- Не последний...
- Я больше никого не вижу. - Растерянный Франческо отступил назад,
тщетно высматривая только что восседавшую на узкой кромке карниза фигуру.
Облако закрыло луну, а когда ушло - сгинул и человек, называвший себя
Лоррейном.
- Ты ничего не слышал о недавних погромах в городе Альби? - вдруг
быстро спросил Гай. Итальянец отрицательно покачал головой. - Я так и
думал... Не хотел бы я очутиться в шкуре того монсеньора, которому
предназначена эта песня. Или она для де Транкавелей?
- Для них или про них? - Франческо поежился на ветру, кутаясь в обрывки
некогда приличной одежды.
- По-моему, для них, - задумчиво протянул сэр Гис-борн и запоздало
спохватился:
- Пойдем отсюда. Я кое-что узнал и хочу, чтобы ты помог мне разобраться.
Выждав мгновение, когда Гай отвернется, Франческо торопливо проверил,
уцелело ли его сокровище. Хвала святому Бернару и Мадонне, сотворившим
крохотное чудо, - после драки он успел подобрать выпавшую чашу раньше, чем
она попалась на глаза мессиру Гисборну, и она по-прежнему оставалась с
ним. Над зловещими тайнами в самом деле лучше размышлять под крышей и в
тепле. Все-таки он Счастливчик - не появись на редкость вовремя мессир
Гай, чем бы все закончилось? Он справился с одним из нападавших, но Гиллем
и его второй дружок вполне могли бы добиться желаемого.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
НИ СЛАВЫ, НИ ПОБЕДЫ
10 ОКТЯБРЯ 1189 ГОДА, С РАННЕГО УТРА ДО ВЕЧЕРА. ЗАМОК РЕНН-ЛЕ-ШАТО,
ПРЕДГОРЬЯ
ПИРЕНЕЕВ
Дугал видел сон; сон о давно забытом прошлом. Дело происходило ранней
весной - окрестные холмы в призрачной зеленой дымке, сладкий запах мокрой
земли, черные оседающие сугробы в оврагах. Белые хлопья, взлетающие над
тесным ущельем и росой оседающие на камнях - речка Байнен, и без того
бурная, после недавней паводка превратилась в негодующее чудовище,
стремящеесз сокрушить все на своем пути.
Байнен яростно клокотала, под грызая стены своего ложа, и даже здесь,
наверху, ощущалось чуть заметное подрагивание земли под ногами.
Трое мальчишек-подростков, на вид лет тринадцати-четырнадцати (на самом
деле они могли быть намного младше - в здешних краях люди быстро проходят
путь от младенца до старика), топчутся неподалеку от края обрыв; Мальчишки
ежатся от холодного ветра, хихикают, подталкивают друг друга все ближе к
неровному срезу, за которым начинаются тридцать-сорок локтей мокрой глины,
пронизанной древесными корнями, и ликующее безумие грязно-белой воды в
клочьях рваной пены. Примерно на высоте два человеческих роста вдоль
берега шагов на пять-шесть тянется грозящий вот-вот осыпаться узкий
карниз, на котором в состоянии удержаться достаточно ловкий и легкий
человек. Например, подросток.
Мальчишки слишком часто озираются по сторонам - если кто-нибудь из
взрослых увидит их здесь и поймет, что они задумали, взбучки не миновать.
Но сегодня такой замечательный весенний денек, и все они слишком молоды,
чтобы всерьез задумываться о возможной опасности. К тому же они только что
поспорили, и на кон поставлено настоящее сокровище - маленький кинжал,
подарок отца одному из подростков, будущая награда тому, кто рискнет
пройти по шаткому выступу над бурлящей Байнен.
Вожак крохотного отряда - долговязый, тощий, с глазами, лихорадочно
блестящими в предвкушении жутковатого приключения, - стоит на краю обрыва,
примериваясь, где удобнее начать спуск. Одно стремительное движение - и он
уже за краем, цепко удерживаясь на крутизне, перемещается все ниже и ниже,
добирается до карниза, встает на него обеими ногами. Он задирает голову и
вызывающе смотрит снизу вверх на приятелей, чьи лица отсюда кажутся
бледными овальными пятнами. Поток ревет и беснуется, зажатый в ставшие
слишком тесными стены ущелья. Ему нужно преодолеть от силы пять или шесть
больших шагов, и причина, толкнувшая его на рискованный поступок, кроется
вовсе не в кинжале и не в затаенном восхищении друзей. Ему нравится
заигрывать со смертью, ощущать за плечом ее ледяное дыхание - и всегда
ускользать. Он ни мгновения не сомневается, что улизнет и на этот раз.
Улизнет, оставив старую каргу в дураках, и посмеется над ее неуклюжими
попытками.
Корень, за который он ухватился, с треском лопается. Очень долгое
мгновение он смотрит на зажатый в ладони обрывок, покрытый землей, затем
бросается вперед, распластываясь на мокрой глине и пытаясь сохранить
равновесие. Уступ под ногами медленно оседает, но мальчишка еще не
понимает, что случилось. Это происходит не с ним, с кем-то другим, а он
благополучно добрался до своей цели и сейчас вскарабкается наверх.
- Лови! -доносится сверху истошный вопль. - Держи-ись!
Разматывающаяся веревка задевает его плечо. Он медленно, как во сне,
протягивает руку, пальцы на мгновение ощущают надежный колючий волос, но
карниз начинает стремительно осыпаться, увлекая его за собой. Он еще
успевает бросить взгляд вверх, на удаляющиеся перекошенные лица, и
подумать: "Интересно, я сначала разобьюсь или захлебнусь?"
Он падает молча, и спустя пару ударов сердца Байнен принимает его
вместе с лавиной щебенки, вырванных с корнем растений и комьев глины.
Черные камни в пенящейся воде похожи на зубы бешеной собаки, и эти
равнодушные челюсти с размаху смыкаются на нем.
Только тогда он начинает кричать и просыпается. Вернее, кричит,
приходит в себя, судорожно пытается вскочить и снова кричит - на этот раз
от ослепительно белой молнии боли, пронзающей левую руку. Нет худа без
добра: вспышка заставляет вспомнить, что его тринадцатилетие давным-давно
осталось позади, вместе с друзьями детства и падением в реку. В тот
промозглый весенний день он сумел поймать брошенную веревку, и приятели
выволокли его наверх - трясущегося от пережитого прикосновения старухи с
косой, но не угомонившегося. Он никогда не задумывался, почему они всегда
поддерживают его, какой бы замысел ни пришел ему в голову, считая их
поступок само собой разумеющимся. Разве он не был среди них самым
сообразительным и решительным? Друзья защищали его перед сверстниками,
когда их компания сталкивалась с другой, перед рассерженными родителями,
решавшими, что пора положить конец проделкам младшего отпрыска, и не
покинули его, когда... Когда что?
Когда игра перестала быть игрой и обернулась безжалостной жизнью. Они
погибли, дав ему возможность скрыться. Он твердо знал: в последний миг
своей суматошной жизни сквозь дрожащее пламя свечей он увидит их лица,
навсегда оставшиеся молодыми, лица не осуждающие, но вопрошающие -
исполнил ли он данное обещание?
- Я старался, - пробормотал он. - Видит Бог, я очень старался.
Он оперся на правую руку - в ладонь впились острые ребра крохотных
камней - и осторожно сел. Перед глазами плавали разноцветные точки, и он
ничуть не удивился, нащупав на затылке, под слипшимися в колтун волосами,
широкий рваный шрам. Ему еще повезло, он не размозжил голову, с размаху
брякнувшись на дно оврага. Докучно саднили царапины - множество
незначительных и несколько глубоких, начавших заплывать кровью. Слева, под
ребрами, при малейшем движении остро напоминала о себе не слишком удачная
попытка сбежавшего противника проделать в нем небольшую дырку. Разрезанная
ткань рубахи и пледа присохла кране, и он скривился, представив, с какими
мучениями придется ее отдирать. На мелочи вроде сорванных ногтей и
разбитых губ он не обратил внимания.
Хуже всего обстояли дела с левой рукой. Ее пришлось перекладывать на
колени, точно некий посторонний предмет. Там она и осталась лежать,
напоминая фиолетово-багровый распухший окорок, потерявший всякую
возможность двигаться и кое-где насквозь пронзенный неожиданно белыми и
чистыми обломками кости. К счастью, кровяные жилы и связки вроде не
пострадали, хотя крови на нем самом и на валунах поблизости хватало с
избытком.
- Случались деньки и получше, - мрачно поделился он с безмолвной стеной
оврага, носившей заметные следы его отчаянных попыток остановить
скольжение по склону.
Рука, сломанная по меньшей мере в двух, если не в трех местах, сгорала
в безжалостном незримом огне. - Но коли в этом мире за все приходится
платить...
Он еле успел отклониться в сторону - его вырвало. Обломки костей с
отчетливым скрежетом терлись друг о друга. Любому известно, что
человеческое тело, к сожалению, не настолько выносливо, как хотелось бы, а
люди оружия рискуют собой гораздо чаще остальных. Он соглашался с этим и
не собирался чрезмерно огорчаться по поводу нынешнего невезения. В конце
концов, кто лет пять назад устроил лихие скачки с препятствиями на плохо
объезженной лошади, завершившиеся месяцем унылого пребывания в лазарете
какого-то крохотного монастыря? Вот то-то же.
...Сегодня все обстояло намного серьезнее. Ему необходима помощь, и как
можно скорее, иначе придется всю оставшуюся жизнь обходиться одной рукой.
Кроме того, если он не вернется к утру, его компаньонам, и без того
находящимся в незавидном положении, начнут задавать разные неприятные
вопросы, и не приведи Господь, чтобы монахи из Алье явились именно сегодня.
Наконец, ему теперь известно кое-что из того, что обитатели замка
предпочли бы держать в глубочайшей тайне. Только как могла выйти такая
нелепица: он валяется здесь (луна вот-вот скроется за вершинами, значит, с
момента падения миновало не меньше четверти часа), а его законная добыча,
его враг, разгуливает на свободе?
Перед взглядом памяти мелькнули отрывистые картины схватки: отчаянная
попытка дотянуться до собственного ножа и увернуться от полосующего воздух
узкого серповидного лезвия, скрежет разбрасываемой гальки, звон
столкнувшихся кинжалов, пропущенный удар в лицо - черт, больно ведь!
Потом... потом ему удалось вывернуть руку противника и, безжалостно молотя
ее по камням, заставить того разжать пальцы и выпустить клинок. Лишившись
оружия, добыча истошно завизжала и попыталась кусаться, но присмирела,
несколько раз чувствительно схлопотав по физиономии и ребрам.
И тут наконец-то получивший возможность разглядеть противника Дугал
несколько опешил, торопливо решая, что предпринять. Связать пойманного
зверя и притащить к воротам замка? Никто не поверит его рассказу, и граф
Редэ в первую очередь.
Может, прикончить? Неподалеку протекает Од, столкнуть труп в реку...
Через день или два он всплывет ниже по течению, никто не догадается
связать смерть на охоте с гостями Ренна...
Наверное, пленник догадался о грядущем исходе, потому что заерзал,
кашлянул, прочищая горло, и совершенно нормальным, слегка обеспокоенным
голосом поинтересовался:
- Эй, ты ведь не собираешься меня убить?
- Заткнись, - огрызнулся Мак-Лауд.
Добыча послушно помолчала несколько мгновений, затем пожаловалась:
- Вообще-то мне неудобно. Может, слезешь с меня, и поговорим, как
подобает людям?
- Давно ли ты стал человеком? - злорадно спросил Дугал. - И то, что ты
натворил, на самом деле всего лишь невинные забавы?
- А-а, это, - презрительно скривился пленник. - Зато они прямиком
угодили в рай, разве не так? Зачем ты пошел за мной? Схватил бы свою
девчонку и убирался вместе с ней и приятелями раньше, чем налетят вороны
из Алье. Они вас заклюют...
Забавно будет посмотреть. - Он засмеялся, чисто и искреннее, затем
выкрикнул неожиданно охрипшим голосом, явно подражая кому-то: - Оборотни,
оборотни повсюду! Сойдет с небес очищающее пламя и спалит всякую нежить...
Эй, скотт, ты случаем не нежить? А драться-то зачем? - добавил он спустя
миг, получив короткий удар по скуле. - Кстати, ты не собираешься просидеть
тут до скончания времен?
Придется что-то делать, так?
- Оборотни, говоришь? - протянул Мак-Лауд и наклонился вперед, чтобы
пойманный им человек лучше осознал услышанное: - Значит, у вас полно
оборотней? Интересно, что ты скажешь, если я сейчас просто уйду и брошу
тебя здесь? С переломанными руками и ногами? Как думаешь, в каком виде
тебя отыщут завтра утром? Или не завтра?
- Не слишком-то мне будет весело. - Добыча задергалась, не прилагая
особенного старания, чтобы обрести свободу, но проверяя бдительность
охотника, и повторила:
- Так как насчет договориться? Полагаю, если ты меня убьешь, глупая
выдумка монахов под названием "совесть" тебя не замучает? - Пленник
состроил задумчивую физиономию и сам ответил: - Конечно, нет. Однако тебе
что-то нужно, я прав? Ты любопытный чип, намного догадливее, чем кажешься.
Только не говори, будто тебя нельзя купить, ладно?
- Почему нельзя, можно, - согласился Дугал. - Была бы цена хорошая.
Например, скажешь, что вы тут затеваете?
-И ты меня отпустишь? - с наигранным недоверием поднял брови лежавший
на земле зверь в обличий человека. - Да? Прямо возьмешь и отпустишь?
Может, еще до дома проводишь, как добрый христианин?
Мак-Лауд пропустил мимо ушей все старания добычи вывести его из себя и
постарался говорить как можно равнодушнее:
- Послушай, мне вообще-то наплевать на тебя и на то, что ты о себе
воображаешь.
Я могу взять твою голову и стучать ею о камни, пока она не треснет и
оттуда не посыплется то, что я хочу узнать. Возможно, я тебя отпущу. Все
равно ты долго не протянешь. Но хотя бы день, да твой.
Пленник оскалился, показав неожиданно ярко блеснувшие в лунном свете
зубы:
- Ты не сможешь. Твоим хозяевам ничего не достанется - ни моя жизнь, ни
мои знания, ни мои тайны.
- Это почему? - мягко и отчасти ласково осведомился шотландец.
- Так обещано. - С этими словами зверь неожиданно сильно дернулся
вперед и вбок, вырвался, перекатился по камням, дотянувшись до улетевшего
на несколько шагов ножа. Дугал, шепотом выругавшись, бросился за ним... и
замер, увидев тень над гребнем холма.
Он посейчас не понимал, как и без того темной ночью смог разглядеть
неясные очертания всадника и лошади. Однако он видел их: вороного коня. в
глазах которого навсегда застыл отблеск нездешнего пламени, и сидевшего на
его спине человека.
Никогда еще ничего всерьез не пугавшийся Дугал Мак-Лауд вдруг впервые в
жизни понял, что такое страх - столкновение с силой, против которой ты
беззащитен. Она сметает тебя подобно лавине, сходящей с гор, не
интересуясь, враг ты, друг или просто случайный свидетель. И остается
одно: последовать за ней или вовремя убраться с ее пути. Дугал предпочел
второе, забыв об удирающей добыче и своей цели. Он сделал шаг назад -
всего лишь один крохотный шаг, но позади, там, где миг назад тянулось
каменистое дно лощины, теперь оказалась пустота.
Извернувшись, он попытался ухватиться за осыпающийся край, удержаться
любой ценой... и полетел вниз вместе с градом мелким камешков и сознанием
полного поражения. Все потеряно, остается только сдаться на милость
победителей. Ему стоило догадаться с самого начала - Ренн и его обитатели
под зашитой, которая надежнее крепостных стен и железных замков.
Теперь он сидел здесь, на дне узкой расселины, у него болела голова,
страшно хотелось пить, он плохо представлял, как одолеет полторы или две
лиги, отделяющие его от замка Ренн, и как вскарабкается на стену.
Охотничья луна хорошо подшутила над ним, позвав на ночную прогулку, - он
заполучил ключи ко многим загадкам, но не мог использовать их.
Подавив еще один приступ тошноты, он с трудом поднялся на ноги,
постоял, медленно раскачиваясь взад-вперед и тупо глядя перед собой. Когда
головокружение прошло, он заковылял вверх по оврагу, иногда спотыкаясь в
темноте о камни и стараясь оберегать безжизненно свисавшую переломанную
руку. Ему пришло в голову, насколько он сейчас смахивает на выходца с того
света - жуткое, залитое кровью и воняющее блевотиной существо, которое,
пошатываясь, бредет навстречу своей судьбе сквозь бессердечную ночь.
Глухо прозвучавший удар по створкам заставил беспокойно дремавшего
Франческо мгновенно проснуться и по недавно приобретенной привычке
схватиться за кинжал.
Он бросил короткий взгляд в окно гостиной'- там висела непроглядная
хмарь предрассветных сумерек. Стук не повторялся, и Франческо, на цыпочках
приблизившись к двери, шепотом окликнул:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг