легкая алюминиевая лестница. Чтобы добраться до моей лаборатории,
расположенной в средней части корабля, пришлось бы взбираться на
высоту четырехэтажного дома; это было и долго и утомительно. Мы
заблаговременно приняли все меры, стараясь как можно меньше бывать
в лаборатории и обсерватории, пока корабль не покинет планету и не
выйдет снова в ставшую уже привычной невесомость. Планета
приближалась.
Через двадцать минут скорость корабля уменьшилась до
шестнадцати с половиной километров в секунду, и мы приблизились на
расстояние в четырнадцать тысяч километров.
Венера закрывала собой почти весь видимый горизонт. С этого
близкого расстояния она не казалась такой ослепительно белой.
Отчетливо виднелись тени между отдельными массивами облаков. Я
внимательно искал в сильный бинокль хоть какого-нибудь разрыва в
этой клубящейся массе, но не находил ни одного. Толща облаков
была, по-видимому, очень значительна.
"Неужели, - думал я, - опасения Камова оправдаются и облака
простираются до самой поверхности планеты? Как будет обидно, если
мы ничего не увидим! А что можем мы вообще увидеть? Белопольский
говорил, что ученые предполагают на Венере только океаны и
заболоченные пространства суши. Теперь выяснилось, что почти
наверное имеется растительность. Быть может проникнув под облачный
слой, мы увидим цветущую жизнью обитаемую страну, увидим обширные
города, возделанные поля, корабли в океане. Что предстанет нашим
глазам через несколько минут?"
Я сильно волновался. Такое же состояние испытывали и мои
товарищи. Даже всегда невозмутимый Камов признался мне
впоследствии, что и у него мелькали такие же мысли, как у меня.
Впервые за всю историю человечества люди готовились проникнуть в
тайну другого мира. Правда, они посетили Луну, но заранее знали,
что это лишенный жизни, мертвый мир, а здесь все было загадкой.
Луна - маленький, хорошо изученный спутник Земли, а Венера -
большая таинственная планета, почти равная нашей по своим
размерам.
Прошло еще пятнадцать минут, и расстояние, или вернее было бы
сказать, высота, стало около пяти тысяч километров. Скорость
корабля упала до семи с половиной километров в секунду и
продолжала неуклонно снижаться.
Еще через десять минут корабль был уже так близко, что я не
мог охватить глазом всю поверхность облачного покрова.
В этот момент Камов нарушил молчание, которое за все время
спуска ни разу не прерывалось:
- Константин Евгеньевич, определите расстояние до верхнего
слоя облаков.
- Сто шестьдесят пять километров, - почти сразу же ответил
Белопольский.
- По радиопрожектору расстояние до поверхности планеты сто
семьдесят семь километров, - сказал Камов. - Значит, верхняя
граница облачного покрова находится на высоте двенадцати-
тринадцати километров.
Наступила решительная минута. Скорость корабля настолько
уменьшилась, что расстояние в сто шестьдесят километров, которое
мы так недавно пролетали за пять с половиной секунд, было
достаточно для маневрирования.
Камов нажал кнопку. И мне было видно из моего окна, как из
борта корабля медленно выдвинулось широкое крыло. Такое же крыло
появилось и с другой стороны.
Еще несколько мгновений, и облачный покров планеты сомкнулся
вокруг нас. Мы очутились в густом тумане. Я ясно расслышал, как
двигатели на мгновение смолкли и затем опять заработали, но уже
гораздо тише. Торможение прекратилось, сменившись поступательным
движением.
Космический корабль, превратившийся в реактивный самолет,
погружался в облака все глубже и глубже.
Белопольский покинул свое место и встал у пульта. Камов не
отрывался от перископа, и Константин Евгеньевич стал громко
отсчитывать высоту полета по показаниям радиопрожектора:
- Девять километров!.. Восемь с половиной!.. Восемь!.. Семь с
половиной!
Густой молочный туман был все так же плотен.
- Семь!.. Шесть с половиной!.. Шесть! Мое сердце бешено
билось. Шесть километров отделяло нас от поверхности другой
планеты, на которую еще ни разу не удавалось взглянуть ни одному
человеку. Кончатся ли когда-нибудь эти проклятые облака?!
- Пять с половиной!.. Пять!..
Я почувствовал, что корабль изменил направление.
Из вертикального его полет превратился почти в
горизонтальный.
- Бесконечность! - сказал Белопольский.
Значит, впереди нас не было высоких гор.
- Поверните прожектор к Венере, - сказал Камов.
Я на его месте невольно сказал бы "к Земле", но этот человек
был не способен на такую ошибку. Он, по-моему, сохранял полное
хладнокровие.
- Четыре, - сказал Белопольский. Три с половиной!.. Три!
Как раз в этот момент раздался звонок киноаппарата, -
кончалась пленка. Вскочить на ноги, сменить ленту было делом
минуты, но я пропустил момент, когда мы вынырнули из облаков.
Белопольский только что сказал: "Полтора!", когда Камов
повернул голову и негромко произнес:
- Венера!
Я бросился к окну, Белопольский - к другому.
Под нами, насколько хватал глаз, расстилалась волнующаяся
поверхность воды. С высоты полутора километров ясно были видны
длинные гряды волн с ярко-белыми гребнями пены. Очевидно, был
сильный ветер. Ни малейшего признака суши. Было ли это море или
обширный океан, есть ли где-нибудь вообще твердая земля, - мы,
конечно, не знали. Сверху нависла густая пелена туч. Темно-
свинцовая вода внизу, свинцовое небо над головой, и освещающий эту
мрачную картину какой-то тусклый полусвет. Мы находились на
дневной половине Венеры, но освещение скорее напоминало вечер.
Десятикилометровый слой облаков скупо пропускал свет Солнца, и
только близость к нему планеты позволяла все-таки видеть.
Над нами и со всех сторон до самого горизонта почти
непрерывно сверкали яркие молнии. Даже сквозь стенки корабля были
слышны раскаты чудовищного грома. Почти черные стены ливней
соединяли небо и море, захватывая громадные пространства.
Все вместе - неприветливое море с ослепительно белыми
полосами пены, мрачные тучи, испещренные зигзагами молний, -
производило впечатление дикой красоты.
Корабль летел теперь горизонтально со скоростью около семисот
километров в час, держась на высоте одного километра. Камову
приходилось поминутно менять направление, обходя мощные грозовые
фронты, которые один за другим возникали на нашем пути.
Через сорок минут такого полета мы были вынуждены пройти
сквозь край одного из этих фронтов и смогли воочию убедиться, что
таких гроз, как на Венере, никогда не бывает на Земле.
Корабль как будто погрузился в море. Сплошная масса воды
закрыла все кругом. Стало совершенно темно. Молнии сверкали так
часто, что сливались друг с другом, но сквозь плотную стену воды
казались тусклыми. Гром гремел непрерывно, и в этом грохоте не
стало слышно работы нашего двигателя.
К счастью, это продолжалось только одну минуту. Корабль
миновал полосу грозы, и она осталась сзади, как мрачная, черная
стена.
Я заметил, что высота полета сильно уменьшилась. Нас отделяло
от поверхности моря не более трехсот метров.
Взглянув на Камова, я понял по выражению его лица, что это
обстоятельство его беспокоит.
Чужая планета встречала непрошеных гостей не слишком любезно.
Тяжелая масса воды, обрушившаяся на корабль, заставила его
потерять целых семьсот метров высоты. Если бы мы не миновали
грозовой фронт так быстро, то легко могли оказаться в море.
- Сергей Александрович! - спросил Белопольский. - Не
находите ли вы, что оставаться здесь опасно?
- Что же вы предлагаете? - в голосе Камова мне послышались
насмешливые ноты.
- Я ничего не предлагаю, - сухо ответил Белопольский. - Я
просто спрашиваю.
- Да, конечно опасно, - ответил Камов, - но покинуть Венеру,
не выяснив того, что мы должны выяснить, я не считаю возможным.
Белопольский ничего не ответил. Корабль продолжал полет на
той высоте, на которую его сбросила гроза.
Стало немного светлее, видимость улучшилась, и я
воспользовался этим, чтобы сделать несколько снимков океана
Венеры.
Что это был океан, а не море, становилось очевидным: мы
летели уже около двух часов, но нигде не видно было ни малейшего
признака берега.
Мое внимание привлекли какие-то красные блики на волнах. Они
вспыхивали и гасли внизу, прямо под нами. По сторонам их не было
видно. Я хотел обратить на них внимание Камова, но в тот же момент
сам догадался, что это такое.
Это был отблеск пламени из дюз корабля.
Схватив аппарат, заряженный цветной пленкой, я зафиксировал
этот необычайный и поразительный эффект - отражение земного огня в
волнах океана другой планеты.
Впереди по курсу опять возникла широкая черная полоса.
Огромный грозовой фронт обойти было невозможно. Неужели Камов
решится подвергнуться тому же риску? Но нет, корабль резко пошел
вверх. Через минуту мы снова летели в молочно-белом тумане.
Гроза во всей своей неистовой ярости осталась внизу.
- Поразительная картина! - сказал Пайчадзе. - Планета полна
юных, нерастраченных сил. Такие мощные грозы были на Земле в пору
молодости, много миллионов лет назад. Теперь я верю - на Венере
будут живые существа.
Мы давно уже сняли шлемы, а атмосферный двигатель работал
относительно тихо, так что разговаривать было вполне возможно.
- Только будут? - спросил я.
В глубине сознания я все еще надеялся, что мы найдем жизнь
уже теперь, а Арсен Георгиевич говорил о далеком будущем.
- Вам хочется, чтобы жизнь уже существовала? - спросил он. -
Готов сделать уступку. Возможно, в водах океана появились
простейшие организмы. Через миллионы лет из них разовьются
разнообразные формы животного мира.
- Почему простейшие? - не сдавался я. - Может быть, уже
появились какие-нибудь ихтиозавры или бронтозавры.
- Ищите! - сказал он. - Поймайте их и объектив аппарата.
- Я постараюсь это сделать, как только Сергей Александрович
опустится.
Между тем Камов несколько раз опускался и снова набирал
высоту, убеждаясь, что мы еще не миновали грозу. Так прошло
полтора часа. Наконец мы снова увидели поверхность планеты. Под
нами по-прежнему был океан.
Полоса грозы, которую мы перелетели, имела больше тысячи
километров ширины и, очевидно, захватывала гигантскую площадь.
Стало ясно, что грозы - обычное и повсеместное явление на Венере.
Близость к Солнцу вызывала сильное испарение воды, и, скапливаясь
в тучи, она низвергалась обратно чудовищными ливнями.
Но имеет ли расстилающийся под нами океан где-нибудь конец,
или он покрывает всю поверхность планеты?
- Материки или острова должны быть, - заметил Белопольский. -
На планете безусловно есть растительность, иначе наличие
свободного кислорода объяснить нельзя. Мы обязательно увидим сушу.
- Если она не осталась позади, в полосе грозы, - заметил
Пайчадзе.
Часы шли за часами, но океан был все тот же. Корабль летел то
в одну, то в другую сторону, поднимался вверх и опять опускался.
Камов маневрировал, стараясь не попасть под многочисленные ливни,
страшную силу которых мы уже испытали.
Я пристально вглядывался в пенистую поверхность океана в
надежде заметить в бинокль хоть малейший признак жизни, но тщетно.
И вода и воздух были пустынны.
Поставив на аппарат самый сильный из моих объективов, я
фотографировал океан Венеры десятки раз. Быть может, то, что
ускользнуло от моих глаз, будет обнаружено на снимке.
Мы оставили позади около пяти тысяч километров, когда на
исходе восьмого часа полета корабль пролетел, наконец, над
береговой полосой.
Вода сменилась лесом.
Он был так же бесконечен, как и океан. Густой растительный
ковер простирался во все стороны до самого горизонта. Но он был не
зеленый, как на Земле, а оранжево-красный.
Научное предвидение пулковского астронома Г.А.Тихова
блестяще оправдалось. В 1945 году он высказал предположение, что
вследствие жаркого климата растения Венеры, если они существуют,
должны отражать оранжевые и красные лучи Солнца, несущие излишний
для них запас тепловой энергии. По противоположной причине
растения Марса должны быть голубоватого цвета. Очень скоро мы
сможем убедиться верно ли это.
Камов опустился еще ниже.
Мы видели громадные деревья. Они стояли так плотно, что
разглядеть, что творится под ними, было совершенно невозможно при
скорости корабля в двести метров в секунду.
Я включил киноаппарат на максимальную скорость съемки и
направил его объектив вертикально вниз. Кроме того, я сделал около
сотни снимков с самой короткой экспозицией, какую только позволял
затвор аппарата.
Больше ничего нельзя было сделать. Камов не мог уменьшить
скорость без риска врезаться в "землю".
- Жаль, что мы не опустимся на поверхность Венеры, - сказал
я.
- Где? - коротко спросил Сергей Александрович.
Действительно, опуститься было негде. Плотная стена леса не
имела ни одного просвета. Это был девственный лес, какие,
вероятно, росли и на Земле в каменно-угольньй период. Что за
породы росли в нем? Похожи ли они на земные? Я надеялся, что мои
снимки помогут выяснить это.
На исходе девятого часа мы увидели огромную реку.
Она текла между покрытыми сплошным лесом берегами и
очевидно, впадала в океан, над которым мы недавно летели.
Камов повернул вдоль ее русла и, пользуясь тем, что грозы
дали нам передышку, опустился на высоту не более ста метров.
Пайчадзе присоединился ко мне, и мы вдвоем стали
фотографировать близкий берег. Если на планете есть какие-нибудь
представители животного мира, то они должны быть здесь.
Река имела в ширину около двух километров, и мы иногда
замечали на ней плывущие деревья, очевидно вырванные бурями.
В водах реки отчетливо отражался весь наш крылатый корабль с
ярко-красным огненным хвостом за кормой.
Изредка встречались притоки, вытекавшие из-под лесного
массива, но они были нешироки. Только раз попался приток шириной в
полкилометра. Никаких признаков животных или птиц мы не заметили.
- Очевидно, на Венере жизнь только растительная, - сказал
Арсен Георгиевич.
- Но, может быть, там, - возразил я, - в глубине леса.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг