старика, но четвертый по виду отличался от своих товарищей.
- Слушай, - прошептал Гунтер. - А этот, в черной кольчуге, наш вроде... Ваш
то есть...
Один из всадников, выраженный в вороненую, длинную, едва не до пят, гибкую
кольчатую броню с разрезами по бокам и спереди, носил открытый остроконечный
шлем и лицом больше напоминал европейца, нежели жителя Востока. Гунтеру он
напомнил сохранившийся с детства образ классического злодея из мелодрамы -
черные как смоль волосы до плеч, бледное худое лицо со впалыми щеками и
выделяющимися скулами, тонкие бесцветные губы, массивная "лошадиная" челюсть,
серые безжалостные глаза, надменно-мрачное выражение. Хоть сейчас в оперетту!
Только вооружен был этот господин не по-опереточному: с кожаного клепаного пояса
свисали широкий короткий меч и длинный кинжал. На пересекавшем наискось грудь
ремешке - несколько метательных ножей.
"Злодей" подъехал к сарацину и старику, спешился, бросив поводья услужливо
засуетившемуся чужестранцу, и сэр Мишель услышал его слова, сказанные резким
гортанным голосом:
- Ну, рассказал он что-нибудь?
- Молчит, собака! - с сильным восточным акцентом ответил сарацин. -
Говорит, что не знает. Врет!
Черноволосый рыцарь приблизился к старцу и заговорил с ним, не в пример
восточному дикарю, вежливо и куртуазно:
- Послушай, святой отец, мы не желаем тебе ничего плохого - не станет
добрый христианин и воин Креста причинять вред служителю Божьему. Ответь только,
где находится Дамир, который, как мне точно известно, жил у тебя. Где он?
- Святой отец... - пробормотал сэр Мишель. - Господи, да это же отшельник
Колумбан. Как я сразу не разглядел! Что-надо этому рыцарю от благочестивого
пустынника?
- Про Дамира какого-то спрашивает, - шепнул Гунтер.
Послышался тихий, чуть надтреснутый старческий голос:
- Я не представляю, где сейчас пребывает неверный, которого я лечил и
выхаживал по доброте своей, следуя христианскому долгу. Третьего дня он ушел
прочь, едва почувствовал силу и вернувшееся здоровье.
- Неужели он не сказал тебе, куда уходит? - с притворным удивлением спросил
рыцарь.
- Нет, - был ответ святого Колумбана.
- И не беседовал с тобой ни о чем?
- Нам, приверженцам противоположных учений, не о чем было разговаривать,
кроме насущного.
Рыцаря стала раздражать кроткая непоколебимость святого, он, с трудом
сдерживая желание ударить старика, оскалил зубы, сильно выдающиеся вперед, и
сдавленным, дрожащим от ярости голосом проговорил:
- Послушай, святой отец! Рыцарское благородство и христианское благочестие
не позволяют мне принять более крутые меры, чтобы вытянуть из тебя правду, но
терпение мое не безгранично. Мои спутники, "неверные", как ты выразился, с
радостью убьют тебя, стоит мне только приказать. Священник улыбнулся уголком рта
и насмешливо сказал:
- На то они и неверные, сын мой! И ты зря связался ними. Настанет час,
когда они предадут тебя жестокой смерти, ибо не существует для сарацин понятий
чести, благородства и милосердия, которые сейчас борются в твоей душе с
бессильной злобой. Говорю тебе, я не знаю, куда делся твой слуга. Поверь и
отпусти с миром. Не бери смертного греха на свою душу.
- Я не нуждаюсь в твоих советах, Колумбан! - довольно резко сказал рыцарь в
g%`-%-.) кольчуге. - Дамир исчез. Последний, кто видел его, - ты. Поэтому я и
спрашиваю тебя. Пойми, я более не в состоянии задерживаться в этих местах и
искать своего слугу! Меня ждут в Англии, и дела не терпят отлагательства! Не
смей лгать, ибо ложь - тоже тяжкий грех!
- Не думай, что я поддамся на твою жалкую уловку, - усмехнулся Колумбан. -
Не ложь, но лжесвидетельство тяжкий грех. Я старше и мудрее тебя, ты должен
верить моим словам без сомнений, тем более что мои разум и душа всецело
принадлежат Господу.
- Вот-вот, - злорадно сверкнул глазами рыцарь. - Ты должен был отдать
неверного на суд Божий! Сэр Мишель откинулся к стволу и закрыл глаза.
- Я, кажется, знаю, о ком идет речь, - медленно проговорил он. - О том
сарацине, которого вчера в деревне вешали.
- Ты уверен? - недоверчиво спросил Гунтер.
- Точно. Пора вмешаться. Чувствую, что этот рыцарь не страдает избытком
благородства.
И прежде чем Гунтер успел обдумать, стоит ли впутываться в непонятную
историю или нет, сэр Мишель вышел из-за дерева и уверенной походкой подошел к
рыцарю в черном. Гунтер поспешил за ним.
Слегка поклонившись, как подобало по этикету, сэр Мишель произнес:
- Благородный сэр, чье доброе имя мне пока неизвестно, не соизволите ли вы
объяснить мне, что заставило вас столь невежливо обойтись с высокочтимым отцом
Колумбаном?
Рыцарь резко обернулся, оглядел сэра Мишеля с ног до головы и, убедившись,
что перед ним всего-навсего мальчишка с едва пробившимися усами, тем не менее
тоже вежливо поклонился и, плохо скрывая иронию, ответил:
- Благородный сэр, чье имя, несомненно, доблестное, мне также пока не
ведомо, позвольте ответить вам, что причины, побудившие меня применить
непозволительное ко святому отцу насилие, несомненно, известны ему, и если он
просветит меня относительно места пребывания одного человека, я не посмею больше
отрывать почтенного отшельника от благочестивых размышлений.
Отец Колумбан, едва завидев Фармера-младшего, сперва просиял, а потом,
заметив, что ни у сына барона Александра, ни у его спутника нет оружия, снова
впал в грех уныния.
Сэр Мишель представился, рыцарь ответил ему тем же, и Гунтер узнал, что
опереточного злодея зовут Понтием Ломбардским.
- Не удостоит ли меня благородный сэр Понтий чести узнать, что именно он
жаждет услышать от святого отца Колумбана, и не могу ли я сколь-нибудь помочь
доблестному рыцарю в его несомненно благородном желании?
Гунтер видел, что сэр Понтий больше желает дать сэру Мишелю хороший
подзатыльник и пинок под зад, чтобы не задавал лишних вопросов, да пресловутый
этикет не позволяет. Оскалив свои кроличьи зубы в вежливой ухмылке, сэр Понтий
отвечал:
- Думаю, вряд ли тебе известно, благородный сэр Мишель, шевалье де Фармер,
где находится человек, которого мы ищем.
- А если известно? - Сэр Мишель склонил голову набок и лукаво прищурился. -
Уж не тот ли это сарацин, что болтается сейчас на суку в Сен-Рикье возле церкви
святого Томаса? - И, не давая сэру Понтию опомниться, продолжил: - Ломбардский,
Ломбардский... слышал я это имя. Ты часом не родственник герцогу Ломбардскому?
- Его сводный брат, - процедил сэр Понтий сквозь зубы. - А какое до этого
дело благородному шевалье де Фармеру?
- Сводный? - переспросил сэр Мишель. - Бастард, значит... Ну-ну!
Едва сэр Мишель произнес эти слова, как разъяренный, побледневший от
бешенства Понтий выхватил копье из рук стоявшего рядом сарацина, бывшего, судя
по всему, его оруженосцем, и упер в грудь нормандцу.
- Не соизволит ли... благородный сэр катиться своей дорогой и не
вмешиваться в дела взрослых! - прорычал сэр Понтий. - И вообще, кто посвятил
тебя, недоноска, в рыцари и не брешешь ли ты о своей принадлежности к высокому
рыцарскому сану, являясь на самом деле деревенским ублюдком, наслушавшимся
баллад и стащившим у своего сюзерена кольчугу?
"Один к одному мои мысли, - огорченно подумал Гунтер. - В точности. - Он
большим пальцем снял автомат с предохранителя и сделал шаг назад, выставив одну
ногу. - Похоже, придется вмешаться, или моего сэра сейчас запросто прикончат. Их
пятеро. И вооружены эти странные господа отлично, а у сэра Мишеля оружия нет. У
меня - только автомат. Пускай он и не относится к данной эпохе, но будет покруче
местных заточенных железок".
Отец Колумбан, видя, что внимание сэра Понтия перенеслось на невесть откуда
взявшегося молодого Фармера, стал потихоньку отступать назад, к лесу, читая про
себя молитвы и призывая кары небесные на голову нечестивцев.
Тем временем не на шутку оскорбленный сэр Мишель схватился за копье
противника, но сию секунду получил тычок в грудь. Сила удара была погашена
кольчугой, однако острие прошло между колец и поцарапало кожу. Прижав ладонь к
груди, сэр Мишель посмотрел на нее и увидел кровь. Зарычав от ярости, он
попытался выдернуть копье из рук сэра Понтия. И вдруг оглушительный треск
раздался за спиной, копье неожиданно оказалось в руках сэра Мишеля, дико
завизжали лошади, а отец Колумбан, успевший отойти к краю поляны и готовившийся
припустить к замку барона де Фармера за помощью, упал ничком в траву, закрыв
голову ладонями. Мишель увидел, как сэр Понтий будто от удара невидимого кулака
опрокинулся навзничь, схватившись за плечо. Перепугавшиеся сарацины с тоскливыми
воплями разбежались, будто увидели воплощенную птицу Рух.
Сэр Мишель обернулся и смятенно посмотрел на Гунтера. Черная железяка
слегка дымилась на конце.
- Это ты? - спросил он, с трудом оправляясь от потрясения.
- Конечно, - спокойно ответил Гунтер. - Необходимо было как-то прекратить
это безобразие.
Видя, что события приняли серьезный оборот и сэра Мишеля могут сейчас
проткнуть насквозь, Гунтер поднял автомат вверх и дал короткую очередь в воздух.
Совершенно случайно одна из пуль попала сэру Понтию в плечо и прошла навылет,
пробив кольчугу.
- Ты призвал молнии Господни на головы неверным? - Сэр Мишель благоговейно
взглянул на автомат. - Ясно теперь, почему ты так переживал за это... святое
оружие! Не зря я кидался за ним в адово пекло, в которое превратился сарай
Рыжего Уилли!
Германец уныло зевнул, оглядываясь по сторонам. Благочестие сэра Мишеля
хоть кого доведет до меланхолии.
- Все это замечательно, - сказал наконец Гунтер, - только одна из "молний"
почему-то попала в доброго христианина. Единственная, кстати.
С этими словами германец подошел к сэру Понтию, который ворочался на траве,
рыча сквозь зубы от боли в плече, наклонился над ним, сдвинув автомат за спину,
и вежливо поинтересовался:
- Не пожелает ли благородный сэр Понтий принять помощь из рук оруженосца
сэра Мишеля де Фармера?
- Пшел вон! - огрызнулся сэр Понтий, потянувшись-к мечу здоровой рукой.
"Черт возьми! - выругался про себя Гунтер. - Эти рыцари только друг перед
дружкой выделываются, а с простым честным трудягой-оруженосцем у них,
благородных, разговор короткий. Ну и подыхай себе, мистер Икс недоделанный!"
Сдержанно поклонившись. Гунтер вернулся к сэру Мишелю, с ног до головы политый
отборными ругательствами на старофранцузском, большую часть из которых он не
понимал, но на всякий случай попытался запомнить.
- Иди сам разговаривай с сэром Понтием. Только учти, он хам тот еще! -
буркнул он. - Или у вас принято некуртуазно обращаться с чужими оруженосцами?
Пропустив мимо ушей эти слова, сэр Мишель задумчиво посмотрел на
ломбардского рыцаря, потом снова на Гунтера.
- Послушай, а ведь у нас с ним поединок был. Выходит, он повержен.
- Ну и дальше? - угрюмо спросил Гунтер.
- Ты, победитель, должен забрать у него оружие и доспех.
У германца глаза на лоб полезли после эдакого заявления.
- Дудки! А потом он кинется в... polizei с жалобой на ограбление? Хочешь
его доспех - сам и отбирай. - Гунтер сел в траву, скрестив ноги по-турецки и
уперев подбородок в ладони, и мысленно повторил звучное словосочетание, которое
чаще всего проскакивало в славной рыцарской ругани.
Сэр Мишель, снова не понявший слова германца ("полисая" какая-то...), все
же не стал переспрашивать, решительно подошел к сэру Понтию, встал над ним в
победной позе и надменным тоном произнес:
- Сэр рыцарь! Ты повержен в честном поединке и должен отдать мне... э...
нам
свое оружие, доспех и коня.
- А ну брысь отсюда, щенок! - взревел сэр Понтий, сорвал здоровой рукой нож
с пояса и хотел было метнуть в сэра Мишеля, но молодой Фармер ударил его носком
сапога по запястью, выбив кинжал, и наступил подошвой сапога на руку.
- А знаешь ли ты, сэр Понтий, Ломбардский бастард, какая сила ранила тебя в
плечо и разогнала точно мух твоих приспешников? Знаешь? - Сэр Мишель надавил
сапогом на запястье, и сэр Понтий застонал от боли. - Это молния Господа
поразила тебя за то, что ты посмел столь неучтиво обращаться со святым
пустынником! И если ты погрешишь против рыцарской чести, тебя ждет куда более
тяжкая участь. Сдайся, не теряя достоинства доброго правоверного рыцаря!
Превозмогая боль, сэр Понтий протянул свободную руку, обхватил сэра Мишеля за
щиколотку и рванул на себя. Не удержавшись, сэр Мишель свалился набок, быстро
откатился в сторону, чтобы избежать возможного удара кинжалом, однако сэр Понтий
и не собирался нападать на Фармера. Вскочив на ноги, он схватил копье, тяжело
подбежал к своей лошади, удравшей при звуке выстрелов, неловко запрыгнул в седло
и галопом припустил в лес. Сэр Мишель бросился вслед, выкрикивая оскорбительные
эпитеты по адресу стремительно удалявшегося рыцаря, и едва не наступил на отца
Колумбана, тихонько лежавшего в траве.
- Отец Колумбан! - изумленно вскрикнул сэр Мишель, и несчастный старик
вздрогнул, будто его ужалила змея. - Что с вами, святой отец?
Осторожно приподняв взлохмаченную седую голову, отец Колумбан посмотрел на
норманна через плечо и, убедившись, что он не демон, вызванный нечистыми
заклинаниями сарацинов, а всего-навсего младший Фармер, слабым голосом
проговорил:
- Мальчик мой, ты не знаешь, что за дьявольские силы промчались над миром?
Сэр Мишель помог отцу Колумбану подняться, заботливо очистил его одежду от
налипших травинок и цветочных лепестков и, с трудом скрывая гордость, сказал:
- И не дьявольские вовсе это силы были, святой отец, но молнии Господа.
Они разогнали нечестивцев и поразили христианина, ступившего на греховный путь.
А оружие, изрыгающее молнии сии, принадлежит мне. То есть моему оруженосцу.
- Может ли такое быть? - Отец Колумбан недоверчиво взглянул на баронета.
- Может! - уверенно тряхнул засаленными волосьями сэр Мишель. - Пойдемте,
святой отец, я познакомлю вас с Джонни - так зовут моего оруженосца. К тому же
он желает исповедаться.
- Прекрасно, дитя мое! - оживился отец Колумбан. - Я с радостью выслушаю
его, отпущу грехи и, если он не откажется, расспрошу о чудесном оружии.
Опершись на руку сэра Мишеля, отец Колумбан засеменил к той самой березе,
".'+% которой у него состоялся столь неприятный разговор со странным сэром
Понтием. Подойдя к Гунтеру, сэр Мишель представил отцу Ко-лумбану своего
оруженосца, назвав его Джонни. Тот не стал возражать, к тому же все равно надо
было привыкать к новому имени. Гунтером он теперь останется только в разговорах
с самим собой и в воспоминаниях.
- Вот, Джонни, отец Колумбан готов принять твою исповедь! - радостно
сообщил сэр Мишель.
"Ага, теперь самое время исповедаться, - с раздражением подумал Гунтер. -
Я, простите, хочу как следует поесть и отоспаться. Желательно в постели, а не
под деревом".
- Да, конечно, после заката, когда я завершу свои дела, приходите в мой дом
и примите мое благословение. Кстати, а куда вы идете?
- Вообще-то я иду домой, - почесывая в затылке, сказал сэр Мишель. - Одного
боюсь - папенька начнет кричать и выставит нас взашей. Святой отец, может быть,
вы с нами сходите? Все-таки барон вас уважает...
- Уважает, - хмыкнул отшельник. - Я тебе не рассказывал, что монсеньор
Александр после твоего ухода из дому имел со мной беседу? Нет? Хорошая была
беседа, длинная.
- И о чем? - подозрительно скосился на старца Фармер-младший.
- "Ты позволил моему наследнику начитаться бестолковых книжек!" - явно
передразнивая голос барона, продекламировал отец Колумбан. - "И этот балбес
возомнил себя кем-то наподобие Ланцелота!"
- И вам досталось, - вздохнул рыцарь. - А книжки все равно были хорошие.
Правда, теперь я уяснил, что в наши времена все по-другому.
- Зато набрался жизненного опыта, - махнул рукой святой отшельник. - Это
тоже полезно. Не убили, не покалечили - и слава Богу. Ладно, я согласен.
Поговорю с бароном Александром. Идемте в замок.
Мишель, обрадовавшись покладистости монаха, грохнулся на колени и полез
целовать ему руку. Выглядело это не столько благочестиво, сколько шутовски.
"Рембрандт. Возвращение блудного сына, - умиленно подумал Гунтер, вставая и
разминая затекшие ноги. - Только туфли упавшей не хватает".
Он вспомнил, как поздней осенью 1939-го он был с военной миссией
"Люфтваффе" в России. Их долго и утомительно возили по разным аэродромам,
демонстрировали последние достижения русских авиаконструкторов, а в конце
поездки в качестве "культурного отдыха", как выразился на дурном немецком гид с
насквозь продувной рожей полицейского агента, их отвезли в Петербург, который
большевики переименовали годах в двадцатых в честь своего первого фюрера. И там
он, отстав от спотыкающегося на каждом слове экскурсовода, долго смотрел на
картину Рембрандта, виденную им до сих пор только на репродукциях. Странное было
ощущение - будто картина потускнела, съежилась от тоски, одиночества,
непонимания в чужой холодной стране. А может быть, просто показалось: в огромном
музее со множеством уникальных произведений искусства было на редкость дурное
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг