Юрий Мамлеев.
---------------------------------------------------------------
OCR: Ихтик http://www.ufacom.ru/~ihtik/ б http://www.ufacom.ru/~ihtik/
---------------------------------------------------------------
Отражение
Виктор Заядлов уже почти не был человеком, даже по его собственному
мнению. Жил он уже несколько лет оседлым эмигрантом в Нью-Йорке, в маленькой
трущобной квартире. Работу он бросил (да ее и не было), жену сдуло, и больше
вокруг него ничего не стало. Кормился он на помойках и на социальное
пособие, которого боялся. Неожиданно, после многих лет нищеты получил он
небольшое, но терпимое наследство - однако это уже ничего не меняло, и он
позабыл о нем.
"Не все ли равно как жить", - подумал Заядлов в последний раз.
Да, не это было главное. Главное, было в том, что начала изменяться его
тень. Он заметил это впервые, когда писал письмо далекой бабушке в Москву.
Вместо тени от своих пальцев он увидел черные когти - сверхестественно
черные, ибо тень никогда не бывает так черна.
"Началось, началось, - в холодном поту подумал он, - я знал, что этим
кончится... Это конец".
Но он дописал письмо, словно ведомый когтями.
Впрочем, письмо было довольно добродушным, оно началось так:
"Дорогая бабуся! Привет из Нью-Йорка, из всемирного центра будущего. Ты
не умерла?! А я как будто бы умер, но в целом живой.
У меня все хорошо. Часто по ночам любуюсь небоскребами. А как тетя
Маня, тетя Катя и тетя Вика?" (На самом деле никаких таких женщин вообще не
существовало.)
После того, как Заядлов закончил писать, поставив последнее: "Не
забывай меня, бабушка", он опять поглядел на тень и увидел, что она стала
нормальная.
Заядлов страшно обрадовался этому.
"А не пойти ли мне погулять", - решил он от счастья.
И он прямо-таки побежал - вперед на Пятое Авеню, к рекламам, педерастам
и бизнесменам. По дороге он поблевал около большого клуба, который называли
почему-то храмом.
И пошел вперед - мимо огромных причудливых тридцатиэтажных банков,
малюсеньких церквей и теней от небоскребов. Там и сям появлялись нищие и
сумасшедшие. Секс Заядлов любил, но сумасшедших - никогда. Их было много в
этом городе будущего - но их некуда было девать...
Заядлов подмигнул раза два прохожим, на большее он не решался, хотя
помнил, что как-то раз ему ответили:
- How are you. (Хау а ю)?
Нет, он не был одинок. Заядлов вдруг юркнул в заведение, мокрое от пива
и от раскрашенных как на Марсе проституток, и запил, наклонившись над
единственной рюмкой виски. И тогда второй раз увидел свою тень: однако
вместо обычной головы была голова льва.
"Да нет, это кутенка, - успокоил сам себя Заядлов, наклонясь. - Всего
лишь кошка - и все".
Но потом вдруг вскочил, дико озираясь на невинных проституток. Тень
исчезла, ушла в потолок, в лампу, повиснув над головами дев. И Заядлов
выбежал из светоносного этого заведения.
Свернул в малолюдство: какая-то женщина одиноко свистнула: была она как
привидение, сошедшее с ума. Заядлов глянул вверх: там были небесного света
небоскребы, и в каждом окне было, может быть, по бриллианту.
Он не любил плясать перед небоскребами.
Итак, появилась какая-то новая, почти доисторическая тень, как будто
раньше он вообще жил без подлинной тени, оставаясь золотым счастливым
человечком.
Спустя три недели тень эта даже стала драться - словно из тени
высунулся коготь. И тогда он захохотал:
- Боже мой, я все понял, - кричал он в стену. - Это не сумасшествие, а,
напротив, обратный процесс! Я, наконец, становлюсь нормальным!
И он юрко, несмотря на драчливую тень, засеменил к своей новой жене.
Действительно, когда сдуло жену-эмигрантку, он приобрел вторую - из
местных, старуху лет семидесяти, якобы почти без средств, но все-таки с
небольшими деньгами, которые она не тратила с детства. Потому и накопилось.
Собственно, формально женат он не был, только - друг дома и полулюбовник.
Приходил он к ней раз в полгода, или, может быть, раз в три месяца - и это
считалось большой неразлучной дружбой. Почти мечтой.
Вот перед ней-то Заядлов и любил плясать.
Старуха - Мэри - терпела и это, скаля не то звериные, не то стальные
зубы, и все время спрашивала Заядлова:
- How are you. (Хау а ю.)
Тот отвечал грустным кивком.
Чужое небо Нью-Йорка с его ординарными звездами уже не мучило его...
Следовательно, после появления драчливой тени - он понесся к Мэри: на
забытом даже адом метро.
Мэри встретила его своей прежней, жизнерадостно-мертвой улыбкой:
- How are you. (Хау а ю.)
Много, много раз слышал это приветствие Виктор от всех просвещенных
людей Запада. И не всегда реагировал правильно на эти слова: ведь он был
чужеземец.
На этот раз он просто поцеловал Мэри, и они стали смотреть телевизор.
Иногда Мэри опять спрашивала: "How are you?" - или о погоде: "Не правда ли,
хорошая погода сегодня?"
Потом, после выступления регбистов и литераторов, она сообщила Виктору,
что скоро умрет, так как у нее серьезный рак. Заядлов промолчал, не веря, но
Мэри добавила, что для нее это большая проблема и что к ней ужа давно ходит
(она тратит на это немалую сумму денег) приличный психоаналитик: он
объясняет ей, что теперь делать и о чем думать. Виктор улыбался как во сне,
по-прежнему не веря, и ушел, смущенный.
А через два дня его тень стала разговаривать.
У Виктора пот ушел внутрь лба. А потом он разучился удивляться.
Впрочем, слова тени были пророческими: "Не смотри на свое отражение в
зеркале... Не смотри... Ты понял это?"
Утешило его только то, что на самом деле говорила уже не его тень - ибо
трудно было назвать то, что он видел рядом с собою, его тенью - лица,
например, уже не существовало, но грудь выделялась и особенно борода, хотя
на самом деле никакой бороды у него в земной жизни не было.
Но все-таки часто - на стене, в углу, где-то в полуклозете, среди
смелых тараканов - мелькала и его бывшая тень - но опять-таки в ней то
оказывался птичий нос, то коровье ухо, то горб демона, то еще что-нибудь
почище.
Если появлялся горб, то Заядлов обычно быстро бормотал - но горб, тот,
как правило, упорно молчал. А пророчество тени несуществующей бороды
(относительно зеркальца) Виктор запомнил на всю жизнь.
Собственно зеркал в его комнате никогда не было (там вообще почти
ничего из предметов не существовало), но Виктор стал теперь шарахаться от
зеркал и на улице, и в кафе, и где-нибудь в рекламном бюро.
Но одновременно его стали манить к себе зеркала. И он, становясь на
цыпочки, пытался заглянуть туда. Но в последний момент страх опрокидывал его
назад, а ум свирепел: "Гляди, умрешь, если увидишь свое отражение". Так и
жил он многие дни, вздрагивая от возможности увидеть...
В конце концов он снова решил сходить к жене.
Мэри встретила его доктором. Белый костюм сидел в комнате и оказался
психоаналитиком.
Виктор ответил самому себе, что цивилизации непонятны друг другу.
Психоаналитик же твердил свое:
- Да, Мэри, согласно диагнозу, вы через недели три умрете. Но у вас еще
много впереди: целые три недели. Живите активно. Гоните негативные мысли и
не думайте о смерти. Наслаждайтесь! Самое главное: наслаждайтесь! Секс (но в
меру), гипноз, хорошая еда - все годится. Наслаждайтесь - чем можете!
Мэри улыбнулась:
- Я согласна. А как же на том свете, если он есть?
- Если он есть, то думайте о нем только в терминах наслаждения.
- О'кей, - ответила Мэри.
- О'кей, - сказал фрейдист.
- А как же деньги? - спросила Мэри.
- Деньги будут и на том свете, - ответил психоаналитик. - В символах.
Косвенно. Но реально. Ибо деньги - не только деньги. ...Это - наше сверх Я.
- Не понимаю о сверх Я, но о деньгах понимаю, - ответила Мэри. - Милый,
- обратилась она, впервые за этот раз к Виктору. - Через три недели я умру.
Все, оказывается, подсчитано. У меня в банке останется немного денег. Доктор
говорит, что это чудо, потому что даже у мертвой у меня будут деньги! Ты
знаешь, я счастлива!
Виктор промолчал.
- Ну, хорошо, милый, - продолжила Мэри. - Приходи ко мне на лэнч через
три недели или около. Покушаем. Не знаю точно, сколько у меня времени будет
тогда. А сейчас уходи. Я буду наслаждаться...
Заядлов мгновенно исчез, поцеловав высокий лоб Мэри. Больше он свою
жену не видел (хотя один знак к нему пришел). Тень сказала ему (правда, во
сне), что его жену, Мэри, похоронили быстро, как-то даже чересчур
моментально, за десять почти минут, новейшим передовым способом.
Но Заядлову было не до Мэри, превратившейся в труп. Его парализовал
ужас перед своим отражением. Он порой чуть ли не нырял в зеркало, и тогда
где-то на краю зеркальной безбрежной поверхности появлялось предостерегающее
черное пятно, словно он сам в него превращался и видел свою смерть. Виктор
отпрыгивал, как потусторонняя кошка, от любых зеркал, пугая самого себя.
Иногда на улице, отпрыгнувши, он долго хохотал, один, скорчившись на
тротуаре среди небоскребов и ног механически бегущих людей. Однажды, правда,
одна собачка залаяла, увидев его. Он приласкал собачку от всего своего
больного ума...
Но один раз он поймал все-таки взглядом свое отражение.
Это случилось, когда он пришел как-то к себе в комнату. В ней никогда
не было зеркала, словно зеркало равносильно небу. Но на тот раз оно висело -
прямо посередине. Кто принес его? Вероятно, уголовники, они часто заходили в
его комнату, чтобы отдохнуть или просто унести от нечего делать последний
стул...
И тогда Виктор увидел того, кем был он. Больше всего его поразили глаза
- потусторонне-звериные и глядящие на него. Но убило его иное - черный
за-ужас, исходящий от всей странно меняющейся фигуры...
Когда он очнулся - он был в зеркале, двухмерный и полоумный, а "оно",
которое он видел в зеркале, гуляло по комнате.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 13.02.2003 14:49
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг