глубокая ночь. Максимов несколько метров прошагал, закрыв глаза, чтобы они
привыкли к темноте. Прошел мимо машины. Стекла, двери целы. Признаков взлома
нет. Мирно помигивает красный глазок сигнализации. Был бы в салоне Конвой, не
было бы проблем. Лучшей сигнализации и капкана одновременно не придумать. Но
пес сейчас наверняка чутко спал, забравшись без разрешения на диван.
Максимов остановился, закинул голову, расслабленно свесил руки вдоль тела.
Со стороны могло показаться, шел человек - и вдруг пробило на лирическое
настроение, захотелось звезд и тишины. На самом деле он ждал.
"Если выглядишь, как еда, тебя обязательно сожрут, как говорят
американские морпехи. Кушать подано! Давай, не тяни. Я уже знаю, что ты умеешь
выжидать. Ты не бросился на меня в подвале, решил не мешать напарнику. Ты не
полез в драку, имея на руках раненого и обезумевшую старуху. Значит, ты знаешь,
что отступление не позор, а тактический ход. И еще ты умница. Или ты "вел" меня
от самого подвала, или рассчитал, что я обязательно появлюсь в клубе.
Провалилось в кафе, и ты не стал маячить поблизости, а просто пришел сюда и
стал ждать. Короче, ты достойный противник. Ты, как и полагается воину, готов к
смерти, но никому не дашь права так просто убить себя. Начинай, парень, не
тяни. Я готов".
Он засек движение в темноте, совершенно беззвучно темнота слева загустела,
стала приобретать контуры фигуры человека. Максимов плавно ушел с линии атаки,
качнулся вправо и нырнул вниз, прочертив ногой дугу над землей.
Противник оказался слишком опытным, чтобы попасться на подсечку. Легко
перепрыгнув через ногу Максимова, он оказался у него за спиной. Пришлось
нырнуть вперед, кульбитом вскочить на ноги. Едва успел уклониться от двойного
удара руками.
"Слишком хорош для уличной драки. Даже для крутого каратиста из спортзала
многовато, - оценил технику противника Максимов. - Ожидал, что покажет себя
классным бойцом, но не настолько же!"
Бились беззвучно и яростно. Противник искусно держал дистанцию, работал
бесстрастно и четко: серия ударов, уклон, опять атака. Максимов ушел в вязкую
защиту, хлестко отбивал мощные удары, готовясь использовать первую же ошибку.
Тянуть не стоило, слишком коварный и опытный попался противник- ни одного
банального хода, сплошная импровизация, все, что он проделывал, невозможно было
подогнать под известные стили.
Максимов блокировал мощный удар коленом в ребра, деланно застонал и
разорвал дистанцию. Но вопреки ожиданию противник не рванулся на добивание,
затанцевал вокруг, играючи выстреливая ударами ноги. Едва касаясь тела,
моментально отдергивал ногу и тут же хлестко бил ею в ту же точку. Особого
вреда удары не наносили, но должны были морально раздавить, заставить очертя
голову рвануться в атаку. Дразнил, демонстрируя полное превосходство.
"Будь по-твоему!" - решил Максимов.
Всем телом подался вперед. Противник в прыжке поменял ноги, теперь та, что
била в предплечье, превратилась в опорную. Дистанция сама собой увеличилась
настолько, что Максимов, реши он бить кулаком в грудь противника, неминуемо
должен был "провалиться", замереть перед образовавшейся пустотой и нарваться на
финальный круговой удар ногой. Но Максимов упал на колено, вскинул правую руку,
блокируя круговой удар ноги, а его левый кулак уже летел вверх. В ту секунду,
когда он должен был поршнем врезаться в пах противнику, Максимов почувствовал
тяжесть на правом плече. Невероятным кульбитом противник перелетел ему за
спину.
"Ни хрена себе!" - Максимов от неожиданности замер. Между лопатками сразу
сделалось ледяно, именно туда сейчас должен был врезаться удар.
Максимов оглянулся через плечо, заваливаясь на спину. Противник был уже в
низкой боевой стойке, руки напряжены, словно растягивал лук. Секунда- и
сорвется сокрушающий удар кулаком в голову. Словно в стоп-кадре, замерло лицо,
выхваченное из темноты светом дальнего фонаря.
"Молодой, сука", - мелькнуло в голове.
В конце переулка, подсвеченный со спины огнями Садового, возник контур
женской фигуры. Оглушительно громко зацокали каблучки.
Противник повернул голову. Зашипел по-змеиному. Максимов уловил, как рука
противника плавно скользнула к поясу. Пальцы Максимова сами собой нырнули в
карман рубашки, разворошили строй сигарет, ища твердое. Нащупал металлический
стерженек, Цепко сжал, потянул наружу.
У живота противника на фоне темной одежды уже икрился клинок. Поплыл
вверх, вычерчивая в воздухе серебристую дугу. Еще мгновенье-и он сорвется в
полет. А женские каблучки стучали все ближе, она бежала прямо на нож. Максимов
выбросил руку, шакен, хищно взвизгнув в воздухе, вошел в выпрямленную руку
противника, точно в сгиб кисти. Пальцы у того дрогнули, нож выскользнул из них
слишком рано, бестолково закрутившись в воздухе, цокнул об асфальт всего в
метрах двух, сверкнул злой искоркой и исчез в темноте.
Максимов упал на спину, всем телом оттолкнулся от жесткого асфальта,
рывком оказался на ногах. Противник, все еще в шоке, едва успел оглянуться.
Ударом ребром ступни в затылок Максимов мимоходом отправил его в нокаут, а сам
прыжком рванулся вперед.
Едва успел. Вика уже выхватила пистолет из сумочки.
Поймал ее на грудь, подхватил левой за талию, оторвал от земли. Пальцы
правой вцепились в пистолет, большим заблокировал взвод, не давая выстрелить, а
давила она на спусковой крючок отчаянно. До хруста вывернул ей кисть, вырвал
пистолет. Лишь после этого подбросил ее в воздух, у Вики вырвался короткий
крик, когда он мягко подсек ей ноги. Осторожно опустил ее на землю, прижал
голову к коленям и зажал ладонью рот.
- Дура! - выдохнул Максимов. Вика отчаянно затрясла головой. Максимов
сильнее вдавил ее в свои колени.
- Успокойся, пока башку не оторвал. Этого хватило. Убрал ладонь,
испачканную помадой и слюной. Вика хрипло задышала, снизу вверх посмотрела на
Максимова.
- Я... я... я... - пролепетала она.
- Потом расскажешь. - Максимов рывком поставил ее на ноги.
Противник все еще лежал, уткнувшись лицом в асфальт. Пятки
расслабленно вывернуты наружу. Суди по светло-коричневым туфлям, в кафе был
именно он.
Максимов решил познакомиться поближе. Но сначала прижал коленом к земле,
завел руки за спиной. Шакен глубоко вошел в правую кисть, Максимов пока решил
не вытаскивать стерженек из раны, иначе все вокруг зальет кровью. Достал из
кармана моток тонкого шелкового шнура. Ничего подозрительного в полуметре шнура
нет, а пригодиться может для многих полезных дел. Максимов набросил петлю на
большие пальцы противника, стянул, обмотал несколько раз. Оставшимся концом
туго перетянул кисть чуть выше раны. На несколько секунд прижал пальцы к сонной
артерии противника. Пульс был слабый, но ритмичный.
В карманах ничего интересного не нашел. Проездной на все виды транспорта,
немного денег. Ключей и документов не было.
- И кто же мы такие?- Максимов перевернул тело на спину. Всмотрелся в
бескровное лицо. Лет двадцать. Лицо трапециевидное, скулы высокие, лоб высокий,
широкий, брови густые, полукруглые, глаза широко посаженные, форма - типа
"ракетка", уголки глаз загнуты вверх. Нос прямой, короткий, широкий. Носогубная
линия глубокая, короткая. Губы правильной формы, нижняя чуть выступает, уголки
загнуты вверх. Подбородок острый, раздвоенный. Особая примета - шрам на правом
виске. Волосы густые, темные. Стрижка "а-ля сержант морской пехоты". То есть -
почти ничего. Все.
Распахнул рубашку на груди и тихо присвистнул. На правой груди у парня
красовался маленький черный иероглиф. Колят себе теперь все, что душе угодно,
мода такая. Но тибетский знак Черного воина - весьма подозрительная экзотика.
Максимов осмотрелся. Переулок никак не отреагировал на произошедший в
темноте бой. Тихо и пустынно. Мирно светятся окна.
У машины тихо всхлипнула Вика. Максимов досадливо поморщился.
Достал ключи, нажал кнопку на брелоке, снял машину с сигнализации.
Почему-то был уверен, что сюрпризов не последует. Не тот стиль. А почему парень
пришел один, сам расскажет, но чуть позже.
Подхватил на руки расслабленное тело, поднес к машине.
- Возьми ключи и открой дверь, - сказал Вике, прислонившейся к капоту.
Она послушно взяла ключи, долго возилась с замком.
- Вика, пожалуйста, побыстрее, - мягко потребовал Максимов. - Подъедут
менты а я тут изображаю солдата-освободителя из Трептов-парка.
Щелкнул замок.
- Молодец. А теперь открой заднюю.
Вика послушно распахнула дверь.
Максимов пристроил парня на сиденье. Постарался придать непринужденную
позу. Аккуратно. повернул его кисть так, чтобы шакен не терся о колени.
Встряхнул руками, сбрасывая напряжение.
- Так, теперь слушай меня, милая. - Максимов положил руки на ее
вздрагивающие плечи. - Ты ничего не видела, здесь тебя не было. Поняла?
- Да. - Ее глаза округлились. - Ой, у тебя кровь на губах.
Максимов машинально провел ладонью по губам.
Остался багровый мазок.
- Ерунда.- Облизнул соленые губы.- Теперь иди домой.
- А?
- Вика, на сегодня приключения кончились.
- Ма-акс! - Она потянулась к нему.
"Все! Психологическая хирургия, иначе нельзя",- решил Максимов.
- Иди домой, дура! - сказал, как ударил. Он оттолкнул ее, прыгнул в
машину, захлопнул дверь. Мотор послушно заурчал, стоило только провернуть ключ,
и сразу же заревел на второй передаче.
Машина, взвыв покрышками, задом рванула из переулка. Максимов заставил
себя не смотреть на застывшую в свете фар фигурку. Круто вывернул руль, -
ударил по тормозам, развернулся на месте. Фигурка исчезла, картинка в лобовом
стекле в секунду сменилась, теперь прямо перед бампером плясали огни Садового
кольца.
Максимов не удержался, бросил взгляд в зеркало заднего вида. Ничего,
только черный провал переулка.
"Мы в расчете, Диана-охотница, жизнь за жизнь. Дальше каждый за себя".
Ударил по педали газа, вклинился в поток машин. Облизнул губы. Вкус
острый, соленый. Вкус смертельной опасности и трудной победы.
Глава четырнадцатая
БЛЮЗ ОДИНОКИХ СЕРДЕЦ
Профессионал
Тащить за собой наружку по старой Москве практически бесполезно, они здесь
знают каждую подворотню. Белов это знал, но все равно блуждал по тихим
переулкам, уже без всякой цели, просто гулял. Поймал себя на мысли, что давно
забыл уже, как это делается.
Быстро смеркалось, и на душе становилось тихо и грустно.
"Старость - это вечер долгого дня", - вспомнил он прочитанную давным-давно
строчку. По молодости лет не придал ей значения, только отметил законченность
формулировки. А сейчас вдруг осознал, как же точно сказано: угасание,
воспоминания, умиротворение. Было многое, больше суеты и бестолковщины,
хотелось одного, а делалось совсем другое, мечтал стать самим собой, а
получился чьим-то знакомым, соседом по кабинету, отцом взрослых детей, мужем
женщины, которой привык верить, но так и не узнал до конца. И наступил вечер, и
ты понимаешь, что сделанного не изменить, потраченного не вернуть, и с
осознанием этого приходит покой. Сумерки, мягкий свет лампы. Щелкни
выключателем, и наступит ночь, забвение. Правильно поступают те, кто молится
перед сном в конце долгого дня.
Белов остановился, посмотрел на свое отражение в черном зеркале витрины.
Нормальный мужик на самом пороге полувека.
"Врут, что в здоровом теле здоровый дух. Не рожа, а реклама пива. А вот с
душой не в порядке", - невесело подмигнул своему отражению.
Совсем рядом вдруг запела труба. Чистый, высокий звук, показалось, шел
из-под земли. Белов удивленно завертел головой. Улочка была совершенно пуста,
ни машин, ни прохожих. А звук все нарастал, неожиданно сорвался и вновь забился
в нервном ритме.
Белов поднял голову. Прямо над ним болталась медная вывеска. Отступил.
"Джем-сэйшн бар", - прочел выпуклые буквы. Понял одно - джаз.
С фасада входа не обнаружил, сообразил, что звук действительно идет из-под
земли, надо искать вход в подвал. С торца дома лесенка уводила вниз. Дубовая
дверь открылась неожиданно легко. И он сразу окунулся в густой полумрак,
который, казалось, вибрировал от пронзительных звуков трубы. На высокой ноте
трубач оборвал мелодию, и тут же хриплым баритоном вступил саксофон. Полумрак в
зале сделался плотным и чувственным, как южная ночь.
Глаза немного привыкли, и Белов разглядел стойку бара. Пошел прямо к ней.
Забрался на высокий табурет. Осмотрел через плечо зал. Ремонт, очевидно,
обошелся в весьма скромную сумму. Подвал остался подвалом. Только атмосфера
изменилась. Уютно горели крохотные абажуры, бросая красноватый отсвет на
кирпичные стены. Столики и стулья, по-средневековому грубо сколоченные,
гармонировали с грубой кладкой потолочного свода и стен. Черные прямоугольники
в нишах, - наверно, картины, решил Белов, хотя ничего не разглядел. Оркестрик
разместился в дальнем конце на полукруглой площадке. Едва виднелись фигуры и
ярко вспыхивали зайчики на медных боках инструментов.
Стойка бара оказалась грубой конструкцией из гладко обструганных досок.
Белов машинально провел по ней рукой, оказалось, сработал мастер. Качество и
кропотливый труд скрывались за этой показной угловатостью и грубостью,
"Стиль!" - вздохнул Белов. Он вдруг почувствовал, что от сердца отлегло.
- Что будем пить?- Бармен улыбнулся, словно хорошему знакомому. У него
оказались пальцы музыканта. И благородной внешностью выгодно отличался от
коллег по общепитовскому цеху.
- Водку, - решил Белов.
- Простите, какую?
"Черт! Всю жизнь прожил в мире имен существительных: водка, пиво, колбаса,
сыр. И двух прилагательных- "наше" и "импортное". Как тут привыкнуть?!" -
немного смутился Белов.
- Смирновскую. Сто. И сок. - Вспомнил об невольном ляпе и добавил: -
Апельсиновый.
- Лед? - уточнил бармен.
- Не надо. - Белов усмехнулся - опять ляп. Бармен проделал все необходимые
в таком случае манипуляции и наконец поставил перед Беловым заказ.
- А кто сейчас играет?- поинтересовался Белов.
- Честно говоря, уже не знаю. Сегодня свободный вечер, приходи и играй,
что хочешь, но только хорошо. - Бармен опять вежливо улыбнулся. - На саксофоне,
если не ошибаюсь, Петр Володарский.
- Хорошо работают.
- А вы, извините за любопытство, к музыке отношение имеете?
- Еще в школе джаз лабал, - признался Белов. - Днем трубил в духовом
оркестре, а вечерами под Дюка Эллингтона выделывался. Девчонкам нравилось.
- О, так вы наш! - Бармен радостно сверкнул глазами. Придвинулся ближе. -
Не стесняйтесь, найдет настроение, смело идите на площадку и играйте.
- А помидорами не забросают? - усмехнулся Белов.
- Здесь - никогда!
Белов кивнул, пригубил водку. Бармен тактично отошел в сторону.
"Бог мой, хорошо-то как! Уйду, на фиг, из конторы и устроюсь здесь хоть
посудомойкой. Плевать на деньги и социальный статус. Пожить хочется!"
Какой-то частью он еще оставался самим собой - опером, с привычной
настороженностью контролирующим все вокруг, но другая часть уже расслаблялась,
убаюканная особенной, сердечной атмосферой этого подвальчика, музыкой и
полумраком.
Вспомнил, как мальчишкой-пятиклассником пришел в оркестр. Перед этим три
дня сипло трубил в пионерский горн, временно позаимствованный из пионерской
комнаты. Ничего путного выдуть из горна не удалось, наверно, он изначально
создавался лишь Для исполнения немудрящего проигрыша: "Взвейтесь гетрами, синие
ночи" на торжественных линейках.
Игорь Белов решил, что на настоящем инструменте получится гораздо лучше.
Но руководитель школьного духового оркестра тишайший Лазарь Исаевич сразу же
разочаровал. "Для трубы у вас слишком толстые губы, молодой человек", -
констатировал он, даже не дав приложиться к вожделенному инструменту. "А вы
Дюка Эллингтона видели?" - нашелся Игорь. Взгляд Лазаря Исаевича неожиданно
потеплел. "Вы будете играть, это я вам говорю. Не как Великий Дюк, но все же",
- произнес он. Пожевал губу и добавил: "Возьму такой грех на душу".
Лишь со временем, когда пальцы научились летать по регистрам, Белов понял,
что имел в виду седой, тихий и незаметный учитель пения. Музыка, не скованная
канонами, давала невероятную свободу: все, что копилось в душе, все, что
мешало, о чем мечталось, все можно было выдохнуть через празднично блестящую
медь трубы. И рождалась мелодия, неровная, как дыхание усталого путника, или
стремительная и щемящая, как полет подранка. Джаз. Чернокожие потомки рабов
умели в плаче обретать свободу, на инструментах, предназначенных для бравурных
маршей и игривых кадрилей, они научились молиться, утешать и вселять надежду.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг