трудился, как знал маркграф, на римскую курию с 1181 года и весьма отличился
своими подвигами. Однако после победы аристократической партии, избравшей Папой
нынешнего понтифика Климента III, герою пришлось спешно покинуть Рим - он
поссорился с новым префектом тайной службы Ватикана и, зная слишком многое,
оказался в списке "нежелательных" - сие означало, что его жизнь висит на
волоске.
Конрад знал этого человека под самыми разными именами, но предпочитал
прозвище - Данни. Как однажды объяснил его конфидент, так в горах на севере
Британии где вроде бы находилась родина Данни, называли маленьких потусторонних
существ, отчасти похожих на домовых - сообразительных, неуловимых и коварных.
Данни родился дворянином, но, как и все кельты, был преизрядным варваром.
Благородное происхождение не поднимало его в глазах цивилизованных европейцев
выше конюха или золотаря. Прошлое Данни оставалось темным и загадочным, однако
из определенных намеков Конрад сделал вывод, что его знакомый принимал какое-то
участие в шотландском мятеже 1180 года, когда король Генрих II вынудил скоттов
принести вассальную присягу короне Англии. Потом он каким-то образом перебрался
в Рим, был замечен молодым кардиналом Пьетро Орсини (наверное, получив
рекомендации) и вскоре - не позже наступления 1182 года - начал выполнять
поручения службы, занимавшейся особыми делами...
Опала всегда приходит нежданно. Через пять лет Данни с помощью Орсини
спешно покинул Рим, а поскольку старинная латинская семья кардинала поддерживала
дружеские отношения с Монферратами, монсеньор Пьетро порекомендовал своему
порученцу на время, пока буря не утихнет, укрыться в замке маркграфа Конрада.
Там они и познакомились. Умевший подбирать себе верных сторонников Конрад тогда
же предложил Данни пойти к нему на службу: Монферрат понимал, что этот человек
многое умеет, располагает весьма опасными секретами и, что немаловажно, умеет
изобразить из себя как благороднейшего дворянина, так и разбитного наемника. Его
долго учили, как не вызывать подозрений.
Данни отличался сдержанной циничностью, в равных долях перемешанной с
изрядным презрением к человечеству, хладнокровием, самоуверенностью и абсолютным
бесстрашием - если он брался за дело, его не могло оставить никакое препятствие
и никакие враги. Конрад еще не встречал второго подобного бойца, правда, на
турниры его выпускать не стоило: тут бывший посланник Ватикана не признавал
никаких правил и стремился убить своего противника - быстро и незамысловато.
Риск, конечно, оставался. Доверить малознакомому человеку величайшую тайну,
которой владели лишь очень немногие, Конрад не мог. Но выяснилось, что варвар
смыслит не хуже самого мудрого ритора из Сорбонны - выполняя отдельные поручения
Монферрата, Дании меньше чем за год сам докопался до сути. И почему-то полностью
поддержал невероятный замысел честолюбивого маркграфа. Видимо, сыграла роль
извечная кельтская тяга к авантюрам, причем чем безумнее выглядел план, тем
лучше. Конрад получил вернейшего сподвижника, трудившегося, однако, не просто
ради идеи - Монферрату пришлось клятвенно пообещать, что в случае успеха он
обеспечит Дании все: деньги, титул, земли и защиту от прежних врагов.
Но до этого еще предстояло пройти длинной дорогой, ведущей по краю
бездонной пропасти.
- Ты мне нужен здесь, - тихо обратился Конрад к хлопьям пергаментного
пепла, разлетевшимся по полу, - и с бумагами. Правильно сказал Ибелин: остается
лишь надеяться... И я надеюсь.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ОТКРОВЕННЫЕ БЕСЕДЫ НА ЛОНЕ НОЧИ
2 ОКТЯБРЯ 1189 ГОДА, ГЛУБОКАЯ НОЧЬ И ДАЛЕЕ.
МЕССИНА, КОРОЛЕВСТВО СИЦИЛИЙСКОЕ
Праздник завершался.
Часть гостей, в основном люди пожилые, устроились ночевать в замке и
пристройках. Их благородные наследники продолжали кутить вовсю, благо еды на
столах оставалось более чем достаточно, винная река не иссякала да и ночь
являлась самым чудесным временем суток для легких заигрываний, душевных
разговоров и составлений планов на будущее.
Слегка выбившаяся из сил Беренгария подсела к Элеоноре поделиться
впечатлениями о гостеприимстве короля Танкреда, а Казаков наконец-то получил
возможность нормально поесть. Торжественные церемонии благополучно остались в
прошлом, а посему новый оруженосец сэра Мишеля безо всякого смущения прихватил с
королевского стола копченого цыпленка, немного зелени и тушеных овощей, после
чего уселся на специально поставленные за креслами венценосцев невысокие
сиденьица и заработал челюстями, отправляя обглоданные косточки в кошачью
клетку. Удивительная египетская скотинка, перешедшая в собственность наваррской
принцессы, принимала подношения с благосклонностью и величием особы,
приближенной к трону.
- За хвост бы тебя потягать, чтоб не воображала, - сквозь набитый рот
обратился Казаков к кошке, но та лишь лениво зевнула и, задрав ногу, принялась
вылизывать розовый зад.
Крайне недовольный разговором с матерью, Ричард Львиное Сердце отрешенно
фланировал по залу, небрежно кивая пытавшимся завести с ним разговор девицам, на
лицах которых мелькало крайне озадаченное выражение. Все видели, что невеста
короля полный вечер отдавала предпочтение не известному никому мессиру,
выглядевшему по сравнению с Ричардом совершеннейшим заморышем. Ростом не особо
вышел, худощав, лицом походит на сарацина. Что особенного нашла в этом наваррце
принцесса?
Уже вовсю разгуливали пущенные неизвестно кем слухи. Будто бы верный
спутник Беренгарии - ее сводный брат, незаконный сын короля Санчо или, еще чище,
вдохновенный влюбленный, который завтра вызовет Ричарда на поединок ради
обладания сердцем благородной девицы... Впрочем, подобные сентенции более
относились не к реальной жизни, а к сюжетам "Песни о Роланде", но как же занятно
было наблюдать столь бросающуюся в глаза привязанность госпожи Беренгарии к
таинственному молодому человеку, даже имени которого никто не знал!
- По-моему, наш приятель влип, - сообщил Гунтер сэру Мишелю, выслушав
очередную невероятную историю о наваррке и ее паладине. - Тебе не кажется, что
все слишком показушно? Меньше чем за сутки Беренгария ну никак не могла в него
влюбиться! Не в королевских это правилах. Да и влюбляться-то, честно говоря, не
во что. Ричард куда привлекательнее.
- Ммм... - глубоко и очень нетрезво кивнул рыцарь. - Не беспокойся.
Элеонора знала, что делала. Не забивай себе голову всякой ерундой.
- Ерундой? - ахнул Гунтер. - И ты вот это называешь ерундой?
Изрядно опьяневший норманн не видел, как Беренгария, шествуя рядом с
мессиром оруженосцем, приблизилась к большому, но тесному кольцу дворян,
следивших за песенным состязанием. Собственно, оно заканчивалось несомненной
победой Бертрана де Борна - он сумел вспомнить наибольшее количество баллад и
исполнял их весьма прочувствованно, в то время как шевалье де Монброн более
упирал на свой красивый голос и аффектацию.
Перед принцессой расступились, Бертран поклонился Беренгарии, низко опустив
лицо, дабы скрыть ухмылку самого гадкого вида, а Робер де Монброн припал к ногам
принцессы и поцеловал краешек ее платья.
- Позвольте мне поучаствовать, - громко сказала Беренгария, иронично
поглядывая на мессира де Борна. - Даже в отдаленной Наварре девиц учат играть на
виоле. Правда, я сама отнюдь не сочиняю лэ, но помню многие чудесные песни...
- Ваше королевское высочество доставит всем собравшимся райское наслаждение
своим отточенным умением, - пропел Бертран де Борн. Галантные слова из него
вылетали, как болты из арбалета. Где-то справа маячил огорченный Ричард,
заинтересовавшийся речами будущей жены, способной принести ему сто пятьдесят
тысяч безантов приданого. Самое время поухаживать после эдаких-то новостей!
Кто-то из молодых приволок тяжелый дубовый стульчик с бархатной подушечкой,
Беренгария приняла виолу из рук блистательного де Борна, пробежалась пальчиками
по светлым полупрозрачным струнам и вдохновенно обвела взглядом поклонников
божественного искусства.
- Это лэ сочинила сорок лет назад светлейшая королева Элеонора Аквитанская,
- начала Беренгария. Принцесса говорила чистейшую правду - королева-мать во
времена ветреной молодости частенько писала неплохие стихи, единственно, ее
песни не получили широкой известности. Истинный дар менестреля признавался
только за мужчинами. - Я слышала, будто мадам Элеонора посвятила свою канцону
нескольким близким ей людям, среди которых, как гласит легенда, имелся даже
сарацин, султан Конийского княжества.
Толпа, окружившая Беренгарию, замерла в предвкушении. Истории о похождениях
английской королевы в молодые годы давно отошли в разряд романтических преданий,
которые хорошо рассказывать впечатлительным девушкам в зимние вечера.
Сама легендарная личность по-прежнему восседала за столом и хитровато
улыбалась.
Беренгария, вполне умело сыграв на виоле вступление, начала петь глубоким,
мелодичным голосом:
Весенний вечер был таинственен, как дым,
Когда ласкал меня ты взглядом сладострастным,
Ты мне любовь свою дарил,
О вечном счастье говорил,
Что будет мир принадлежать лишь нам двоим.
Но твой соперник был решителен и строг,
Меня он вырвал из пленительных объятий,
Беречь поклялся, словно брат,
А в небесах горел закат,
Зачем, мой милый, ты меня не уберег?
С Судьбою нет силы бороться,
Пришел расставания миг...
А сердце хотело любви без господства,
Прозрачной, как горный родник.
Сладко шокированное общество затаило дыхание. Лэ оказалось не то чтобы
слишком вольным, но притягательно несдержанным. К тому же Беренгария во время
исполнения постоянно смотрела на одного-единственного человека - того самого
смуглого оруженосца, с раннего вечера неотступно следовавшего за принцессой.
Казаков понимал одно слово из десяти, ибо в песне использовались и
норманно-французские, и аквитанские фразы, однако заметил, что на него начали
поглядывать не без интереса. Особенно старались сопровождавшие кавалеров
расфуфыренные красотки.
"Да в чем дело-то? - сдвинул брови оруженосец. - Песенка явно про любовь, и
такое впечатление, что обращена в мой адрес. Беренгария совсем свихнулась или я
каких-то местных традиций не знаю? Вон же Ричард стоит! Мрачный, что туча
грозовая".
Ричард постепенно начинал ревновать. Будучи человеком крайне импульсивным,
он решил как можно быстрее поговорить с Беренгарией - извиниться за безобразную
сцену, разыгравшуюся прошлым утром в гавани. Наверное, принцесса вбила себе в
голову, что будущий муж заранее терпеть ее не может, и осталась верна своему
прежнему избраннику - у любой незамужней девицы непременно обнаружится пламенный
воздыхатель. Либо же наваррка намеренно изводит Ричарда невниманием и
любезностью к какому-то деревенщине, не умеющему даже правильно носить перевязь!
Король на протяжении песни то краснел, то зеленел и подумал, что с мессиром в
одежде наваррского двора следует выяснить отношения. Причем немедленно!
Беренгария старалась. Ее голос становился все более проникновенным, черные
глаза буквально пожирали Казакова, а осанка, для человека, знакомого с языком
жестов, выражала доселе тайные, но вдруг вырвавшиеся на свободу чувства. Бертран
де Борн откровенно посмеивался.
Мой новый рыцарь захотел скрепить союз,
Мою свободу он сковал сильнее цепи,
И узел страсти роковой
Все туже стягивал рукой,
Покуда смерть не разорвала наших уз...
Поклонник следующий мой был просто слаб,
И тем скорее стал рабом моих желаний.
Но не сойдутся никогда
Любовь и власть, как "нет" и "да",
Как не сравнится с искрой яркая звезда!
Во мраке, без пищи и солнца,
Он прелесть мою возносил...
А сердце хотело любви без господства,
Прозрачной, как горный берилл.
Судя по всему, Беренгария могла праздновать заслуженный триумф - ее
единственного выступления хватило, чтобы завладеть симпатией всех
присутствующих.
К тому же начал действовать непреложный закон куртуазии: в любом состязании
всегда отдается предпочтение даме, сколь ни были бы достойны и талантливы ее
соперники. Последний аккорд заглушили обычные восторженные возгласы.
Король Ричард не выдержал. Во-первых, молодой нахал, которому наваррская
принцесса посвятила лэ, поклонился ей с невероятно спесивым видом,
истолковывавшимся как проявление благосклонности или же пресыщенности.
Во-вторых, Беренгария ответила этому безродному оруженосцу глубоким реверансом,
мгновенно замеченным всеми дворянами.
Ричард шагнул вперед, не раздумывая. Повод для ссоры лежал на поверхности,
оставалось лишь облачить его в надлежащие для рыцаря одежды. А завтра утром
мессир оруженосец будет валяться на земле с пробитым острием копья горлом! Свою
королевскую и мужскую честь Ричард был готов отстаивать до последнего.
- Восхитительно! Я так счастлива! Я не слышала эту песню долгие годы!
Ричард едва не наткнулся на вышедшую в середину круга матушку. Элеонора
незаметно подошла к слушателям и теперь всем своим видом выражала искреннюю
радость. Однако король заметил, как мать бросила на него убийственный взгляд,
заставивший Ричарда остановиться на полушаге.
- Беренгария, дочь моя, весьма непростительно, что вы доселе скрывали свой
талант! - причитала Элеонора, одновременно перекрывая дорогу сыну к наконец-то
заметившему неладное оруженосцу. - Господа, мессиры, дамы, так кому же
достанется золотой обруч короля Танкреда, предназначенный победителю?
Бертран де Борн, совсем недавно пребывавший в непреложной уверенности, что
кольцо из драгоценного металла, призванное схватывать волосы, достанется именно
ему, недовольно наморщил нос, но подыграл королеве-матери. У него и так хватало
всевозможных призов, полученных во Франции, Аквитании и прочих странах, где ему
доводилось обходить любых соперников. Менестрель быстро забрал из рук
присутствовавшего здесь же представителя короля Танкреда (таковым оказался,
между прочим, Гильом де Алькамо) поблескивающий глубокой желтизной обруч с
единственным синим камешком и, опустившись на правое колено, преподнес его
Беренгарии.
- Моей будущей королеве! - масленно улыбнулся фаворит Ричарда. - Вы разбили
нас столь же безжалостно и стремительно, как ваш будущий супруг разобьет полчища
сарацин.
Беренгария молча забрала украшение и возложила поверх смолянисто-черных,
гладко причесанных локонов, укрытых накидкой.
- Я так рада! - повторялась Элеонора. - Беренгария, милая, и вы, мессир
Серж... Скоро рассвет, надо обязательно отдохнуть. Ваше высочество, вы
останетесь в моих покоях. Король Танкред был невероятно любезен, предоставив нам
свои опочивальню и гостиную залу. Господа, как ни жаль, мы вас покидаем. Мессир
де Борн, не огорчайтесь, с таким покровителем все прочие награды мира впредь
будут вашими.
Сказав напоследок гадость менестрелю, Элеонора Аквитанская ушла. Ричард
проводил мать, невесту и нежданного соперника взглядом, в котором тонко
смешались презрение и опасение за будущее.
Гунтер, наблюдавший всю сцену от начала до конца, только головой покачал.
По его мнению, всем троим - ему самому, рыцарю и попавшему в силки королевского
двора Казакову - грозили нешуточные неприятности.
Перед самым рассветом, когда солнце еще оставалось за холмами Калабрии,
отделенной от Сицилии проливом шириной чуть поменьше лиги, король Ричард Львиное
Сердце оставил свиту в разбитом за вчерашний день лагере - сотни шатров и
палаток высадившихся на остров английских и аквитанских крестоносцев встали за
северной стеной Мессины - и поехал на берег моря. Разумеется, короля сопровождал
неизменный Бертран де Борн.
Их величество спрыгнули с седла и, отпустив коня гулять, отправились на
камни, любоваться приливом и восходом светила. Усевшись на торчащем из пенистых
волн огромном гладком валуне, король мурлыкал под нос грустную песенку и швырял
в воду подобранную гальку. Бертран, видя, что покровитель пребывает в дурном
настроении, молчал, изредка пощипывая струны своего любимого инструмента.
Менестрелю хотелось спать, однако бросить короля в одиночестве де Борн не
решился. Он понимал, что Ричард недаром оставил шумный даже ночью лагерь:
повелитель Англии хотел отдохнуть от всех.
- Завтра турнир, - тихо напомнил Бертран затосковавшему Ричарду. - Ты
сможешь развлечься. Кстати, я слышал, как Танкред хвалился перед герцогом
Бургундским, что выбьет его из седла при первой же атаке. Они едва не
поссорились...
- Не завтра, а уже сегодня, - хмуро поправил менестреля король. - Надо бы
отдохнуть после такой сумасшедшей ночи. Но не думаю, что получится заснуть.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг