дальше и дальше удаляется в черную бездну мира.
Я взглянул на своих товарищей. Камов и Пайчадзе были
спокойны, как всегда. Изрезанное морщинами лицо Белопольского было
грустно, и мне показалось, что на его глазах блестят слезы.
Подчиняясь невольному порыву, я взял его руку и пожал. Он ответил
на мое пожатие, но не обернулся ко мне.
Почувствовав тяжесть на сердце, я отвернулся. Внешнее
спокойствие Камова и Пайчадзе в этот момент было мне неприятно, но
я понимал, что они только лучше владеют собой, чем мы, а
испытывают, вероятно, те же чувства.
Мелькнула мысль: "Эти два человека покидают Землю не в первый
раз. Может быть, когда они вдвоем летели к Луне, они не были так
спокойны".
Около часа на борту корабля царило полное молчание. Все
смотрели на далекую Землю. На ее диске я не различал почти никаких
подробностей, и она нисколько не походила на школьный глобус, как
ее иногда рисуют в книгах.
- По-видимому, - сказал я, - на всей поверхности Земли густая
облачность.
- Почему так думаете? - спросил Пайчадзе.
- Почти ничего не видно.
- Облака здесь ни при чем, - сказал он. - Даже при полном их
отсутствии подробности земной поверхности будут плохо видны.
Атмосфера отражает солнечные лучи сильнее, чем темные части
материков. Если бы была зима, мы видели бы Европу гораздо лучше.
Хотите убедиться, - посмотрите на южное полушарие.
Действительно, я отчетливо видел силуэт Австралии, Азия
смутно проступала сквозь белесую дымку.
За те часы, что мы провели у окна, Земля и Луна казались все
время на одном месте. Корабль как будто не удалялся от них.
- Вам это только кажется, - сказал Сергей Александрович,
когда я обратил его внимание на это обстоятельство. - Расстояние
непрерывно увеличивается на шестьдесят километров в секунду.
- На пятьдесят восемь с половиной, - поправил Белопольский,
- Я назвал цифру приблизительно, - сказал Камов, - но
Константин Евгеньевич конечно нрав. Если хотите еще более точную
цифру, то на пятьдесят восемь километров двести шестьдесят метров.
Я не мог удержать улыбки, увидя, как Белопольский поджал свои
тонкие губы при этих словах, сказанных самым невинным тоном.
Улыбнулся и Пайчадзе.
Константин Евгеньевич имел маленький недостаток: он не всегда
был достаточно тактичен, и Камов, как никто, умел мягко указать
ему на это. Последняя названная им цифра была абсолютно точная.
Глядя из окна звездолета на свободно висящий в пространстве
шар Земли, я подумал о долгих веках, когда люди считали свою
маленькую планету центром мира. Меня потянуло к аппарату. Хотелось
запечатлеть на пленке эту поразительную картину, Пусть миллионы
людей увидят то, что видим мы - четыре счастливца, четыре посланца
советской науки.
- Взгляните? - сказал Камов. - Вот блестит вдали небольшое
небесное тело. Это наша родина - планета Земля. Она кажется сейчас
больше всех звезд, кроме Солнца, но все же как она мала! Пройдут
недели, вы с трудом найдете ее среди просторов Вселенной. А когда
мы достигнем орбиты Марса, Земля будет казаться только крупной
звездой. Но мы сами будем находиться все еще в самой середине
планетной системы, окружающей обычную, ничем не примечательную
рядовую звезду, которую мы называем Солнцем. А кругом вы видите
бесчисленное количество таких же солнц, как наше. Чтобы добраться
до ближайшего из них, нашему кораблю понадобилось бы тридцать
четыре тысячи лет непрерывного полета. Оттуда мы увидели бы Солнце
крохотной звездочкой, а Землю не смогли бы увидеть в самый сильный
из существующих телескопов.
Белопольский обернулся к нам.
- Картину, нарисованную Сергеем Александровичем, - сказал он,
- можно дополнить. Все звезды, которые вы видите вокруг, и еще
бесчисленное количество других, которых вы не видите из-за
слабости человеческого зрения, являются единой звездной системой,
называемой Галактикой. Чтобы отсюда долететь до ближайшего края
нашей Галактики с той скоростью, которую имеет сейчас корабль,
нужно девяносто миллионов лет, а если направиться к
противоположному ее краю, то мы добрались бы до него только через
семьсот миллионов лет непрерывного полета. Но наша Галактика не
единственная во Вселенной. В настоящее время известно свыше ста
миллионов таких же Галактик, как и наша. Предполагают, что все они
входят в единую систему, называемую Метагалактикой. Нет никаких
оснований предполагать, что Метагалактика существует в
единственном числе. Вероятно, их также бесчисленное множество.
- Помилосердствуйте, Константин Евгеньевич! - шутливо сказал
Камов. - Этого более чем достаточно.
Мое воображение было подавлено словами Белопольского . Наша
грандиозная экспедиция после всего услышанного показалась мне чем-
то вроде небольшой прогулки.
- Смогут ли люди когда-нибудь, - сказал я, - до конца
постигнуть всю необъятную Вселенную, раскрыть все ее тайны?
- Никто необъятного объять не может, - сказал Пайчадзе. - Я,
конечно, шучу. Смогут, Борис Николаевич! Смогут тогда, когда наука
и техника будут во много раз могущественнее, чем теперь. Помните
слова товарища Сталина: "Нет в мире непознаваемых вещей, а есть
только вещи, еще не познанные, которые будут раскрыты и познаны
силами науки и практики". (Первая книга напечатана в 1955 г.)
Снова на борту корабля наступило продолжительное молчание.
Его самым неожиданным образом нарушил Белопольский. Он вдруг
посмотрел на часы и, ни к кому не обращаясь, сказал:
- Сколько времени потеряно даром! Надо начинать наблюдения.
Пайчадзе посмотрел на него с искренним изумлением.
- Вы способны сейчас заняться научной работой? - спросил он.
Константин Евгеньевич даже не ответил. Он слегка пожал
плечами и, неловко цепляясь за ремни, направился к телескопу. По
губам Камова скользнула чуть заметная улыбка.
- Я не могу работать, - сказал Пайчадзе. - Я буду смотреть на
Землю, пока она близко.
Поведение Белопольского показалось мне странным. Я сам не мог
отвести глаз от планеты, на которой родился и вырос и которая, как
мне теперь казалось, быстро становилась все меньше и меньше.
Камов и Пайчадзе, подобно мне, не отходили от окна. Так
прошло часа два. А Константин Евгеньевич за все это время ни разу
не отошел от телескопа, направленного в противоположную от Земля
сторону.
"Может быть, - подумал я, - этот человек острее всех нас
переживает отлет с Земли и занялся работой, чтобы заглушить
тяжелые мысли".
Верно ли я угадал причину, заставившую нашего товарища
отвернуться от окна, или нет, - не знаю. Возможно, что
Белопольский поступил так из-за свойственного ему педантизма, но
мне невольно хотелось, чтобы мое первое предположение было
правильным.
В ПУТИ
По земному счету - 10 сентября.
Через сто двадцать часов мы достигнем Венеры. Первый этап
длительного пути близок к концу. Какой далекой и недоступной
казалась эта лучезарная планета, так красиво сияющая на утреннем и
вечернем небе Земли, а сейчас мы находимся уже близко от нее!
Близко!.. Очевидно, постоянное общение с астрономами приучило
меня к астрономическим понятиям, если расстояние свыше пятнадцати
миллионов километров кажется мне близким.
Венера находится сейчас между нами и Солнцем и обращена к нам
неосвещенной стороной. Зато мы видим ее на фоне солнечного диска,
и оба наших астронома бесконечно ведут наблюдения, столь редко
доступные на Земле.
Я закончил всю программу съемок, порученную мне на этом
участке пути. Работы было так много, что за два месяца я не нашел
свободного времени продолжить свои записи.
Все заснятые пленки и негативы проявлены и проверены. Они
ведь неповторимы. Арсен Георгиевич помог мне заполнить учетные
карточки, которые я прилагаю к каждому снимку. Несмотря на
огромную загруженность, этот человек всегда находит время помочь
мне. Он неутомим. Долгие часы он работает в обсерватории, забывая
об отдыхе.
Белопольский не отстает от него. Кроме астрономических работ,
на Константине Евгеньевиче лежит обязанность производить
одновременно с Камовым все сложнейшие расчеты пути корабля и его
местонахождения на каждый день.
Хотя еще на Земле были заранее приготовлены расчеты на все
время пути, Камов считает необходимым ежедневно, как он говорит,
"определиться". Результаты вычислений сравниваются, и еще не было
случая, чтобы они разошлись между собой. В бесконечном
пространстве наш корабль летит, как по невидимым рельсам.
В сутки мы пролетаем свыше двух миллионов километров; и
понятно, что малейшая ошибка увела бы нас далеко в сторону от той
крохотной точки, какой выглядит в этом пространстве планета Венера
- "сестра Земли", почти равная ей по объему и массе.
Камов проверяет полет корабля через каждые двадцать четыре
часа, всегда в одно и то же время. Он пользуется для этого Солнцем
и звездами. Измеряя видимые расстояния между определенными
звездами и их положение относительно Солнца и линии полета, он
вычисляет с помощью электронно-счетной машины наше место в
пространстве. Два раза он включал один из двигателей. В эти минуты
мы отдыхали от нашей невесомости, так как на корабле возникала
ощутимая сила тяжести, правда, очень слабая.
На моей обязанности, кроме съемок, лежит дежурство у пульта.
Оно ведется непрерывно, по заранее составленному расписанию; это
обязанность всех членов экипажа, но, по безмолвному соглашению,
Камов и я стараемся освобождать от нее обоих астрономов, которым и
без того работы более чем достаточно.
Обязанности дежурного несложны: надо не допускать перегрева
какой-нибудь одной стороны корабля, поворачивая его вокруг
продольной оси, чтобы солнечные лучи могли равномерно нагревать
всю поверхность корпуса.
Делается это с помощью массивного диска, диаметром в два
метра, вращаемого электромотором. Быстрое вращение этого диска
вызывает медленное вращение всего корабля. Как правило, дежурный
обязан предупреждать о повороте, чтобы не помещать работе с
телескопом. Задержка поворота большой роли не играет, так как
белый корпус звездолета хорошо отражает солнечные лучи и
нагревается очень медленно.
Затем надо контролировать состояние воздуха, удаляя из него
углекислоту и заменяя ее кислородом. Все эти действия производятся
нажатием соответствующих кнопок на пульте управления и проверяются
по приборам, которые реагируют на все решительно изменения,
происходящие как с самим кораблем, так и внутри него. Например, я
уже упоминал, что мы обязаны закрывать за собой все двери, но если
бы кто-нибудь забыл об этом, то соответствующая лампочка на пульте
сразу обратила бы внимание дежурного мигающим красным огоньком.
Рассеянность тоже предусмотрена. При чрезмерном нагреве наружной
стенки диск, вращающий корабль, включится автоматически и после
поворота на сто восемьдесят градусов остановится. Если дежурный
забудет прекратить подачу кислорода, то кран закроется сам, как
только концентрация воздуха достигнет нормы. И так во всем. Наш
замечательный корабль полностью автоматизирован. Все делается с
помощью чувствительных и "умных" приборов, питаемых электрическим
током, которым снабжают нас портативные, но огромной емкости
аккумуляторы, изготовленные по заказу Камова одним из
ленинградских заводов. Заряда этих аккумуляторов хватит на
внутренние потребности корабля на все семь с половиной месяцев
полета. Но мы имеем еще фотоэлементную зарядную станцию,
преобразующую в электрический ток непосредственно лучи Солнца. Эта
гелиоэлектростанция является, так сказать, аварийной.
Все, что имеется на корабле, кроме его двигателей, допускает
замену, а некоторые особо важные приборы и аппараты имеют двойную
и тройную замену.
Когда я думаю об огромном весе того груза, который несет
корабль, то проникаюсь величайшим восхищением перед силой
современной атомной техники. Наши двигатели очень малы по
сравнению со всем звездолетом, но, несмотря на это, так мощны, что
смогли сообщить кораблю его страшную скорость. Правда, Камов
считает эту скорость недостаточной. Однажды, когда разговор зашел
о будущих межпланетных полетах и он опять выразил сожаление, что
мы летим слишком медленно, я спросил его, почему он не заставил
двигатели работать больше, чем это было при отлете с Земли. Ведь
тогда была бы получена большая скорость. Он ответил так:
- Теоретически это верно, по практически дело обстоит
сложнее. Проблема получения больших скоростей упирается в проблему
материала, из которого делаются дюзы. (Дюзы - выходные каналы, по
которым истекают газы или поток частиц, служащие для получения
реактивной тяги.) и другие части двигателя. При атомном распаде
развивается огромная температура, а в настоящее время мы не имеем
достаточно тугоплавких металлов, которые могли бы выдерживать
такой нагрев длительное время. Многочисленными опытами
установлено, сколько могут работать дюзы, и этого времени как раз
хватает на отлет с Земли, Венеры и Марса. Запас равен нескольким
минутам и предназначен для непредвиденных случайностей. Даже для
спуска на планеты я был вынужден поставить два лишних двигателя.
- А как же полеты в атмосфере? - спросил я.
- Для них мы имеем двигатель небольшой мощности, который
может работать долго, но развивая небольшую скорость. Наш корабль
является вершиной современной техники, но он далеко не совершенен.
Возьмите, например, тот факт, что мы не можем ни на один час
задержаться на Марсе. Разве это не показывает нашего
относительного бессилия? Если бы корабль обладал большей
скоростью, например сорок или пятьдесят километров в секунду, или
хотя бы немного большей скоростью, чем скорость Земли, то мы могли
бы не считаться ни с какими сроками и пробыть на Марсе столько,
сколько нам понадобится. Но сейчас мы связаны. Представьте себе,
что на Марсе случится несчастье с кем нибудь из экипажа
звездолета, например болезнь вызванная неизвестным нам микробом в
атмосфере планеты. При отлете удвоенная сила тяжести может
оказаться опасной для больного, даже смертельной, и все же мы
будем вынуждены вылететь обратно на Землю точно в назначенную
минуту, не считаясь ни с какими последствиями. Иначе экспедиция
полностью погибнет, так как мы не сможем догнать Землю. В этом
заключается опасность нашего полета. Других опасностей я не вижу.
- Мне кажется, что есть и другие, - сказал я. - Мне давно
хотелось спросить: почему вы считаете ненужным смотреть вперед?
Ведь корабль может встретиться с одним из тех блуждающих тел, о
которых вы сами мне говорили. Разве не надо своевременно заметить
такое тело на пути корабля?
- Смотреть вперед бесполезно. - Ответил Камов. - Мелкие
частицы все равно нельзя заметить на таком расстоянии, чтобы можно
было принять меры против столкновения с ними, а если на пути
корабля попадется крупное тело, о нем предупредит радиопрожектор.
- Что это такое?
- Разве я не говорил вам?
- Нет.
- Радиопрожектор, - сказал Камов, - это установка в принципе
та же, что и радиолокационная. Работает на ультракоротких волнах и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг