии километра от земного
космолета, совершив эту остановку именно так, как и предполагали земляне, -
стремительный подлет и резкое торможение. Наличие на нем искусственной
гравитации стало несомненным. Без нее весь экипаж должен был неминуемо
погибнуть при таком маневре.
Земляне никак не готовились к встрече. Они только позаботились о своих
товарищах на двух других космолетах эскадрильи. Для этого в помещении, где
должны были появиться гости, установили телевизионную камеру и соединили ее
кабелем с радиорубкой.
Все подробности, относящиеся к чужому звездолету, и описание его
внешнего вида были уже переданы.
На экранах хорошо было видно, как из задней части одного из средних
цилиндров вылетел тоже цилиндрической формы аппарат с тремя длинными
"трубами" за кормой и стал быстро приближаться к земному космолету. Стоун
приказал осветить прожектором наружную дверь выходной камеры, а когда
"десантный" аппарат подойдет вплотную, открыть дверь.
Весь экипаж собрался возле телекамеры, объектив которой был направлен
на внутреннюю дверь.
Сколько прибыло гийанейцев, один или несколько?
Только это интересовало землян. Они хорошо знали внешность прибывших, а
тем должна была быть известна внешность землян.
Сюрпризов не ждали.
И все же землян ожидал сюрприз, да еще какой!
Вышли двое.
Один был высокий гийанейец, одетый точно так же, как были одеты Вийайа
и его спутники.
А второй... Марина бросилась вперед.
Перед нею и всеми собравшимися у двери стояла... Гианэя!
8
Чем дальше, тем быстрее в сознании людей бежало время. Месяцы мелькали
один за другим, как на экране, почти не оставляя следов в памяти.
Они перестали даже замечать монотонность своего существования.
Только Риа и Тома воспринимали время как таковое. Детям оно всегда
кажется медленнее, чем взрослым. А эти двое детей вообще не представляли
себе, что может существовать иная жизнь.
Заканчивался седьмой год заключения на "космическом острове".
Они еще ждали прибытия спасательной партии год назад. Теперь перестали
ждать, уверенные в том, что земной звездолет, пролетевший на планету Мериго,
не услышал сигналов и не заметил их неподвижного корабля.
Звездолет не стоял на месте, он двигался со все увеличивающейся
скоростью, он падал на Солнце. Но для тех, кто находился на его борту,
разницы между этим движением и полной неподвижностью не было никакой.
Они пришли к выводу, что спасение может прийти только через тридцать
лет, и никак не раньше. И если бы на корабле не было детей, требующих
внимания и заботы, создающих видимость какой-то активной жизни, могло бы
появиться чувство равнодушия к жизни вообще и неизбежно сопутствующее такому
равнодушию ослабление восприятия, апатия и постепенное отупление.
В какой-то мере равнодушие все же появилось, выражаясь пока только в
том, что почти у всех пропало желание продолжать учиться. Занятия еще
посещались, но все более и более неохотно.
Только четыре человека оставались прежними. Это были Вересов и Фогель,
которых поддерживало сознание лежащей на них ответственности, и две матери,
жизнь которых сосредоточилась на их детях.
Более или менее бодро держались Виктор Муратов и Владимир Попов. Все
остальные завидовали Мериго и его трем товарищам, спавшим в анабиозных
ваннах. Но и зависть постепенно ослабевала.
Все способы как-то оживить сознание людей были испробованы, но не дали
заметных результатов.
На корабле не было главного - разнообразия.
Ничто не нарушало монотонного течения жизни ни внутри, ни снаружи.
Сутки следовали за сутками, похожие, как капли воды. Снаружи - неизменная из
года в год панорама космоса, застывшая в вечном покое.
Система управления экранами наружного обзора давно уже была приведена в
порядок, и их приходилось все чаще надолго выключать, так как именно
неподвижность (пусть только кажущаяся) Вселенной тяжелее всего действовала
на психику людей, вынужденных наблюдать вне корабля всегда одно и то же.
Мериго и его товарищей три года назад переложили из ванн, действие
которых окончилось, в другие. При этом их разбудили на три дня. Вскоре
предстояло повторить эту операцию, но с той только разницей, что теперь
четверо будут бодрствовать не три дня, а две недели. Этого требовала
специфика анабиозного сна. Время от времени необходим был, каждый раз более
продолжительный, отдых.
Фогель и все врачи с затаенной надеждой ожидали этих двух недель.
Они должны были внести столь нужное разнообразие в жизнь на звездолете.
И не только потому, что появятся четверо, так сказать "новых" живых людей, а
главным образом потому, что их появление повлечет за собой возобновление
причуд Гианэи.
Врачи хорошо помнили, какое оживление внесли в жизнь кают-компании даже
три дня, сколько разговоров возникало по поводу затворничества Гианэи и ее
нежелания, чтобы Риа, хотя бы издали, увидел кого-нибудь из четырех.
Сейчас такая вспышка активности была бы очень полезна. В интересах всех
врачи не хотели думать о том, что для самой Гианэи эти две недели будут
тяжелыми.
Она заметно помрачнела уже теперь. А несколько дней назад Виктор зашел
в каюту Фогеля и, волнуясь, сообщил профессору, что Гианэя обронила такую
фразу: "Я надеюсь, что мой сын окажется настолько гийанейцем, что выполнит
свой долг по отношению к этим зверям".
- Мне неизвестно, что она говорит моему сыну, когда остается с ним
наедине. И чему она его учит. Но я не хочу, чтобы Риа стал убийцей.
- Успокойтесь! - ответил Фогель. - Я вполне убежден, что сейчас она
ничего подобного не внушает Риа. Он еще слишком мал. Слова Гианэи относятся
к будущему. У нас есть время воздействовать на нее, а если это не удастся,
то на самого Риа. Но надо подождать несколько лет. Пока нет оснований
тревожиться.
- Я попрошу Юрия надежно запереть помещения с ваннами.
- Вы хотите, чтобы об этом узнали другие, кроме меня?
Виктор ничего не ответил и ушел очень мрачный.
"Агрессивные" намерения Гианэи не вызывали в профессоре ничего, кроме
профессионального интереса. Он был совершенно уверен, что сумеет
предотвратить несчастье, в крайнем случае - средствами современной медицины,
вплоть до гипноза. Никакого убийства на корабле не произойдет!
Неприязненных чувств к Гианэе у профессора не было и в помине. Она
думала и поступала, как думали и поступали все женщины ее народа и ее
времени. Смешно было бы винить ее за это. Но самые проявления гийанейской
психологии чрезвычайно интересовали Фогеля.
Вийайа говорил, что современные гийанейцы вполне отрешились от понятий
и представлений прошлого, что в их психике произошли коренные изменения.
Фогель задавал себе вопрос - так ли это? Он сожалел, что земная наука должна
ограничиваться изучением внутреннего мира одной только Гианэи. Вот если бы,
напри мер, здесь на корабле, кроме нее, был и гийанейец - мужчина!..
До пробуждения четверых оставалось чуть больше недели.
Гианэя попросила Надю Попову переселиться из третьего отсека в первый.
Программистка охотно выполнила эту просьбу. Она понимала, что это вызвано
нежеланием Гианэи разлучать Риа и Тому на две недели. Привыкшего бегать по
всему кораблю сына Гианэя постепенно приучала ограничиваться прогулками в
первом отсеке.
Виктор не пытался спорить с женой. Он знал, что она останется
непреклонной.
Вересов обещал Гианэе, что никто из четверых не появится в первом
отсеке.
Астрономы еще продолжали заниматься своей наукой. Это было следствием
не их желания, а категорического приказа командования звездолета. Наблюдения
производились систематически и результаты их аккуратно фиксировались в
специальном журнале, как будто звездолету предстояло вернуться на Землю и
эти записи могли пригодиться земной науке.
Третьего декабря вечером (космонавты жили теперь по земным часам и
земному календарю) Куницкий сообщил, что видел короткие вспышки в
направлении на Полярную звезду.
- Период этих вспышек около двух часов, - сказал он. - Что это такое, я
пока не могу решить.
- А где наблюдается сейчас Полярная звезда? - спросил Тартини. -
Впереди или позади нас?
- Позади.
- А! - разочарованно протянул навигатор.
На этот разговор никто не обратил внимания.
Астрономы оживились (новое и непонятное явление на небе!), но вспышки
больше не появлялись.
Девятого декабря приступили к процессу "пробуждения" четверых. Для
маленького Рийагейи это означало заключение в первом отсеке на две недели.
Прошло еще три дня.
Наступило двенадцатое декабря - день, навсегда запомнившийся всему
экипажу "космического острова".
Все, кроме семьи Муратовых, находились в "большой гостиной", как
называли помещение библиотеки, расположенной рядом с кают-компанией, где в
это время всегда проводилась какая-нибудь лекция или занятия. Не 6ыло только
Вересова, находившегося на пульте, и четверых, которые редко покидали
отведенную им каюту.
Внезапно включились оба экрана на двух противоположных стенах и, как
всегда, погас свет. Голос Вересова, громкий и взволнованный, раздался из
динамика радиофона:
- Друзья! Рядом с нами земные космолеты!
Он мог и не говорить этого. Все и так сразу поняли, в чем дело.
Совсем близко, освещенные прожекторами их корабля, висели в
пространстве три звездолета, два с левой стороны и один справа. Хорошо
знакомой формы, огромные и могучие, они казались неподвижными и,
следовательно, двигались с одной скоростью и в одном направлении с ними.
Ослепительно загорелись десятки прожекторов, и в библиотеке стало
светло, как "днем". Экраны превратились в квадратные "солнца".
И люди, обезумев от радости, прыгали, как дети, бросаясь в объятия друг
друга.
Конец "робинзонады"! Родная Земля здесь, рядом!
Экраны погасли, и вспыхнул электрический свет.
- К выходной камере! Толпой бросились к люку. Голос Вересова остановил
их.
- Внимание! Включаю радиофоны по всему кораблю. Слушайте разговор с
флагманским космолетом!
Около минуты было тихо. Потом раздался знакомый всем голос Стоуна,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг