захваченные происходящим степняки успели с гиканьем вскочить в седла,
выстроиться, обнажить оружие, кажущееся изогнутыми линиями живого огня, и
ринуться на беззащитных горожан. Большинство погибли сразу, падая с
рассеченными лицами, выбитым мозгом, бурлящими черными кровавыми брызгами
шеями... Люди пытались спастись, но их настигали фланговые отряды степняков и
беспощадно рубили, резали, били... Менгу, впервые почувствовав одуряющую
безнаказанность резни, спрыгнул с коня, ухватил за рубашку какого-то маленького
мальчика, явно потерявшего в толпе родителей, подбросил в воздух и поймал его
на острие сабли. Двое мергейтов помоложе тащили куда-то в проулок истошно
орущую женщину, которая, судя по богатой одежде, происходила из уважаемой
семьи, еще несколько решили поразвлечься и, перебросив здоровенному шорнику
жердь, атаковали его вчетвером, а тот защищался до последнего и, даже когда
тяжелая рана в бедро свалила его наземь, все еще пытался ударить ненавистных
степняков...
Шехдад не пережил эту ночь. Когда кровавая расправа на площади окончилась,
десятки мергейтов рассыпались по узким улицам, вламываясь в дома, бросая факелы
в хранилища хвороста и на сеновалы, разбивая ларцы и сундуки в богатых домах,
убивая и наскоро услаждая плоть с дочерьми и женами горожан. Мужчин убивали
всех, кроме молодежи. Последних сгоняли на площадь, заваленную окровавленными
трупами.
В центре бывших торговых рядов страшным памятником степному нашествию все
еще содрогался на колу верный слуга солнцеликого шада Даманхура, управитель
области Шехдад по имени Халаиб. Его последние слова, обращенные к мутному небу,
были таковы:
- Отец, за что? Спаси Фейран...
Ясур не успел вернуться к храму. Все возможные дороги были перерезаны
взбесившимися мергейтами - степняки убивали все живое. Кое-кто из горожан
пытался сопротивляться, но неумение обращаться с оружием и долгие годы мирной
жизни превратили некогда воинственных саккаремцев в боязливых обывателей, не
a/.a.!-ke дать достойный отпор. Отлично знавший город Ясур стал свидетелем
бесчисленных жестоких сцен, которые приводили в ужас даже его, бывалого воина.
На улице Сапфиров, где он пробирался по крышам, Ясур увидел, как пятеро
мергейтов прибивали деревянными колами к воротам хозяина дома, потом наблюдал,
как во дворе купца Шернука вешали за ноги на деревья маленьких детей - не со
злости, а так, забавы ради. Любимую жену купца привязали к столбу и насиловали
по очереди. Остальные вытаскивали добро из дома.
Пожар в городе разрастался. Полностью объятая пламенем восходная часть
города и кварталы, где жила беднота - деревянные дома, просушенные на солнце,
занимались мгновенно. Правда, у живших там людей оставался небольшой шанс
удрать через городскую стену или каналы, проведенные под оградой Шехдада.
"Ветер идет со стороны Степи, - лихорадочно думал Ясур, по-черепашьи
проползая по плоским крышам и перепрыгивая через узкие проходы меж домами. -
Огонь понесет в сторону храма. Надеюсь, у Фарра хватит ума сидеть в подвале и
ждать меня. А если нет? Камень!!!"
Нелегкая вынесла убегавшего от огня и дымовой завесы Ясура к дому
казненного мергейтами Халаиба. Здесь собралась почти полусотня степняков,
ожесточенно рвавшихся вперед. Воины Менгу швыряли факелы во внутренний двор,
пытались прорваться через узкие двери, но, как видно, молодой Берикей был
умудрен в воинском искусстве - лучники, набранные из слуг градоправителя, били
из-под крыш и гасили огонь, а бывшие телохранители Халаиба держали входы в дом,
не давая мергейтам проникнуть внутрь. К счастью, черепичная крыша не могла так
просто загореться, но озлобленные мергейты, впервые встретившие настоящее
сопротивление, решили любой ценой расколоть этот орешек и показать саккарем-
цам, каков настоящий гнев Степи.
Ясур заметил, что возле дома Халаиба находятся и сотник-степняк по имени
Менгу, и его приближенный - длинноусый Танхой. Похоже, взятие жилища покойного
градоправителя стало для них вопросом чести.
Мергейтский сотник, ничуть не опасаясь стрел и будто бы бравируя своей
храбростью, проехал вдоль фасада и только потом отвел лошадь под защиту
переплетенных ветвей кипарисовой ограды соседнего, уже разоренного степняками
дома. Послышался гортанный возглас - Менгу что-то приказывал своим, но точных
его слов затаившийся Ясур не разобрал. Однако вскоре понял: сотник не
собирается терять людей в бессмысленной драке у ворот и калитки, а попросту
хочет выкурить защитников наружу.
"У Халаиба четырнадцать дочерей, - отвлеченно подумал храмовый сторож,
наблюдая, как обмотанные горящей паклей стрелы огненными шариками взметываются
в чернеющее небо и десятками валятся во двор дома градоправителя. - И ведь все
сгорят. Но, если на то пошло, лучше смерть в огне... Берикей молодец,
ястребиное племя! Недаром люди говорили, будто у него в жилах течет степная
кровь. Ничем не уступит настоящим мергейтам. Впрочем, будь мне лет на двадцать
поменьше да останься на месте рука, я поступил бы так же. Сдаваться врагу -
позор".
Над конюшнями вейгила, что были расположены во дворе, затрещали
апельсиново-багровые горячие листья пламени. Судя по всему, пожар быстро
распространялся в самом доме - над притихшими окрестными улицами разносились
истошный женский визг и крики о помощи. Мергейты-лучники только смеялись в
голос. Из-под черепичной крыши самого красивого строения в Шехдаде вырвались
черно-бурые, подсвеченные огнем тугие дымные клубы, справа черепица начала
плавиться и оседать внутрь.
Ясур аж отпрянул и приоткрыл от неожиданности рот, когда неширокие,
окованные вычурными металлическими узорами ворота дома распахнулись так, будто
сквозь них устремилось безумное сонмище пустынных духов-дэвов. Среди дымных
полос, подобно сказочному витязю, являющемуся из лунного тумана, возник силуэт
в золотистой броне, за ним другой, потом еще четыре - охранный десяток вейгила,
поняв, что осады не выдержать, решил принять бой лицом к лицу. Пусть мергейтов
куда больше, пусть они откажутся от честного боя на саблях и расстреляют сакка-
ремцев из своих коротких тугих луков издалека но верные блистательному шаду
Даманхуру воины умрут не как крысы, задохнувшиеся в своих норах от степного
пожара.
- Хош! Хош! - Выкрик принадлежал Менгу. Он выехал из тени, останавливая
a".(e разъяренных нукеров, загарцевал перед одетыми в светлый кольчатый доспех
саккаремцами и громко возвестил, обращаясь к противникам: - Жарко стало?
Выходите, не бойтесь. Будем драться как и положено - на открытом месте. Не к
лицу воину прятаться за стеной. Вы доблестны, это я вижу. Но ваши клинки зря
наполняют звоном воздух - ваш господин умер.
- Пускай умер, - прохрипел самый высокий из саккаремцев. - Значит, и мы
пойдем вместе с высокородным Халаибом по Прозрачному Мосту в дивные сады Атта-
Хаджа!
- Выпустите наружу тех, кто в доме, - приказал Менгу. - Иначе они сгорят.
Ясур прищурился и сквозь дым различил лицо молодого Берикея, стоящего
впереди. Сейчас заговорил именно он, бывший десятник личной стражи управителя
области Шехдад:
- Женщины и слуги решили умереть в огне. Ты ничего не получишь, степняк:
ни саккаремских дев, ни сокровищ моего господина, пусть примет его Атта-Хадж в
свои благословенные руки!
Дом превратился в гигантский ревущий костер, крики людей и яростный визг
лошадей, привязанных в горящей конюшне, постепенно стихали. Шестеро оставшихся
в живых воинов, медленно отойдя к середине улицы, встали плечом к плечу против
полусотни мергейтов. Зоркий Ясур, не смевший оторваться от этого зрелища,
подозрительно рассматривал одного из шестерых - очень не похож на посвященного,
опоясанного саблей воителя. Не дать ни взять - мальчишка с угловатыми,
неуверенными движениями. Слишком мал ростом, доспех не по плечу и явно его
тяготит. Хотя саблю сжимает в руке твердо.
- Ну, кто первый? - блеснул глазами Берикей из-под островерхого шлема. -
Может, ты, сотник?
- Хочешь честного поединка? - Менгу косо глянул на стоявшего неподалеку
Танхоя, но пятидесятник только пожал плечами. Степные законы допускали
единоборства между богатырями, не уронившими свою честь в глазах друг друга и
прочего воинства. - Согласен. Оставайся в своей броне, я не против. Победишь -
уйдешь с миром, и Танхой даст тебе и твоим людям бронзовую пайзу. Заоблачные
любят смотреть за честным боем...
- Уйду не я один, - напряженно ответил Берикей, поигрывая клинком. - Уйдут
все мои товарищи.
- Хорошо. - Менгу соскочил на землю, мимоходом проверив оружие. -
Проиграешь - становитесь моими рабами. Каждый.
Подальше от пылающего дома быстро освободили круг. Конные степняки,
предчувствуя забаву, короткими вскрикиваниями подбадривали своего сотника,
саккаремцы же опустились на одно колено, лицами обратившись к закату - в
сторону священного города Меддаи. Пусть Атта-Хадж, Вечная Богиня и
Провозвестник рассудят, кто прав - их добрые слуги или незваные дикари-
пришельцы.
Менгу и Берикей встали друг против друга, наблюдавший за поединщиками
Танхой громко хлопнул себя ладонью по колену, давая понять, что схватка
начинается, и...
- Вислоухий осел! - От азарта Ясур зашептал вслух, не опасаясь, что его
голос кто-нибудь различит, очень уж сильно орали мергейты. - Берикей, у него
левая сторона слабее! Ну кто так строит прямую защиту? Да твоего учителя самого
поучить надо - палками на площади! Ох!
Саккаремский десятник совершил неудачное движение, и самый кончик сабли
Менгу задел Берикея по предплечью, к счастью левому. Было заметно, что Берикей
устает: он выдержал долгую осаду дома, плечи покрывала длинная кольчуга, шлем
тяготил голову... Менгу же будто только сейчас родился - он вился вокруг
саккаремца, как молодой коршун вокруг отяжелевшей цапли, и, хотя был куда менее
умудрен в благородном искусстве сабельного боя, выигрывал в быстроте и
нахальстве.
- Хорошо, что они не условились биться до первой крови, - бормотал Ясур,
сжимая единственный кулак. - Иначе десятник нашего управителя давно попал бы в
рабство. О Атта-Хадж, спаси его!..
Берикею не повезло. Под каблук сапога попался округлый камушек, саккаремец
пошатнулся, а чиркнувшая по нагруднику брони сабля Менгу окончательно лишила
его равновесия. Берикей, падая, отразил два легких, но искусных удара, потом
Lенгу носком сапога выбил клинок из его ладони и уже занес было острие над не
прикрытой кольчугой жилистой шее саккаремского воителя.
- Нет! Остановись!
Менгу на мгновение замешкался, удивленный немыслимым нарушением правил
поединка, принятых всеми известными ему народами: раз противник упал, его надо
добить или пощадить, но никто не вправе помешать победителю в принятии решения.
К молодому мергейту метнулся светлый невысокий силуэт, тонкая рука схватила его
за запястье, а сабля пошла в сторону, ударив в сухую глину рядом с головой
поверженного Берикея. Степняки яростно загикали, натягивая луки.
- Ты знаешь закон, - услышал Менгу высокий голос. - Он властвует над всеми
племенами. Если женщина в миг казни объявляет мужчину своим, мужчине даруется
жизнь. Я не права?
- Ты кто? - поразился Менгу и одним ударом сбил с головы нарушителя
благочинного течения поединка шлем. - Та-ак... Ну что ж, этот закон известен
каждому мергейту.
Перед молодым сотником, насупясь и тяжело дыша, стояла совсем юная
девушка, почему-то облаченная в мужскую одежду. Глаза ее были удивительными: не
темными, как у всех саккаремцев или степняков, а синими. Сейчас, в полутьме,
при огне пожара, радужки казались фиолетовыми, будто весенние цветы на берегах
Идэра.
- Подтверди, - бросил Менгу. - И я выполню твое пожелание.
- Я, Фейран, дочь Халаиба, - слегка задыхаясь, произнесла шехдадка, - беру
под свою защиту поверженного в поединке Берикея и называю его своим будущим
мужем. Никто не вправе коснуться человека, проигравшего битву, за которого
заступается женщина. В том закон Степи, Саккарема и многих других народов.
Пусть будут свидетелями Вечносущий Атта-Хадж и твои боги, сотник.
Берикей, простертый у ног мергейта, только невнятно застонал. Воин слышал
о древнем уложении, доставшемся от незапамятных времен Царства Добра, что
существовало до падения Небесной Горы, но... Какой стыд для него, его отца и
всех мужчин-предков до двадцать первого колена! Жизнь в бою ему спасла женщина!
Лучше бы наконечник клинка проклятого мергейта сейчас прошил Берикею толстые
шейные жилы и потрескавшаяся глина улиц Шехдада впитала его кровь.
- Закон исполнен, - по обычаю степи Менгу поклонился женщине по имени
Фейран и добавил: - Но это не освобождает вас от условий поединка. Твой жених
проиграл, и теперь все вы принадлежите мне. Вы не пленники, вы рабы. И я ваш
господин.
- Слушаю и повинуюсь, господин, - смиренно ответила Фейран, склоняясь
перед высокорослым сотником, который убил ее отца, сестер, сжег дом и лишил
всякой надежды на будущее. Тонкие пальчики Фейран цепко ухватили все еще
лежащего Берикея за край надкольчужной накидки, и тот, повинуясь воле дочери
бывшего господина, с трудом встал на колени перед Менгу. Если бы в руке был
кинжал, Берикей, не раздумывая, ударил бы себя в сердце. Но сейчас, следуя
закону и данному слову, он через силу выдавил:
- Слушаю, господин...
Восходные и полуночные кварталы Шехдада выгорели почти полностью, полоса
пламени, гонимая степным ветерком, быстро шла к центру погибшего городка,
пожирая купеческие склады, разграбленные мергейтами лавки торговцев, накрывая
окровавленные и обнаженные трупы горожан, погибших во время невиданного разбоя,
учиненного страшными степняками в Шехдаде, расцвечивая багряным кружевом
плетеные ограды и заставляя сухие кипарисы стрелять в черное ночное небо
мириадами гаснущих в вышине искр.
Луна взошла до половины зенита, но мергейты, все еще не насытившиеся
жалкими сокровищами провинциального городка, кровью и похотью, продолжали
рыскать по не охваченным пожаром кварталам, прилегавшим к полуденной стене
города. На полную ночь в воздухе повисли звуки от щелчков угольев, стоны
мужчин, визг женщин и раздирающий уши плач детей, которые, если выживут, уже
никогда больше не улыбнутся.
Однорукий храмовый сторож Ясур уцелел лишь благодаря опыту и знаниям,
приобретенным многие годы назад. После странного поединка у дома вейгила он
сорвался с места, обогнул пожарище, пробираясь редкими тропинками между домами
небогатых горожан, через сады почтенных эмайров, жестко перебитых мергейтами на
`k-.g-.) площади, через прорытые арыки и знакомые дворики. Ему было жаль
бросать привязанную неподалеку от главной площади лошадь, но ее уже наверняка
нашли... А если обнаружилось тело убитого Ясуром нукера, то сколько еще жизней
отдаст Шехдад за одного-единственного вонючего степняка, получившего по
заслугам?..
Высокие башни трех минтарисов, взлетавшие над куполом храма Атта-Хаджа,
стали для Ясура постоянным ориентиром - их можно было заметить из любой точки
города. Иногда, правда, звездное небо застилал масляный черный дым и взлетавшие
в невообразимую высоту искры создавали новые невиданные созвездия, сбивавшие с
толку опытного пожилого воина, отдавшего тело войне, а душу - Предвечному Атта-
Хаджу.
"До полуночи огонь не доберется до храма, - лихорадочно размышлял Ясур,
рассекая коленями мутную воду канала, орошавшего сад погибшего Джендек-эмайра.
В доме, стоявшем по правую руку, не было видно ни единого огонька. Родичи
Джендека наверняка прятались или были мертвы. Только изредка тоскливо взлаивали
и подвывали дворовые псы. - Пайза у меня есть, значит, можно рассчитывать на
доверие степных разъездов. Но как выбраться из города? Подождать до завтрашнего
вечера, когда останется одно пепелище и мергейты уйдут? Или прорываться сейчас,
ночью? У Фарра пайзы нет, но он вроде бы парень не гордый и наверняка
согласится сыграть роль моего раба".
Ясур аж поперхнулся от столь еретической мысли и едва не шлепнулся в
грязную, пахнущую тиной и нечистотами воду. Фарр атт-Кадир отныне не ученик! Он
- настоящий мардиб, человек, говорящий с Атта-Хаджем! Именно Фарра принял
Кристалл из Меддаи! Значит, играть придется по-другому. Мергейтская пайза
повиснет на груди у Фарра, а старый Ясур станет его рабом. Не впервой.
Помнится, лет семнадцать назад, попав в плен к нардарцам, пришлось не меньше
полугода гнуть спину на серебряных рудниках благородных Лауров. Хорошо, что
сбежать удалось...
Ясур не успел. Вынырнув, будто из мышиной норы, из узкого проулка,
ведущего к храмовой площади, он запнулся и прижался всем телом к темно-серой
стене соседствовавшей с храмом лавки торговца оружием Курби. У раскрытых
настежь ворот дома Атта-Хаджа топтались степные лошади, аккуратно привязанные
за поводья к коновязи. Со двора храма доносилась громкая, развязная чужая речь
- мергейты не обидят чужого бога в его жилище, но вот снаружи...
- Помогиите! Не надо, пожалуйста, не надо! И снова ребяческий злой хохот
степняков. Понятно, развлекаются. Дурачок Аладжар, самый маленький из учеников,
дал степным хищникам обнаружить себя.
Ясур серым кошачьим силуэтом метнулся к воротам, заглянул и выругался про
себя. Четверо мергейтов укладывали в кожаные сумы золото из сокровищницы, а
трое других медленно приканчивали Аладжара. Незнамо зачем он покинул свое
убежище на вершине башни-минтариса и, естественно, попался в лапы степняков -
сейчас они раздели его, привязали к стволу древнего мегаора и, не слишком
натягивая луки, стреляли то по его конечностям, то по телу... Наконечники
проникали неглубоко, но причиняли жуткую боль.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг