Глава третья УРАГАН С ВОСХОДА
Жарко. У этих саккаремцев все неправильно, по-иному, чем в Степи. Конечно,
солнце здесь то же, что над равнинами мергейтов, но ветер не прохладный, а
горячий, пахнет навозом и подгнившей травой, растущей в канавах вокруг города.
Нет ярких степных цветов и зеленого ковыля - округа будто присыпана желтовато-
серой пылью.
Шаман говорит: "Саккаремцы забыли уклад, принятый с начала мира. Строят
каменные юрты, живут скопом, а не становищами. Не знают, что такое звездное
небо и священная полная луна, дающая человеку силу богов..." Может, правильны
эти слова? Шаман не станет обманывать.
Менгу Саккарем не понравился. Правда, он пока видел только самые окраины
этой страны, полуночные границы, за которыми на десятки конных переходов лежала
бескрайняя равнина Вечной Степи. Несколько деревень, встретившихся на пути за
последние два дня, вызвали у Менгу настоящее отвращение: скопища низких домиков
с плоскими крышами, сделанных из глины и переплетенных веток редких деревьев,
узкие проходы между жилищами, вонь выгребных ям, больные лишаем собаки и тощие
овцы... Да и люди ничем не лучше. Саккаремцы из маленьких становищ вокруг
города с чужим и непонятным названием Шехдад не взялись за оружие, даже когда
конные десятки мергейтов появились у стен их строений. Менгу, помня закон
Степи, выезжал вперед и говорил этим пугливым псам: "Великий хаган Гурцат начал
поход на ваши земли. Вы вправе взять сабли, луки или любое другое оружие и
драться за свои владения".
И что же? Никто - подумать только, никто! - даже молодые и сильные
мужчины, сыновья людей, растивших на возделанных полях хлопок, пшеницу и рис,
видя, как льющаяся непрерывным потоком степная конница вытаптывает урожай, не
пошел в дом и не схватился за дедову саблю. Менгу, осмотрев потом одну из
глиняных юрт, с удивлением отметил, что и хвататься было не за что - саккаремцы
(по крайней мере, те, которые жили в маленьких, не обнесенных стеной кюрийенах)
вовсе не держали у себя оружия! Разве можно так? В Степи любой мальчишка,
достигший возраста двенадцати весен, получает в подарок от отца или брата
матери саблю, которую носит потом с гордостью. Любой мужчина - воин. Он должен
защитить свое добро и свою семью. А здесь?..
Менгу, как и любой сотник, слышал приказ великого хагана - на границе
сжечь все. Таких и спалить не жалко. Хлеб, скот, хороших лошадей забрать с
собой, равно как и пленников, которым меньше тридцати весен, а становища
испепелить. Земля затянет раны, и через несколько лет от сак-каремцев останется
только неясная память. А равнины между горами и восходным берегом океана будут
принадлежать мергейтам.
Конная сотня Непобедимых, которой командовал Менгу, исполняла волю Гурцата
со всей тщательностью. Не одному сыну Алтана, происходившему из дальнего
становища, было мерзко видеть глубокий страх феллахов перед силой. Наверное,
эти люди (да какие они люди?..) боялись одинаково и мергейтов, пришедших с
войной, и своих ханов, спрятавшихся за стенами Шехдада, который степняки
именовали Сейтат-улус. Когда факелы, зажженные мергейтами, упали на крыши
деревенских строений, Менгу только улыбнулся - запах дыма перебивал мерзкую
вонь человеческого и коровьего дерьма.
- Этих берем с собой, - невозмутимо сказал Менгу пятидесятнику Танхою,
указывая на согнанных нукерами в невзрачное и молчаливое стадо молодых
саккаремцев. Они молчали, лишь изредка бросая короткие и опасливые взгляды на
столь неожиданно появившихся с полуночи врагов. Эти люди до смешного напоминали
Менгу овечью отару - такие же пустые глаза и удивительная для свободного
степняка-мергейта покорность. Интересно, если им приказать встать на
четвереньки и блеять, подобно козам, - исполнят приказ? Наверное, исполнят...
Но проверять не хочется. Все-таки это люди с двумя ногами и руками и даже с
головой.- Остальных... Оставьте здесь. Пусть работают дальше.
- Работают? - сдвинул брови Танхой. - Если позволит сотник, скажу, что
саккаремцы живут только урожаем со своих полей, а их становище мы сожгли. Я
бывал в этих краях раньше, торговал... Много весен назад.
Менгу понял, на что намекает пятидесятник. Огромное войско Гурцата с
рассвета двигалось в глубь владений шада, и сейчас через пшеничные и рисовые
посевы, через старательно прокопанные феллахами каналы прошло несколько тысяч
конных. Урожая не будет.
- Тогда избавь их от страданий, - поморщился молодой сотник. - Разве по
закону оставлять людей умирать от голода? Пускай они умрут сейчас.
Танхой с четырнадцати лет был нукером у Гурцата, в те времена даже не
помышлявшего о Золотом Соколе хагана, и выполнял приказы без лишних слов. Его
маленькая, пегой масти кобылка сорвалась с места. Пятидесятник что-то резко
выкрикнул, проезжая мимо ровного строя нукеров, со скрипом натянулись луки...
Никто и никогда не вправе говорить, что мергейты жестоки. Да, без
сомнения, любой чужак для степняка является пускай скрытым до времени, но
врагом. Разве женщина из Саккарема не может взять в руки саблю, или мальчишка
не сможет воспользоваться ножом, чтобы отнять жизнь у одного из сыновей Вечного
Неба-Отца? Войско уйдет дальше, так зачем оставлять за своими спинами врагов,
которые видели огонь, пожирающий их жалкие глиняные юрты? Сотник Менгу
правильно сказал - к чему заставлять этих людей и дальше страдать под жестоким
солнцем? Пусть они сбросят оболочку смертного тела и уйдут за грань мира, туда,
где Заоблачные духи примут каждого.
Менгу, наклонив голову, наблюдал, как короткие, украшенные сизоватыми
перьями степных птиц стрелы вначале ринулись к небу, а затем градом обрушились
на сбитых в кучку старцев и женшин с детьми. Они не сопротивлялись и не бежали
принимая смерть как нечто самое обыденное и привычное. Сотник глянул на стоящих
неподалеку саккаремских мужчин-пленников и снова покачал головой. Да, конечно,
у многих на лицах отразилась боль или тяжкое страдание, один даже качнулся
вперед, словно пытаясь прийти на помощь своей семье, однако, заслышав коротко
щелкнувший ремень плети охранного нукера, отшатнулся.
Пустые овечьи глаза... Это не жизнь. Любой степняк, увидев, как в его жену
или мать вонзается стрела чужака, ринется в бой, пускай даже с голыми руками.
Воины, ходившие в поход к полуночным землям в минувшем году, говорят, будто
тамошние племена - какие-то белокожие вен-ны и расписанные татуировками вельхи
- так и делали. Вгрызались зубами в глотки, рвали ногтями... Таких людей стоит
уважать. Настоящие воины, прирожденные.
"Не похоже это на войну. На истинную войну, из песен и давних легенд, -
разочарованно подумал Менгу. - Их режут, будто баранов, но винторогие хоть
блеют, бьют копытами и стараются убежать... Хаган был мудр, сказав, что
саккарем-цам не стоит жить под полной луной".
Сотник еще сидел в седле, погруженный в свои раздумья, когда нукеры,
повинуясь немногословным, но четким приказам Танхоя, начали вязать пленным
мужчинам из безвестной саккаремской деревни руки жесткими и ранящими кожу
веревками. Менгу, встрепенувшись, хотел было приказать своим воинам двигаться
вперед - кюрийена феллахов больше нет, и лишь у стен догорающих жилищ, среди
кровавых лужиц и вьющегося на ветру серого пепла валяется несколько десятков
тел.
- Слушать и повиноваться! - Менгу резко обернулся на крик. Поднимая пыль,
к стоящей у бывшей деревни сотне мергейтов несся всадник.
Копыта его лошадки ударяли в землю, топча еще зеленые и узенькие ростки
пшеницы. - Сотнику Непобедимых Менгу - речи хагана Степи Гурцата!
Всадник - младший, четвертый брат большого сотника Ховэра - осадил лошадь
совсем рядом. Менгу по привычке соскочил с седла, увидев на груди посланника
серебристый знак Сокола Гур-цата, и, упав на колени, склонил голову до земли.
Если сам хаган отправляет гонца, значит, впереди настоящее дело.
- Слушать и повиноваться! - повторил неожиданный гость, ничуть не обратив
внимания на учиненное нукерами Менгу побоище. - Приказано Великим на словах
передать следующее: пускай Бронзовая сотня Непобедимых идет к Сей-тат-улусу,
окруженному стеной. До заката улус должен быть под рукой Великого хагана, а от
тамошних людей принята клятва верности. Откажутся - Сейтат-улус твой, сотник
Менгу. Оставишь там десяток воинов для надзора.
Приказ был более чем понятен. Многое, конечно, не договорено, однако
непроизнесенные речи дополняет закон Степи.
- Воля хагана - воля Заоблачных, - громко ответил Менгу и усмехнулся про
себя. Сотником он стал всего тридцать дней назад, и даже не просто сотником, но
командиром отряда самых верных и яростных воинов хагана - Непобедимых. Видать,
запомнивший дальнего родственника Гурцат хочет проверить его способности. Пусть
будет так.
Посланник ускакал столь же быстро, как и появился. А Менгу, поднявшись и
отряхнув с чапа-на пыль, взглядом подозвал Танхоя.
- Пусть эти люди, - Менгу кивнул в сторону пленных, - проведут нас самой
короткой дорогой. Нукеры сегодня вдоволь наедятся баранины в каменных юртах
Сейтат-улуса.
Однако Менгу не знал (да и не мог знать), каким образом нужно захватывать
города. Разве что разговоры старых и опытных нукеров могли напомнить ему о
давнем штурме мергейтами сак-каремского города Эль-Дади. И, стоит заметить,
пятидесятник Танхой был тогда в числе тумена, ворвавшегося, будто вихрь, в
жемчужину сакка-ремского побережья. Менгу не боялся спрашивать - он знал, что
каждый мергейт всегда поделится знанием с родичем. Никто не станет смеяться или
упрекать молодого сотника в неопытности. Поэтому Менгу потянул Танхоя за рукав
и тихо спросил:
- А моя... наша сотня вообще может взять улус, стоящий за каменными
стенами?
- Может, - бесстрастно кивнул Танхой. - Я расскажу как.
Наверное, разум, защищая сам себя, отсек у. Менгу воспоминания о священной
Ночи Полной Луны. Да и во всем степном войске никто - от простого нукера до
командира тумена - не смел упоминать о ночной резне, устроенной Гурцатом
приехавшим к нему в гости вождям племен. Впрочем, подробности знали лишь
несколько десятитысячников и приближенных великого хагана. А остальные просто
молчали.
Нет, вовсе не по приказу владыки, приравненного к заоблачным духам, не из
боязни наказания или смерти. Большая часть мергейтов понимала - Гурцат сделал
правильно. Он убил ханов, ибо они выступали против воли богов и заботились
более о своих племенах, нежели о народе Степи. Нукеры сделали вид, что ничего
не произошло, особенно после того, как шаманы и хаган на самом рассвете вышли к
войску.
Первые лучи заоблачного светила пылали на Золотом Соколе, зло и отрывисто
грохотали бубны, ревели длинные, позаимствованные у саккаремцев боевые трубы, и
пылал возле белой юрты огромный костер. Столько дров никто из степняков в жизни
не видел - видать, хаган заранее приказал везти дерево из предгорий.
Гурцат появился из-под полога в лучшем белом чапане, отделанном черными и
красными нитями, без шлема или шапки, с обнаженным клинком в руке. Самые
остроглазые мергейты углядели - сверкающий металл потускнел от темных
коричневатых пятен. Кровь.
Белый конь, привязанный у столба, косил на хагана большими карими глазами
( тихонько всхрапывал, будто почувствовав невидимую узду. Сультай - заоблачный
дух, покровитель бранного ремесла - был небось неподалеку. Иначе посвященный
ему конь не стал бы беспокоиться.
Саийгин последний раз ударил в свой бубен, и тотчас, поняв безмолвный
приказ шамана, стихли разговоры, опустились жерла труб, коснувшись вытоптанной
сухой земли. Только ветер колыхал разноцветные конские хвосты, привязанные к
шесту, на котором сидел Золотой Сокол Степи.
- Я говорил с богами, - тяжело уронил Гурцат, глядя на всех и на каждого
одновременно. - И другие ханы говорили. Боги сочли, что столь достойных людей
они поселят в своем незримом улусе. Богам приглянулись великие воины, и они
взяли их в свой тумен. Я же остался здесь, в мире под синим небом.
Собравшиеся в огромный круг воины молчали. И вдруг по плотно стоящим
плечом к плечу людям, среди которых виднелись и женские лица, пробежала волна
ряби. Кто-то ("Кажется, Ургэн, десятник из Медной сотни, - подумал Гурцат,
заметивший движение. - Помню, всю его семью вырезали меорэ и он последний в
роду...") ударил себя ладонью по бедру и первым выкрикнул:
"Хош!"
- Хош! Хош!! - Этот победный рев усиливался захлестывал хагана и стоящих
позади него шаманов и тысячников. - Хо-о-ош!!! ХОШ!!!
Гурцат водил конные тысячи уже не первый год, однако впервые слышал, как
три тумена, а вдобавок их женщины и дети, одним-единым голосом возглашают
славу. Нет, не ему, Гурцату, а самим себе. Мергейтам.
Хаган боялся этого утра. Если бы люди поняли, что произошло в
действительности, ни Непобедимая тысяча охраны, ни Золотой Сокол повелителя
Степи или многомудрые речи шаманов не спасли бы его жизнь. Никто не сумеет
оборониться от собранного здесь войска. Даже повелитель, если сабли вольных
туменов обратятся против него.
Мергейтов нельзя обмануть. Каждый степняк подобен ребенку - он радуется
солнцу и плачет, когда пылевая буря разрушает его становище. Он знает, что
такое вождь и как драгоценна жизнь... Не отдавая себе отчета, тумены Гурцата
выбрали именно ее - жизнь. А это значит, что поход к новым землям взамен
сожженного побережья состоится. Он уже начался. В тот миг, когда Ургэн первым
выкрикнул: "Хош!"
Гурцат сел на расстеленную неподалеку от белой юрты кошму, передал саблю
большому сотнику и полувзглядом, незаметным для других, приказал Ховэру
говорить дальше. Тот знал, какие слова нужно донести до войска.
- ...Заоблачные смотрят на нас из синевы! - Ховэр раскраснелся, жилы на
шее напряглись. Сотник, в отличие от Гурцата, не получил от богов чудесного
дара - его тихую речь не мог слышать каждый. Поэтому приходилось кричать. - У
мер-гейтов будут новые улусы! Каждому воину хаган обещает шелковый чапан, коров
и белую юрту! Никто не превосходит храбростью мергейтов, а потому трусливые и
заплывшие жиром саккаремцы покорятся воле хагана! Каждый из вас будет есть
досыта...
Гурцат не слушал. Он знал, что Ховэр не скажет лишнего слова и не станет
обещать несбыточного. Хагана интересовали дела насущные. Впрочем, с
большинством трудностей удалось справиться до рассвета. Все одиннадцать
мятежных ханов погибли, а тела их сожжены на том самом костре, коим сейчас
любуется войско. Полутысяча Амара разгромила внезапной атакой лагерь, в котором
остались родичи и нукеры "гостей"... Они тоже сейчас говорят с богами. Если кто
и улизнул в ночи - не страшно. Сегодня же в кюрийены Боро-хойна, Худжирта,
Эртая и других отправятся гур-цатовы сотни и наместники с поручением набрать
новых воинов для грядущей войны.
Да, ханов было одиннадцать... И один едва не удрал.
"Не будь Илдиджинь женщиной, которую должно чтить любому воину, - со
сдержанной яростью додумал Гурцат, - я отдал бы ее на растерзание шакалам. Или
приказал бы нукерам отвести ее в пустую степь за два перехода от кюрийена и
бросить там! Маленькая змея!"
Хаган злился не без повода. Его собственная жена, одна из красивейших и
умных женщин становища, изменила Гурцату! Илдиджинь более всего чтила мать и
племя, из которого она происходила, - шайбани, кочевавших до вчерашнего дня под
рукой Худук-хана. Илдиджинь скрыла его в своей юрте, покусилась на нукера
Mепобедимых...
Кстати, о нукере.
- Техьел, - чуть шевельнув губами, позвал Гурцат. Войско, окружившее белую
юрту и священного коня Сультая, бесновалось, слыша речи Ховэра и мешая большому
сотнику говорить. Впрочем, Ховэр теперь мог умолкнуть - нукеры поняли, что от
них хочет повелитель. - Техьел, подойди!
Справа мелькнул добрый, отделанный зеленым бисером и маленькими
самоцветными камнями халат саккаремская шапочка Техьел-батора съехала на
затылок, а сам он мягко и почти незаметно преклонил колени чуть позади от
Гурцата.
- Что прикажет Потрясатель Мира?
- Скажи главному евнуху, - Гурцат по-прежнему смотрел вперед, будто и не
было Техьела рядом, - чтобы оставил у Илдиджинь только одну девушку для
прислуги. И пускай заберет обратно мои подарки. Она недостойна их.
- Услышано, - кивнул Техьел и, решив, что хаган отпускает его, начал
отползать назад.
- Стой, - буркнул Гурцат чуть громче, и богатырь в зеленом халате замер. -
Имя нукера, убившего Худук-хана, - Менгу?
- Истинно, повелитель, - ответил Техьел. - Менгу, десятник Непобедимых,
сын Алтана из кюрийена Байшинт.
- Разыщи. Подари новый чапан. И вот еще...- Гурцат запнулся, что-то
прикидывая.- Поставь его командиром Бронзовой сотни Непобедимых. Прежнего
сотника отправь в его улус. Он уже седой... Молодые воины не слишком опытны,
зато горячи. Пусть командуют безусые.
- Менгу доказал свою верность владыке, - согласился Техьел. - Я исполню.
- Иди, - бросил Гурцат и вслушался в царивший вокруг шум. Техьел-батор
исчез, будто его и не было никогда.
Ближе к вечеру хаган собрал Большой Круг. Однако теперь в совет вождей
были допущены командиры его верного войска, шаманы и посланники племен,
изначально сохранивших верность Гурцату.
Порешили так: один тумен остается в Степи и хранит земли мергейтов от
побежденных, но еще несломленных меорэ, засевших на Лисьем полуострове. Когда
будут собраны все колена и великая армия скроет под копытами своих коней берега
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг