Джоном, подошли к монастырским воротам, чтобы не видеть результатов вопиющего
безобразия, в котором сами приняли живейшее участие.
Годфри собирался вскорости уезжать в Лондон, но до того как он соберется,
оставалось время немного прогуляться и прийти в себя после невероятной ночи.
У ворот была тишь да благодать. Догорали разведенные войском Риченды
костерки, справа у склона холма зеленел лес, а лента дороги, обходя
возвышенность, убегала на север, к столице. На самой же дороге в полусотне шагов
от стен обители стояли трое всадников.
- Это еще кто? - нахмурился сэр Мишель, приглядываясь. - Небось приспешники
Роджера Крэндона и еге женушки, успевшие сбежать...
Вдруг рыцарь сильно сжал руку Гунтера повыше плеча и прошипел немного
испуганно: - Джонни, посмотри, это же он!..
Лорд, восседавший на прежнем своем неоседланном вороном скакуне, оглядел
Мишеля и Гунтера устало-безразличным взглядом. Двое его спутников, по виду ничем
абсолютно не примечательных, молчали. Выдержав долгую паузу, во время которой
норманн вместе с оруженосцем тихонько пятились обратно к монастырю, Лорд
сплюнул, покачал головой и, взявшись за гриву коня, развернул его, пустив
медленной рысью. Спустя минуту трое странных всадников исчезли за поворотом. Что
самое интересное, перестука копыт слышно не было...
Смена власти неизменно сопровождается народным ликованием, так как
низвергнутый повелитель плох всегда, независимо от его дел. Новый владыка
приносит надежду на лучшее. Он всегда обещает... Снижение податей. сытную жизнь,
освобождение от любого рабства и прочее. прочее, прочее... Придя из сороковых
годов двадцатого века, любопытно наблюдать, как люди, живущие за измеряемой в
семьсот с лишним лет толщей времени, приветствуют очередного избавителя так же,
как в тридцать третьем берлинцы приветствовали Гитлера, в семнадцатом русские -
Ленина или, если судить по свидетельствам историков, как Париж благословлял
Наполеона Бонапарта, а несколькими годами раньше Робеспьера, Дантона, и Сен-
Жюста...
Лондон отчасти перестал быть столицей, превратившись в подобие гигантского
карнавала. Разумеется, въезд в город нового архиепископа - наместника короля был
обставлен со всей помпой, на которую были способны английские дворяне,
приближенные к мятежному принцу Джону. Совершеннейшая фантастика - едва Годфри,
граф Клиффорд, миновал южные ворота, о его прибытии знали все лондонцы,
ожидавшие человека, способного прогнать ненавидимого канцлера, с того момента,
когда священники с церковных кафедр объявили волю короля Ричарда и Папы Римского
Климента.
Архиепископ Кентерберийский прибыл к стенам города, как и условливались,
вскоре после третьего послеполуденного колокола. Свита у предстоятеля церкви
Англии, Нормандии и Аквитании была небольшой и, на взгляд богобоязненных
горожан, несколько странной - Годфри окружали вооруженные рыцари в полном
доспехе и с обнаженным оружием, позади двигались два десятка лучников, а по
правую и левую руки от его святейшества ехали два благородных сэра, отнюдь не
выглядевшие людьми известными и богатыми. Светловолосый норманн без шлема и в
простой кольчуге, покрытой плащом с вышитыми леопардами Плантагенетов, грозно
взирал на ликующую толпу, изредка отпихивая носком сапога самых обрадованных
подданных его величества короля Ричарда, пытавшихся подобраться как можно ближе
к особе святейшего архиепископа. Второй дворянин был узнан. Кое-кто из городской
стражи опознал в невысоком, но очень широкоплечем рыцаре сэра Гая Гисборна, сына
Рагнариса Гис-борна из Ноттингама, приближенного самого светлейшего принца. Вид
у Гая был мрачный и почему-то виноватый. Мало кто знал, что сэру Гаю до сих пор
совестно за учиненное в храме Святого Мартина непотребство.
Сзади и чуть справа от лошади архиепископа вышагивал соловый конь, несший в
своем седле не известного совсем никому не то рыцаря, не то оруженосца в
стальной кольчуге. Последний не обнажал висящего у пояса клинка, но зато
придерживал правой рукой у груди совершенно непонятную штуковину в виде железной
".`.-%-.) палки с двумя ручками, торчащими вниз. Люди, правда, больше обращали
внимание не на странную черную железку, а на настороженное и даже чуточку
испуганное лицо этого сэра да на его необычную прическу. Вот скажите, какой
нормальный человек станет так коротко обрезать волосы?
Гунтер действительно побаивался, хотя сама причина страха была необъяснима.
Кроме того, германец жутко устал, и сейчас его желания сводились к двум вещам:
поесть как следует, а потом завалиться спать не меньше чем на сутки. Пугало все
- ликующая и кричащая на малопонятном языке толпа, возможность того, что чудесно
удавшийся заговор провалится прямо сейчас, когда все решено и сделано, что
канцлер Лоншан сумеет выкрутиться и устроит архиепископу, принцу и всех их
приближенным некую невообразимую гадость, о которой никто не подозревает...
Конечно, прежде всего Гунтера терзала невероятная усталость. Да впрочем, и сэр
Мишель больше держался на том, что оруженосец называл "средневековыми
предрассудками", - на рыцарской чести, верности королю и сюзерену и на истинном
норманнском упрямстве. А потом, Мишель знал, что Годфри не только князь церкви,
но и его друг.
Толпа исходила восторгом. Неужели кошмарные полтора года правления
ненавистного канцлера закончились и теперь власть над королевством возьмет в
руки человек, родом происходящий от государя Генриха, сводный брат нынешнего
короля и, кроме того, не столько норманн, сколько англичанин, сын Розамунды
Клиффорд?
...Уже после утренней мессы, на которой священники всех городских церквей
призвали лондонцев выйти на улицы и восстать против мэтра де Лоншана, в столице
Англии поднялся самый настоящий бунт.
Терпение иссякло не только у дворян, но и у ремесленников, монахов да
крестьян, живущих близ города. После утренней службы в церквях люди начали
собираться возле Тауэра, и к полудню королевский замок, захваченный самозванцем
и грабителем, был взят в плотное кольцо народа, .вооруженного колами, вилами,
дубинками и топорами. Каждый прекрасно понимал, что взять Тауэр штурмом
невозможно, однако выместить скопившуюся злобу на охранниках резиденции канцлера
лондонцы не преминули - английскую и шотландскую стражу перед воротами замка
разогнали, а кто не успел сбежать - был брошен в Темзу или забит насмерть. Сам
Лоншан, увидев что внезапно начавшийся в городе бунт усмирить уже нельзя - благо
в толпе находились священники и епископы, благословлявшие людей на восстание
против канцлера, - донельзя перепугался. Замок окружен, передать приказы
городской страже или гарнизону столицы невозможно, среди горожан присутствуют
множество рыцарей, приведших к стенам свои копья, включавшие оруженосцев и
лучников.
После трех часов осады Лоншан решил появиться перед народом сам. Он вышел к
окну второго этажа Тауэра и попытался обратиться к горожанам с речью, смысл
которой поняли одни дворяне да образованные священники. Родом канцлер происходил
из Франции, английский язык знал плохо, а потому говорил на французском, убеждая
людей разойтись и заявляя, будто он - единственный верный слуга Ричарда, только
и радеющий о благе короля и всех его подданных. Лондонцы заглушили речь канцлера
своими криками, а потом, как водится всегда и во все времена, начали кидаться в
окно замка камнями и гнилыми овощами. После того, как в роскошный костюм
канцлера залепили воняющей тухлятиной рыбиной, Лоншан ушел, и дальнейшее бдение
лондонцев вокруг Тауэра ни к чему не привело.
К полудню приехал принц Джон вместе с несколькими десятками рыцарей. Толпа
разразилась приветственными криками, принца вместе с эскортом провели к воротам
замка, и случилось невероятное - по первому требованию выехавшего вперед Джона
ворота Тауэра открылись. Брат короля объявил людям, что канцлер будет немедленно
арестован, все его состояние конфисковано, а наместничество над Англией примет
архиепископ Кентерберийский Годфри, невинно пострадавший от злобы и коварства
d.-b - .
Вскоре все дворяне, сопровождавшие принца, обыскали замок от чердака до
подвалов. Лоншан исчез. Вместе с ним бесследно пропали начальник шотландской
стражи Дугал Мак-Лауд и один охранник из Эдинбурга. Главный над английским
караулом после пристрастных расспросов принца сказал, будто Лоншан, прихватив с
собой несколько мешочков с алмазами и около четырех-пяти тысяч фунтов золотом,
вместе с верными ему телохранителями скрылся по подземному ходу, ведущему на
другой берег Темзы, в городской конец Саут-Уарк.
Принц Джон объявил, что любой, задержавший или хотя бы видевший
низложенного канцлера, получит дворянство, если он не дворянин, или в крайнем
случае тысячу фунтов золотом. Затем Джон сообщил народу про скорый приезд
архиепископа и велел горожанам идти встречать Годфри к южным воротам...
Сам Годфри, граф Клиффорд, за это утро успел сделать мало. Дувр находился
всего в паре миль от обители, и святейший архиепископ решил прежде всего
навестить Дуврского епископа Бонифация, прежде чем ехать в Лондон. Однако
радость от победы в схватке, случившейся в монастыре Святого Мартина, омрачило
одно неприятное событие, произошедшее при самом выезде из обители.
- Милорд, - горячо говорил сэр Мишель, когда лошади были поданы и весь
отряд собирался покинуть разгромленный монастырь. - Поедемте немедленно в
столицу. - Рыцарь обернулся и глянул на Гунтера, словно ища у него поддержки.
Германец кивнул. - Не будем здесь задерживаться! Ехать долго, если мы не успеем
- чертов канцлер придумает новую уловку!
Годфри недолго подумал, но все же отрицательно покачал головой:
- Нет. Мишель, пойми, нам необходимо вначале установить власть над Дувром,
сделав своей опорой хоть один город Англии. И потом, когда будем проезжать через
Кентербери, я обязан появиться в Кентерберийском соборе... Есть дела. Пойми,
дорогой мой, теперь нет графа Клиффорда, но присутствует архиепископ, наместник
почти король...
Сэр Мишель не пытался настаивать, потому что знал - Годфри никогда не
меняет своих решений. Получалось так: вначале Дувр, после, по пути, - заезд в
Кентербери уже потом - Лондон. Таким образом, в столицу архиепископ обязательно
опоздает.
Гунтер, понемножку рассказывавший рыцарю о часах и двадцатичетырехчасовом
исчислении суток на примере своего наручного хронометра, показал Мишелю, что в
Лондоне эскорт обязан появиться не позже четырех пополудни. А сейчас уже восемь
утра. И в конце концов, совершенно неожиданная - пускай и безмолвная - встреча с
Лордом, наверняка наблюдавшим со стороны за событиями в обители Святого Мартина,
может повлиять на все планы. Лорд никогда не появляется так запросто!
Мишель после этого мрачного прогноза своего оруженосца быстро пробормотал
Раter, но, подумав, улыбнулся:
- Если нечистый здесь, значит, и наши ангелы-хранители неподалеку! Знаешь,
Джонни, я всегда надеюсь на помощь Господа и всех святых. Если теперь так хорошо
получилось, глядишь, и дальше они нас не оставят.
- На святого Мартина теперь можно не рассчитывать, - проворчал Гунтер. -
Хотя, полагаю, святой не станет обижаться на всякую ерунду. Подумаешь, раку с
мощами своротили...
Сэр Мишель тоскливо воздел глаза, ибо очень боялся, что после всех
непотребств, учиненных в храме, святой Мартин всерьез на него обидится, однако
промолчал. Гисборн, слышавший этот разговор краем уха, совершенно впал в
угрюмство и посматривал то на вход в церковь, возле которого суетились монахи,
то на свою лошадь, стоявшую рядом с самым невинным видом.
Граф Клиффорд еще на крыльце церкви обратился к собравшимся в монастыре
людям. Архиепископа слушали все - монахи, герцогские сыновья, нищие и
путешественники, ночевавшие в странноприимном доме обители и, когда рассвело,
"kh%$h(% посмотреть, что же случилось под .утро и отчего происходил столь
странный для мирного бенедиктинского монастыря шум. Даже Риченда де Лоншан, тихо
вышедшая из храма на улицу, стояла в тени собора, сжимая в руках какой-то
непонятный холщовый мешочек, и тоже слушала. Годфри рассказал про многое.
Видимо, испереживавшемуся архиепископу надо было выговориться, а оттого
собравшиеся вокруг люди получили возможность узнать все, что граф Клиффорд
думает о господине канцлере, его вероломстве и невероятной наглости...
- Эй, сэр, - Гунтер нагнулся к уху сэра Мишеля, позабыв настойчивую просьбу
рыцаря не обращаться к нему таким образом, - слушай, а зачем Годфри все
рассказывает незнакомым людям? Смотри, вокруг не только монахи, но и куча самого
разного народа, фрисландцы, опять же...
- Ну как же, - опешил сэр Мишель. - Видишь, здесь купцы, странники,
паломники, святые братья из других обителей. Да завтра к утру вся южная Англия
будет знать о том, как канцлер де Лоншан, испугавшийся, что потеряет власть,
попрал законы!
И мирские, и церковные! Другие города за нас поднимутся...
"Все правильно, - подумал тут Гунтер. - Газет нету, радио тоже. Как еще
узнавать новости? Только когда путешествующие разносят их по городам и деревням.
Тем более народ все узнает не по сплетням, а от самого архиепископа
Кентерберийского!"
По окончании пламенной речи Годфри множество людей кинулось к нему, надеясь
получить благословение или хотя бы поцеловать руку, но строгая охрана,
возглавляемая сэром Гаем и Бертраном Ланкастером, никого не подпустила.
Постепенно и миряне, и клирики начали расходиться, а Годфри направился к
подготовленным к выезду отдохнувшим лошадям.
Едва он сел в седло, произошло нечто непонятное, не ожидавшееся никем из
охраны, да и самим архиепископом тоже.
Среди царившего во дворе шума сложно было различить короткий и тихий свист
метательного ножа. Сэр Мишель, Гунтер и Гай, находившиеся рядом с архиепископом,
не сумели в первое мгновение распознать, кто именно бросил в Годфри тонкий
клинок с тяжелой рукоятью, а вот лошадь, до сей поры принадлежавшая Монмуту, а
сейчас отданная в пользование наместнику и королевскому сыну, приметила быстрое,
испугавшее ее движение неподалеку и шарахнулась в сторону. Клинок ударил бы
Годфри под грудину, ближе к правым ребрам, но нежданный рывок скакуна спас ему
жизнь. Лезвие лишь коснулось одежды, пролетело дальше и вонзилось в шею гнедой
Гисборна, отчего та ринулась в сторону, рухнув вместе со всадником, а падающий
Гай, в надежде зацепиться хоть за что-нибудь, схватился за тигеляй архиепископа,
успевшего снять покрывавшую мирскую одежду сутану.
Когда Годфри, Гай и гнедая завалились на утоптанную землю двора, началась
паника. Лошадь, из шеи которой торчала темная рукоять ножа, визжала и билась.
Гай, рыча сквозь зубы проклятия, пытался освободить правую ногу, придавленную
тяжестью тела гнедой, и одновременно прикрыть собой Годфри. Рыцари Ланкастера и
Фитц-Ал-лейна, обнажив оружие, кинулись к замершей от ужаса толпе, а сэр Мишель,
выкрикивая: "Закройте ворота! Быстрее!", рванул к стене монастыря. Норманн
совершенно случайно сумел заметить, как неприметный человек в темно-коричневой
одежде метнулся к створкам ворот, сшиб монастырского привратника, пытавшегося
загородить дорогу, и выскочил наружу.
- Джонни! За мной, быстро! - Сэр Мишель, увидев, что верхом пробиться через
толпу монахов и мирян будет невозможно, спрыгнул на землю и, расталкивая
собравшихся рядом лучников герцога Йоркского, побежал к выходу из монастыря в
надежде догнать неудачливого убийцу. Наверняка один из верных слуг Лоншана!
Продравшись наконец к воротам, сэр Мишель и поспешавший за ним Гунтер увидели
лишь уносящегося галопом всадника на маленькой косматой норманнской лошадке. Не
дворянин - это точно! Похожую темную и грубоватую одежду носят либо монастырские
/.a+ch-(*(, либо паломники...
- Ведь удерет! - с настоящей мукой в голосе закричал сэр Мишель. По всему
было видно, что рыцарь готов побежать следом за неизвестным на своих двоих. пет!
И обо всем доложит канцлеру!
- Уже удрал. - Не уяснивший до конца, что именно произошло. Гунтер пожал
плечами. - Без лошадей не догоним, да и с ними тоже... Думаю, это был один из
людей женушки Дуврского констебля или личный соглядатай проклятого Лоншана!
- Господи. - Сэр Мишель побледнел и резко обернулся. - Что с Годфри?
Смятение во дворе постепенно улегалось. И в первую очередь потому, что
святейший архиепископ остался жив, получив лишь при падении наземь пару хороших
ушибов. Прихрамывающий Гай то сердито рявкал на окруживших Годфри плотным
кольцом рыцарей и лучников, то огорченно косился на издыхающую на земле гнедую.
Как видно, кинжал перешиб лошади большую жилу на шее. Монахи и гости
странноприимного дома жались к стенам монастырских построек, не осмеливаясь
подойти к ощетинившемуся железом кольцу военных. Обезоруженные фрисландцы стояли
кучкой подле крыльца лазарета обители и перебрасывались короткими оценивающими
фразами на своем варварском языке.
- Господи Боже, - выдохнул сэр Мишель, первым догадавшийся подойти к
лежавшей посреди двора лошади Гая и осмотреть оружие убийцы, рукоять которого
торчала из шеи гнедой. Рыцарь схватился на кинжал, выдернул его, оттер
окровавленное лезвие
о шкуру издыхающего коня и поднес оружие к глазам. - Не может быть...
- Что такое? - нахмурился Годфри, не выглядевший, однако, испуганным, а
Гунтер с любопытством заглянул через плечо норманна.
Клинок выглядел на непросвещенный взгляд человека, не привыкшего к
холодному оружию, самым обычным образом. Кованый длинный прямой кинжал почти без
гарды, рукоять обернута полоской черной дубленой кожи и, видимо, залита свинцом
для лишней тяжести. Ничего интересного...
- Клеймо, - зачарованно проговорил сэр Мишель, касаясь пальцем лезвия, и
повернулся к держащемуся за ушибленное плечо архиепископу. - Милорд, не стоит
ехать в Дувр, и даже в Кентербери задерживаться я бы не посоветовал. Видите
птицу, сидящую на полумесяце?..
- Пресвятая Дева и святой Бенедикт! - Годфри ахнул и, забрав левой рукой
кинжал у сэра Мишеля, рассмотрел оружие подробнее. - Откуда они здесь? Почему
пытались убить меня?
Все встало на свои места. Клеймо исмаилитов неопровержимо доказывало, что
фидаи смогли проникнуть на Британские острова и начали действовать. Гунтер,
стоявший рядом с раскрывшим рот Гаем, который знал о письмах короля Гвидо ничуть
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг