позади, за спиной, а ты, человече, стоишь на первой ступени, ведущей к
Звездному Мосту.
Храмовые служки, однако, тщетно пытались тихим шепотом призвать горожан к
спокойствию. Речи, все более и более громкие, оскверняли слух Небесного
Властителя - полдень миновал, а где же велемудрый мардиб Биринджик? Отчего не
слышно проповеди?
Громкий шепот:
- Уважаемый Тариг, я слышал, будто управитель созвал жрецов...
- Не знаю, - доносится в ответ. Купец в дорогом халате пожимает плечами и
вытирает рукавом пот со лба. - Что творится в этом мире? Да спасет нас Атта-
Хадж от любого проклятия!
Другой голос, молодой и звонкий:
- Если жрецы и сам Биринджик на стенах, значит, и нам туда пора!
- Не высовывайся, Кемаль, - шипение в ответ. - Вейгил, если будет нужно,
позовет.
- Позовет...- старческое бурчание. Коричне-вокожий морщинистый водонос ни
на кого не смотрит, обращаясь к самому себе. - Да в последний раз ополчение
Шехдада собирали еще при моем прапрадеде, пусть упокоит его тень Атта-Хадж! Лет
сто пятьдесят назад, когда...
- Придержите жеребца своей болтливости! - совсем уже возмущенно подает
голос один из учеников мардиба, оборачиваясь. Что ж, Фарр атт-Кадир никогда не
проявлял уважения к старшим. Пускай он и готовится к посвящению в служители
храма, надо помнить, что здесь уважаемые богатые люди. Фарр заслужил несколько
величественно-брезгливых взглядов купцов и даже родственников самого вейгила,
пришедших на полуденную молитву, и гордо отвел глаза.
И все-таки почему учитель Биринджик до сих пор не вошел в храм и не начал
проповедь?
На этот вопрос могли бы ответить только воины, стоявшие на стене и башне у
ворот. Старого мардиба незадолго до полудня поразила стрела, выпущенная
мергейтами. Биринджик умер мгновенно - видимо, выстрел был прицельным, а
белоснежный халат и такого же цвета тюрбан послужили великолепной мишенью.
Острие ударило мардибу в горло под кадыком... Многие, в том числе и
побледневший Халаиб, поняли - Атта-Хадж послал дурной знак, первым допустив к
Небесному Мосту своего верного и благочестивого слугу.
В храме, однако, никто не знал об этом. Халаиб не отпускал воинов со
стены, прежде всего затем, чтобы в городе не пошли лишние слухи, способные
поднять панику.
Ропот под куполом священного здания нарастал. Служки в недоумении
переглядывались, ученики Биринджик а с изумлением и боязнью вертели головами.
Пропустить полуденную молитву? Немыслимо! Это нарушение всех законов! Конечно,
люди слишком боятся и уважают Создателя, чтобы возмутиться прямо под кровлей
храма, но разговоры о небрежении мардиба в столь непонятное и трудное утро
будут ходить по городу не один год.
- Фарр! - Ученик, преклонивший колени в первом ряду прихожан, совсем рядом
с Небесным Камнем, скосил глаз. Ну точно, сторож. Однорукий, вечно недовольный
и брюзгливый Ясур. Вошел через боковую дверь, чтобы не беспокоить собравшийся
народ.
- Чего? - ответил Фарр одними губами и увидел, как бессменный вот уже на
протяжении двадцати лет привратник храма строит гримасы и машет единственной
левой рукой, буквально приказывая подойти. Собственно, Ясур в доме бога никто,
но почему-то его слушаются все, кроме, разумеется, Биринджика. Фарр состроил на
лице благочестивую мину, коснулся лбом пола, поднялся на ноги, не сворачивая
молитвенный коврик, и быстрой тенью переместился влево, к полуночной стене.
- Ступай наверх! - брызгая слюной, рыкнул Ясур. Шрам на щеке, полученный
давным-давно в войне с Нардаром, лишившей Ясура правой руки, выглядел
неестественно белым.
"Этого не может быть! - не поверил себе Фарр.- Наш сторож боится?"
На другие мысли времени не оставалось. Слова Ясура являлись
недвусмысленным приказом. В конце концов, только он, будучи доверенным лицом
верховного мардиба, имел право приказывать ученикам и слугам.
Случилось! Первая в жизни проповедь! И в такой момент...
Атт-Кадир прекрасно понимал, что справиться с толпой возмущенных верующих
мог только много поживший и опытный жрец, но ничего другого не оставалось. Фарр
был самым старшим из учеников - к осени ему предстояло уехать на закат
провинции Шехдад, в одну из деревень, где повелением управителя строился новый
храм.
На ногах, превратившихся в непослушное твердое дерево, Фарр шагнул вперед,
даже не углядев ободряющего жеста Ясура. Он прошел мимо толстой низенькой
колонны со священным камнем и вдруг совершенно бессознательно, не думая о том,
что делает, незаметно для прочих выбросил в сторону левую ладонь, коснувшись
Кристалла указательным пальцем. Святотатство, .конечно...
Краткий миг, затянувшийся для Фарра не меньше чем на луну, а то и на две.
Атт-Кадир, разумеется, просил помощи не у бездушного камня, а у бесконечного и
непознаваемого Атта-Хаджа.
И внезапно ученик мардиба понял: Всеблагой откликнулся.
Слов, понятных человеку, не было. Через короткое прикосновение к обломку
Небесных Кристаллов пришло только видение - многоцветная аморфная картина,
поражающая одновременно внемировой логичностью и мудростью. Дело человека -
лишь облечь ее в речи, понятные другим людям, сделать так, как некогда сделал
Провозвестник Эль-Харф, написавший Книгу...
Фарр не заметил, как поутихли разговоры в храме. Люди замолкали не столько
от удивления, заметив, что совсем молодой, едва достигший совершеннолетия
ученик мардиба подошел к винтовой лестнице, ведущей на маленький балкончик с
мраморными резными перильцами, что находился справа от стены восходного фасада,
и осторожно полез наверх. Шехдадцы были поражены и возмущены - только
посвященный служитель Вековечного имеет право касаться Книги и всходить на
возвышение, откуда голосом мардиба вещает свою волю Атта-Хадж!
Атт-Кадиру неожиданно стало жарко, а подъем по двадцати ступеням буквально
лишил его сил. Фарр начал задыхаться, глаза заливал пот, колени же подрагивали.
Однако он ясно ощутил - это был не страх. В него вливалась некая странная и
очень древняя сила - Фарр даже почувствовал ее запах, будто от разряда молнии,
ударившей совсем рядом. И еще немножко гари, каменной пыли... Неясный запах,
чужой. Можно сказать, слишком чужой.
"Ну! - приказал он себе. - Говори!"
Фарр не раскрыл Книгу Эль-Харфа и даже не коснулся ее тяжелой обложки из
почерневшей от времени кожи. Перед его глазами по-прежнему стояло видение:
сменяющие друг друга пятна розового, сиреневого, ярко-зеленого, шафранового и
многих других цветов, составлявших некую единую картину, которую невозможно
было постичь, ибо только безумец может попытаться объять необъятное. Разум
Фарра с достойной уважения быстротой вырвал из цветного ковра яркий сегмент,
составлявший отдельную и одновременно идеально вписывающуюся в целое часть,
облек ее в слова и...
Храм замер. Никто не ждал от мальчишки в желтоватом халате ученика мардиба
подобных слов. Несколько позже, возможно, люди сказали бы: "Я слышал голос Атта-
Хаджа, и он был прекрасен..."
Сказать это, увы, никто не сумел. Ни в этот день, ни на следующий, ни
годом спустя. А Фарр до конца жизни утверждал - столь ясных и благородных слов
он от себя никогда не слышал, да, похоже, и не услышит более.
- Синее небо! Тебя, скрытого за лазурью, тебя, Отца Мира, вопрошаю! Не
промолчи и не безмолвствуй, Атта-Хадж, Созидатель-и Разрушитель! Не оставайся в
покое, ибо вот враги народа твоего шумят и ненавидящие тебя подняли голову;
против сыновей твоих составили коварный умысел и уговариваются на хранимых
тобой; сказали: "Возьмем меч и истребим их из народов, чтобы не вспоминалось
более имя Атта-Хаджа..."
Люди молчали. Это была не проповедь, скорее, пророчество. А сам Фарр
продолжал выплевывать странные, малопонятные слова. О каком-то "огне с небес",
о "безумном скорпионе, явившемся из Черной Пустоты"... Фарр не понимал, откуда
приходят эти жутковатые образы, почему его глаза, устремленные к подкопченным
светильниками сводам храма, видят сгустившуюся в бездонном небесном океане
тьму, постепенно разгорающуюся тревожным оранжевым пламенем, почему уши
различают нарастающий рев и кожа чувствует первый обжигающе-холодный ветерок,
свидетельствующий о начале бури.
Фарр словно бы провалился в некую яму, не имеющую пределов. Значительно
позже он сообразил, что наверняка видел некие события прошлого и даже начал
подозревать, какие именно. Купол бело-розового огня, встающий над землями
Закатного материка, волна жидкого пламени, сметающая древние города, вновь
воздвигшиеся горы и рухнувшие в бездну хребты, существовавшие от начала мира...
А потом все снова залилось ярким блистанием самоцветов. Будто скопище
изумрудов, адамантов и красных алмазов скрыло Нечто, желавшее отгородиться от
нового для Него мира столь прекрасной скорлупой...
Новоявленный мардиб-проповедник не знал, да и не мог ничего знать, о
хагане Гурцате, не видел утром бесчисленную орду мергейтов, шедших к полудню,
не знал, что за силу на краткое время даровал ему осколок Кристаллов Меддаи,
но...
- Атта-Хадж, царственный и многомудрый! - Фарр почувствовал, что видение
уходит, и теперь не говорил, но скорее хрипел, будто утомленный непосильным
грузом носильщик. - Да будут они ("Кто "они?" - мелькнула мысль) как пыль в
вихре, как солома перед ветром! Погони их бурею твоей и вихрем твоим приведи их
в смятение! И пускай оно (Фарр сам не заметил, как начал говорить о неясной
опасности, словно об отдельной личности, и явно не человеке) устыдится и
смятется, будет посрамлено и погибнет!
Он выдохнул немного судорожно и, наклонившись, коснулся лбом Книги.
Горожане, стоявшие на коленях на своих молитвенных ковриках, повторили его
движение скорее по привычке, нежели оттого, что услышали слова ученика Биринд-
жика и поняли их тайную суть, неизвестную пока даже самому Фарру. А последний
буквально сполз по стенке на пол балкончика и, дрожа, словно от озноба, начал
осторожно спускаться по лесенке вниз, испепеляемый взглядом Ясура.
Грозный сторож не понял ни слова. Зато Ясуру было видно - неразумный Фарр
атт-Кадир до смерти перепугал всех пришедших в храм людей. Не слышались даже
тихие перешептывания, обычные после каждой проповеди господина Би-ринджика, -
прихожане всегда оценивали, хорошо ли сказал мардиб, или в его словах можно
найти изъяны.
- Умом повредился? - зашипел Ясур прямо в лицо бледному, с трясущимися
губами Фарру. - Ты что наговорил?
Фарр не ответил. Тогда сторож храма, едва удержавшись от того, чтобы
сплюнуть прямо в священном доме Атта-Хаджа, шагнул от стены вперед и, поднимая
в благословляющем жесте единственную левую руку, начал было:
- Помолитесь и идите затем. Повелитель Небес услыша...
Ясура перебил шум, возникший у главных дверей. Мягкую тьму нарушили
солнечные лучи, пробившиеся сквозь открытую створку.
"Биринджик пришел, - почему-то подумал сторож.- Ох, влетит Фарру! За дело,
правда..."
- Именем солнцеликого шада, да живет он вовеки!
Этот голос в храме был лишним. Ясур, знавший наперечет почти всех жителей
Шехдада, мгновенно опознал Берикея, молодого десятника личной стражи господина
управителя Халаиба. Берикей не часто посещал священную обитель, ибо родом
происходил с полуденного побережья, где люди чтили не Отца, а Дочь - светлую
покровительницу прибрежного Саккарема. Легенды рассказывали, будто она являлась
родной дочерью Атта-Хаджа, произошедшей от смертной женщины и Незримого
Владыки.
Ясур уже хотел было дать отповедь нарушителю спокойствия (хотя после
"проповеди" Фарра что-либо "нарушать" было бесполезно - люди и так сидели с
выражением недоумения и страха на лицах), но Берикей, не дожидаясь ответа,
продолжил:
- Благороднейший и славный вейгил собирает ополчение Шехдада. Всем
мужчинам волей вейгила приказано идти с оружием к башням города! - Воин по
привычке огладил указательным пальцем жесткую и узкую щеточку усов и добавил
упавшим голосом: - Степь пошла войной на Саккарем. И не ждите мудрого
Биринджика - он умер.
Фарр раскрыл рот, словно желая что-то сказать, но ничего не получилось.
Храм огласил постепенно нарастающий гомон - горожане, забыв о благочинии,
повскакивали на ноги. В шуме Фарр атт-Кадир сумел различить только злой голос
сторожа Ясура:
- Накаркал? Чего стоишь, пойдем! У меня в доме найдется сабля и для тебя.
- Кто останется охранять? - слабым голосом вопросил Фарр. - Здесь
Камень... казна храма, книги...
- Оставим младших учеников, - мгновенно принял решение Ясур. Для него
война была знакомым ремеслом, и он, вспоминая давно минувшие годы нардарской
резни или схваток между нынешним шадом Даманхуром и его братьями, знал, что
делать. В отличие от Фарра, для которого битвы и жестокие события прошлого были
лишь красивыми легендами: Саккарем давно ни с кем не воевал, если не считать
победоносного похода конницы шада на диких меорэ два года назад.
- И еще, - Ясур запнулся и с неясной тоской посмотрел на спешащих к выходу
из храма шех-дадцев. Пожилой сторож, услышав возглашенное Берикеем известие о
смерти мардиба, не стал особо горевать - если Атта-Хадж призвал в небеса своего
слугу, то разве стоит сожалеть и перечить воле Предвечного? Но ведь должна быть
преемственность! Пускай Биринджик умер, но слово Владыки Лазоревых Полей всегда
остается с людьми. - Вот что, Фарр атт-Кадир. Пойди в комнаты мардиба, отыщи
там халат белого цвета и отрез белой ткани для тюрбана. Теперь ты - мардиб. Как
самый старший из учеников.
- Я? - задохнулся Фарр. - Ты что? Я же еще не прошел посвящения!
- Ты, - спокойно подтвердил храмовый сторож. - Или ты боишься? Атта-Хадж
не любит трусов... И кстати. Если вдруг (Ясур говорил преувеличенно спокойно,
но пальцы его единственной руки так сильно сжали предплечье Фарра, что тому
стало больно) город не устоит, будь это завтра или спустя луну, ты обязан
спасти...
Ясур бросил взгляд темных встревоженных глаз на маленькую колонну с
поблескивающей на верхней округлой грани звездочкой.
- Д-да...- заикнулся Фарр.- Может быть, Кристалл спрятать сейчас? Под
храмом большое подземелье, сам знаешь...
- Не надо, - покачал головой сторож. - Пусть Осколок Неба защищает Шехдад.
А я заметил, как ты прикоснулся к нему.
Атт-Кадир смутился и опустил глаза. Впрочем, бояться было нечего. Ясур
теперь не сможет рассказать Биринджику о святотатстве.
- Он...- очень тихо и медленно произнес Фарр. - Этот камень подсказал мне,
что говорить.
- Знаю, - отмахнулся Ясур. - Биринджик тоже иногда... Неважно. Теперь все
это не имеет значения. Пойди переоденься. Я буду ждать тебя возле своей хибары.
Если вейгил сказал, что началась война, то нам стоит послушать управителя.
Фарр буквально выбежал из боковой двери храма, на мгновение ослеп от лучей
пылающего над миром белого солнца и кинулся к дальней одноэтажной пристройке,
сложенной из серовато-желтого песчаника. Там живет (жил...) осененный мудростью
Неба Биринджик - старей, был скромен и во всем следовал законам, установленным
многие века назад Провозвестником Эль-Харфом. Хлипкая дверь без запора
отворилась, Фарр почувствовал запах пыли и старого пергамента, спугнул тощего
рыжего кота - любимца мардиба, исправно ловившего мышей в его доме и жилище
учеников.
"Я - мардиб, - в панике думал Фарр. - Я должен говорить от имени Атта-
Хаджа. Сегодня уже поговорил..."
Он раскрыл единственный сундук, стоявший в голове покрытого войлоком ложа
Биринджика, развернул ткань, скрывавшую под собой скромные сокровища старца, и
взгляд тотчас упал на белый с серебряным и золотым шитьем, отделанный речным
жемчугом халат.
- Если Ясур сказал - значит, так тому и быть, - пробормотал Фарр под нос.
Приказы сторожа, бывшего при храме еще в те времена, когда не родился самый
старший из нынешних учеников мардиба, всегда исполнялись с той же точностью,
что и спокойные, немногословные увещевания Учителя Биринджика.
Тень от росшего средь двора одинокого деревца дикой сливы не успела
сместиться и на палец, как Фарр атт-Кадир, воспитывавшийся при храме сирота и
сын обычного феллаха-смерда, вышел из домика своего наставника в блистающем под
солнцем облачении мардиба - человека, знающего мысли Атта-Хаджа. Тонкие, упрямо
сжатые губы, прищуренные темные глаза под густыми бровями, загорелые ладони,
сжимающие свиток, на котором витиеватыми буквами были записаны лучшие изречения
Книги Эль-Харфа. И белый тюрбан с единственным зеленым камнем над лбом.
- Приветствую тебя, мардиб. - Ясур, уже облаченный в кольчугу с
подвязанным к туловищу пустым правым рукавом, поклонился. Фарр с изумлением
понял, что сторож не шутит. Он действительно принимает вчерашнего ученика как
направителя мыслей и господина. Ясур никогда не шутил с подобными вещами и
прежде кланялся одному лишь Биринджику.
- Пусть ладонь Атта-Хаджа всегда будет над твоей головой, - ответил Фарр,
как полагалось. - Идем?
- Идем, - кивнул Ясур. - Негоже оставлять людей без слова Незримого. И
еще, Фарр... Возьми эту саблю. Не стоит умирать просто так.
Атт-Кадир осторожно вытянул руку, и его пальцы коснулись нагретой солнцем
рукояти оружия. Почему-то, взяв в руки клинок, с которым он совершенно не умел
обращаться, Фарр почувствовал себя увереннее.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг