совсем другим комплексом работ.
Эти отклонения вывели меня из равновесия, и я, как теперь вижу, буквально
потерял голову. Как я теперь понимаю, мне чисто рефлекторно хотелось
восстановить порядок в течении земной истории, вмешаться в ход событий,
как-то исправить их, заставив развиваться в нужном, то есть предписанном,
направлении. Я лихорадочно действовал, но, по существу, бессмысленно
метался в погоне за ускользающими событиями. К этому времени, по Свитку
Судеб, на Марсе должна была образоваться колония людей со своим поселком.
Но ничего подобного не случилось. И я, почти импульсивно исправляя
ситуацию, перенес Орловку на Марс. Я действовал как в тумане в теперь
понимаю всю нелепость совершенного.
Отклонения в развитии земных событии от предсказанного в Свитке Судеб были
столь неожиданны, что я просто растерялся. Видимо, сказалась контузия во
время гибели Мирового Разума, и я не мог достаточно логически мыслить.
Я развил лихорадочную деятельность, пытаясь вернуть события на
предначертанный нами путь. Зачем? К чему? Теперь я и сам вижу нелепость
моих попыток.
На Земле я появлялся в человеческом образе, чаще всего в образе Ивана
Ивановича. Образ Ивана Ивановича создавался соответствующим отражением
видимых лучей. Еще миллионы лет тому назад в наших театрах широко
использовался этот специфический способ имитации. Как для ваших артистов,
имитирующих без грима какой-нибудь персонаж, требуется известное
мускульное усилие, так и в нашем способе имитации мы должны держать наши
органы электромагнитного излучения в известном напряжении.
Иногда, поглощенный своими мыслями, я забывал об этом и тогда, видимо,
пугал земных жителей своим "естественным" видом, к которому привык.
Как-то, бродя по Земле, я заметил бедственное положение одного молодого
геолога: он стоял по горло в глубокой луже и медленно засасывался илом. Я
сообщил ему импульс, геолог мгновенно оказался под облаками, а затем я
осторожно спустил его на Землю. Эти события не записаны в Свитке Судеб. Да
и вы - жертвы моей растерянности.
Мне остается только просить извинения, как говорят у вас на Земле.
Я сегодня же постараюсь исправить все, что напутал.
Марсианин умолк и глубже уселся в свое гранитное кресло. Все сидевшие
вокруг на сухих песчаных дюнах встали, наступила неловкая минута прощания.
Шофер давно мял кепку в руках.
- Товарищ... э... - начал он заикаясь, - поедемте с нами на Землю,
ей-богу! С такой-то головой, да вас на любое большое строительство
возьмут, консультантом, с оплатой по самой высшей ставке... Ей-богу,
договорились?
Марсианин молчал.
- Может быть, вы стесняетесь вашей физиономии? - продолжал неуверенно
Миша. - Так у моего напарника еще почище будет, и ничего... Едемте!
Марсианин отрицательно покачал головой.
- Куда же вы денетесь? - спросил Юрий.
- Никуда, - ответил марсианин.
- Что же вы будете делать?
- Мыслить, вспоминать прошлое.
- Вот так, один на всей планете, сидеть и мыслить? - воскликнул Юра. -
Может быть, вам что-нибудь нужно? В чем-нибудь помочь?
- Нет, мне ничего не надо.
Наступила пауза, которая становилась все более тягостной.
Группа, тихо ступая на носки, как в комнате тяжелобольного, начала
двигаться к поселку.
Иногда, оборачиваясь, она видели в красных лучах заходящего солнца
одинокую фигуру марсианина, сидевшего на камне. Молчали...
- Эх, жизня! - громким восклицанием нарушил общее молчание Миша, с сердцем
вытирая грязь с ботинок у ступенечек дачной лестницы.
По даче быстро семенила Матвеевна.
- Миша-разбойник все время молчком подкладывает в холодильник свежие
продукты. До чего, разбойник, додумался! Ночью, слышу, открывается дверца,
смотрю, какой-то сверток подымается со стола в воздух и - юрк в морозилку.
Свят, свят, говорю, рассыпься! Уж потом я сообразила, что это Миша. У нас
никто, кроме Миши, не любит горчицы, а в холодильнике появилась целая
банка, - довольная своей догадливостью, заключила Матвеевна.
Эту длинную тираду Матвеевны выслушали стоя, косясь на длинный накрытый
стол, где стоял ужин.
- Кстати, об ужине, - заметил доктор. - Сегодня мы заболтались и остались
без ужина. Надо сказать, и Шахрезада порядком устала. Она прекращает
дозволенные речи.
- Однако вы, доктор, кровожадный. Вы и на Марсе устроили какие-то
истребительные войны, - недовольно бросила Валя.
- Впрочем, за уничтожение Мирового Разума я даже вам, доктор,
признательна. Я думаю, и ночь спала бы плохо, если бы Мировой Разум не
кончил своего существования.
- Нет, я уверена, - твердила Валя, - будет все совсем, совсем по-другому.
Человек будет красив и духовно и физически, всегда, всегда!
Доктор в ответ пожал плечами:
- В дальнейшем, в первые тысячелетия, я согласен. Но пройдут века
Благоденствия, вы захотите жить тысячу лет и более...
- Нет, нет, - настаивала Валя, - я уверена, что найдутся возможности
неограниченного физиологического совершенствования организма, без
уничтожения самого организма, и что история фантастической цивилизации в
нашей повести порождена роковой случайностью, ошибкой физиолога Ню. Я
думаю, что на Х-планете может быть действительно найдено другое решение
проблемы бессмертия. Очень интересно знать, что стало с цивилизацией
Х-планеты! Как они добились закодирования нестарения клеток своего
организма? Как они избежали ошибки физиолога Ню?
- Ну что ж, очень просто: возьмите обратный железнодорожный билет до
Москвы, подберите подходящих спутников, и, может быть, за восемь длинных
суток вы получите ответ на ваш вопрос, а с меня довольно,- закончил
разговор доктор, закутываясь в одеяло.
ДЕНЬ СЕДЬМОЙ
К вечеру по привычке собрались в купе все участники затянувшегося
рассказа. Рассказ, в сущности, был кончен. Правда, надо было вернуть на
Землю Петра Николаевича с его группой, но все это не сулило каких-либо
неожиданностей в развитии фабулы.
С трудом упросили журналиста закончить рассказ.
- В то утро, - продолжал рассказ журналист, - Петр Николаевич, как всегда,
работал в своем кабинете. Как-то плохо вычислялось. С самого начала
пропала двойка, которая никак не хотела находиться, а потом - минус... Как
известно, по сравнению с другими грешниками физикам-теоретикам придумано
особое мучение: искать в вычислениях пропавшие двойки в минусы.
Вычисления не шли, Петр Николаевич шаг за шагом восстанавливал свой ночной
сон.
Начался сон так буднично, обычно.
Петр Николаевич медленно подымается по институтской лестнице и идет - он
отчетливо это помнил - на заседание Ученого совета по обсуждению профилей
аспирантских специальностей. На черной доске объявлений сиротливо белеет
какой-то листочек бумажки, прикрепленный кнопкой. Петр Николаевич
читает... Ровно в пять часов вечера в помещении Большой аудитории
назначается заседание Ученого совета университета. Повестка дня: 1.
Утверждение профиля человека на 8984 год. Ученый секретарь Аристотель. И
подпись по-древнегречески...
Заседание открыл Председатель Ученого совета профессор Невзоров. Как
всегда, он начал свое вступительное слово с энергией и подъемом.
Категорически заявил, что считает данный вопрос принципиально важным.
Впрочем, никто и не думал оспаривать важности вопроса, и такая страстная
категоричность была несколько излишней, но речь председателя чем-то
импонировала аудитории и, как всегда, принималась с привычной
благожелательностью.
Было очевидно, что председатель стремится как можно скорее закончить свое
вступительное слово, но терпит одну неудачу за другой. Вот, казалось,
попалась нужная фраза, конец близок, но фраза вдруг получает такой
вавилон, такой выкрутас, что оратор оказывается снова и снова отброшенным
почти что на исходные позиции. Минуты три оратор яростно раскручивает
неудачную фразу, обрывает на полпути, начинает новую и... повторяется то
же самое. Аудитория напряжена, стремится великодушно прийти на помощь
оратору, слышатся проекты отдельных фраз и слов, формулирующих мысль
оратора. И вот наконец председатель у финиша...
Из вступительного слова стало ясно, что вопрос, подлежащий обсуждению,
объединяет пять различных проблем, которые и предполагалось решить в
строгой последовательности.
Все казалось простым и ясным до того, как взял слово профессор Н. Н.
Землероев.
Профессор нашел такие сложности, такие неясности в противоречия в
поставленной перед Ученым советом проблеме, что в конце его выступления
оставалось мало надежды вообще когда-либо их распутать.
Оратор ясно показал, что не существует той строгой последовательности пяти
проблем, которые предлагались председателем для обсуждения. Более того, он
доказал, что три последние из перечисленных пяти проблем строго сводятся к
двум предыдущим, и, надо сказать, эти доказательства были проведены в
очень сжатой и изящной форме.
Многочисленные попытки членов Ученого совета обнаружить некорректности в
доказательстве Землероева успехом не увенчались. Вот уже второй час идет
горячая дискуссия на заседании Ученого совета о числе проблем,
содержащихся в поставленном вопросе...
Петр Николаевич хорошо знал профессора Землероева. Но, когда посмотрел на
него, то, к своему удивлению, вместо всегда корректного костюма увидел на
профессоре древнегреческую тунику; розовые пятки алели в искусно сделанных
сандалиях. Петр Николаевич долго не мог оторвать от них взгляда, а когда
опять присмотрелся, снова поднял глаза к лицу оратора, понял, что на
председательском кресле вместо Н. Н. сидит... Аристотель. Тот самый,
который столько лет стоял на книжном шкафу в кабинете Петра Николаевича.
У распределительной доски вместо лаборанта Володкина стоит, ухватившись за
рубильник, Герон Александрийский. Направо от Петра Николаевича вместо
Степанова, аспиранта из лаборатории теоретической физики, в характерной
позе сидит Будда. Сакья Муни безмятежно созерцает аксиомы Ньютона,
выписанные большими прописными буквами по белому полю и повешенные над
широкой черной лекционной доской Большой физической аудитории университета.
Петр Николаевич внимательно присматривается к присутствующим и
обнаруживает Канта, Гегеля, Ницше, Спинозу, Декарта, Демокрита, Беркли,
Платона, Лукреция и десяток других философов, знакомых по портретам,
гравюрам и скульптурным памятникам.
- Это собрание должно сказать, что есть человек и каковы пути его
совершенствования, каковы его цели, задачи и жизненные ценности, - слышит
Петр Николаевич голос Аристотеля.
"Человек - это двуногое, но без перьев", - так я определял когда-то
понятие человека. Почти две тысячи лет прошло с тех пор, и в настоящее
время я не считаю эту формулировку достаточной, хотя...
- Еще бы, - подмигнул Петру Николаевичу Бэкон Веруламский, - Аристотель
при любом случае не прочь напомнить о своих даже ошибочных положениях.
Удивительная претензия на непогрешимость.
Аристотель указал на какой-то шар. Гладкий, полированный, он медленно
вертелся без видимой на то причины, то катился по зеленому сукну стола, то
на мгновение застывал в спокойной неподвижности.
- Вот что мы должны обсудить, - продолжал Аристотель. - Это ли наше
будущее, к этому ли мы должны стремиться или сознательно направить
развитие человечества по другому пути.
- Шар! - воскликнул Аристотель. - Шар - круг! Круг обладает удивительными
свойствами. Нет ничего странного в том, что из удивительного происходит
нечто удивительное. Но самое удивительное есть соединение в одном
противоположных свойств. А круг есть действительно соединение таковых.
Смотрите! - Аристотель широким жестом пригласил аудиторию. - Нечто
противоположное проявляется прежде всего в линии, объемлющей круг. Это
выпуклое и вогнутое, которые так же отличаются одно от другого, как
большое и малое, и между которыми посредине лежит прямая, так же, как
между последними - равное. Наконец он в одно и то же время движется в
противоположных направлениях: вперед и в то же время назад. Линия,
описывающая круг, приходит обратно к той же конечной точке, из которой она
вышла...
- Старо!... Слышали!.. - крикнул Бэкон Веруламский. - Регламент!
Через секунду вся аудитория, что-то внезапно вспомнив, неистово кричала:
"Регламент, регламент!"
Ницше, мрачно насупив брови, бил кулаком по скамейке и рычал: - Регламент,
регламент! Так говорил Заратустра!
Аристотель рассеянно смотрел на них и беспомощно озирался. Наконец, Герон
Александрийский и Валера, подручный слесарь из институтских мастерских,
поставили перед Аристотелем огромные водяные часы.
Герон Александрийский из часового резервуара намочил платок и повязал им
голову: зной стоял страшный. Петр Николаевич посмотрел наверх, там вместо
грязноватого потолка голубело ярко-синее южное небо. Но Петр Николаевич не
страдает от жары, он, оказывается, сидит на сочной траве в густой тени
маслин.
Президиум расположился на самом солнцепеке большой поляны маслиновой рощи.
Аристотель непрерывно пьет воду из графина и обмахивается "Литературной
газетой". Пахнет сухим душистым сеном. Сквозь зелень маслин белеет мрамор
Парфенона.
- Слово имеет Иммануил Кант.
- Я не просил слова, - рассеянно повторяет Кант...
Разгневанный Аристотель сует Канту какую-то записку.
Даша, уборщица, тепло поздоровалась с Петром Николаевичем, стала рядом,
прислонилась к стволу маслины. Даша держала в зубах шпильку и поправляла
волосы.
- И чего спорють, - говорила Даша стоящему рядом Гераклиту. - Какие такие
цели, задачи в жизни? У всяк свое... Мой внучок Сашка говорит: нет ничего
лучше в жизни, как сидеть у речки с удочкой. У всяк свое... Всяк как
хочить, так и строчить... Живи как хочется... только не делай так, чтоб
другим от этого было плохо... - вздохнула Даша и о чем-то задумалась.
- Вы расскажите Канту о своих идеях... по поводу его категорического
императива... - вежливо говорит Даше Гераклит.
- О каких моих?.. Ничего у меня нету и сроду не было!.. Я даже в Комитете
Бедноты состояла в нашем поселке. - Даша поджала обиженно губы и
отвернулась от Гераклита.
- Я не знаю, что сказать... - продолжает Кант. - Все, о чем я думал,
изложено в моих книгах. Я думал о критических суждениях a priori, о чистых
наглядных представлениях, о категорическом императиве... а эта проблема
мне, к сожалению, не знакома. Мой привычный распорядок дня нарушен. Прошу
разрешения покинуть заседание, а также прошу указать мне дорогу домой... Я
так далеко никогда не заходил...
- Что? - переспросил Аристотель.
"Далеко не заходил", - зло комментирует кто-то из задних рядов.
Гегель жует губами: "Да, многие пошли и дальше Канта". И тихо Гераклиту
Темному:
"Дальше можно пойти двояким путем, дальше вперед и дальше назад..."
Гераклит что-то ответил, как всегда, темно и непонятно.
- Слово имеет Гегель, - возгласил Председатель.
- Гегель? Здесь этот мерзавец! Пустите меня, - кричал Шопенгауэр. - Я
уничтожу эту дохлую собаку!..
Гераклит Эфесский и Спиноза крепко держат Шопенгауэра за плечи, кто-то
кричит тонким пронзительным голосом: "Милицию, милицию!".
Мимо пробежали дворники. Ярко сверкают начищенные бляхи, гулко раздается в
маслиновой роще топот тяжелых сапог. Вдалеке затрещали свистки постовых.
- Не держите меня! Пустите меня! - кричит Шопенгауэр.
- Успокойтесь, успокойтесь... - грозно наступает Гераклит Эфесский, полы
хитона величественно развеваются по ветру. - Вы в свое время пожили,
побуянили... Не забудьте, сейчас двадцатый век.
- Все течет, - Гераклит засучил один рукав. - Все изменяется, - Гераклит
засучил второй рукав. - И нельзя...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг