появлялся образ Надюши, и тут же она переключалась на Ваню, на жениха; он
был рядом, он существовал; иногда даже она путала их имена; когда Ваня
уходил в уборную, она, по-темному улыбаясь, говорила иной раз в ошалевшее
окружение: "А Надюша в туалет пошла... Дай ей Бог здоровья!"
И Ваня обычно нервно передергивался, когда Пелагея впотьмах ровным
петушиным голосом окликала его: "Надюша, Надюша!"
- Больно здоров Иван-то для Надюши, - усомнилась один раз Анастасия.
Очень любила Пелагея некоторые привычки Ванины, особливо как он ел:
аппетитливо, выжимая все соки из пищи и урча. Ей казалось, что тем самым он
дает жизнь не только себе, но и погибшей Наденьке.
- А вот за дочку, Ванечка, - подносила она ему жирные, в луке,
маслящиеся котлеты. - И первый кусок за нее... И второй.
Ваня жадно проглатывал все.
Иногда, расчесывая густые Ванины волосы, искала там Надюшины слезы.
- Много их у тебя, Ваня, - приговаривала она.
Справляли как-то день рождения Ванин. Единственное, что предложил Петя
- так он чаще молчал, - это объединить день рождения Вани и Надюши в один.
Пелагея за столом совсем распустилась.
- Ну признайся, Ваня, сукин ты кот, - сказала она, сомлевшими глазами
осматривая сына, - ты ведь любил Надюшу... Ну признайся...
Этот день стал переломным. Ваня наглел с каждым часом.
- Ну, конечно, любил! - громко кричал он на весь дом. - Да еще как! - и
рвал на себе рубашку.
После этого дня Ваня надел на шею медальон с фотографией Наденьки.
Теперь убийца ничего не боялся. И жизнь его пошла как по маслу... Через
полгода это уже был настоящий тиран в семье, маленький божок. Везде он
паразитировал на Надюшиной гибели, смердел и нередко целовал ее портрет.
"Малютка", - называл он ее теперь.
Работать он уже не желал, а хотел, чтобы Кондратовы его откармливали,
да получше. С их помощью он приобрел даже документы о своем якобы слабоумии.
И начал жить припеваючи: плечи у него стали сальные, гладкие, как у бабы, ел
он до невозможности много и очень часто пьянствовал, сидя с распухшей,
жирной мордой в радостно-лихорадочных пивнушках.
И лежа под одеялком, не мог нарадоваться на свою судьбу. А к "малютке"
он почувствовал что-то похожее на благодарность и нечто вроде юродствующей
любви.
На Кондратовых он уже так покрикивал, что Витя сбег из дому. А когда
Пелагея раздевала его, пьяного, в постельку, отмывая блевотину, то он ахал и
для строгости вспоминал "Надюшу".
Ее имя стало для него вроде талисмана.
Иной раз он вспоминал ее и во время полового акта, когда вдавливался в
пухлую женскую плоть.
Теперь, когда Ваню кто-нибудь спрашивал о жизни, о ее смысле, он всегда
отвечал, что мы живем в самом лучшем из миров.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 12.02.2003 15:27
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг